Ловчие Удачи

Шрам помрачнел. Опять эти мысли посетили его, выжигая остатки души ядом досады и ненависти. Зачему? Ведь этого пусть безжалостного и неотступного врага давно не было в живых? Пусть смерть последнего Xenos и не являлась его, Шрама, заслугой, но к гибели последователей он приложил-таки свою руку, и приложил основательно! А тот триумф должен был стать триумфом одного молодого аспиранта, но в итоге превратил юношу в ренегата, предавшего всё, во что он когда-то верил и чему служил, и кого теперь лишь немногие помнили как Шрама. Ирония состояла в том, что подлинное имя сохранилось только в памяти врагов, последнего из которых маг сокрушил с десяток лет назад. Однако время теперь не имело особого значения. Он уже давно обречен на незавидную участь жалкого призрака эпохи Сокрушения Идолов, не смея претендовать на спорное в своей почетности звание «Наследия».

Из какой-то, непонятной тогда ему самому зависти, Шраму хотелось уничтожить всех, кто подлинно оставался Наследием. Ведь сторонников у Аира имелось не так уж много, а в живых осталось и того меньше — по пальцам одной руки перечесть. Он очень хотел поквитаться, но успел настигнуть всего парочку выживших, одним из которых был старый мастер с острова Палец Демона. Тот, как оказалось, приютил одного из последних потомков Xenos. Словно малюсенький черепок от разбитого вдребезги горшка, который не достала из дальнего угла метла времени, тот отравлял Шраму существование.

Старый мастер конечно же оказался не промах, но годы брали свое, и Шрам, не без труда, но прикончил островитянина. Да что там? Испепелил мощным заклятием, и горстки пепла не оставив! Чернокнижник позже не без удовольствия вспоминал последние слова, которые он бросил бывшему мастеру «Диких мечей», ведь ранкены сами нередко произносили что-то над умирающим противником. Молодого же ученика и вовсе откинул, как щенка, даже не используя магию, а просто хорошенько резанув того по лицу припрятанным за пазухой шабером. Вышло случайно, но Шрам оказался настолько доволен столь удачным совпадением, что посчитал это достаточным и забрал лишь меч старого мастера, оставив у тела лежавшего без сознания ученика тот стилет, который оставил на юношеском лице горизонтальную метку.

Подул ветер, раскачивая кроны деревьев. Сквозь шум листвы донеслось карканье ворона и звон колокольни феларской миссии неподалеку. Шрам потер глаза — нет, ему не почудилось: по берегу прямо к нему шёл огромный черный как смоль пёс. Хоть руки и ноги чернокнижника отказывались слушаться, но он не паниковал. Бессмысленно скидывать путы pishogue*. Когда-то он лично наладил устойчивую связь с потусторонними явлениями Бездны для собственной пользы. Ведь там, за гранью мироздания, обретались многие, кто обладал незаурядными познаниями в области колдовства. Те, кого принято считать объектами суеверий простых смертных — разношерстное сборище существ из слишком близких миру плоскостей и измерений, как своего рода тонкой прослойки, предбанника Бездны.

Собака приблизилась на расстояние тринадцати шагов, села и заскулила протяжно и жалостливо. Что-то слишком громко в этот раз… Шрам не без смятения вслушивался в эту песню, ведь подобное наваждение в конце концов к тому и устремляло рассудок любого чернокнижника, ищущего прорицания или знака судьбы.

На месте глаз у черного пса зияли пустые впадины, из которых струились тонкие ручейки крови. Он прервался ненадолго, потом снова протяжно завыл, на этот раз заставив, казалось, сам окружающий воздух дрожать.

По спине Шрама невольно пробежал холодок — грим*сулил плохое предзнаменование. Собака увязалась за чернокнижником еще от кладбища возле Швигебурга. Сначала маг подумал, что это обычная дворняга, которая шатается за путниками и попрошайничает. Но, когда для верности поинтересовался у прохожих, видят ли они пса, все, как один изумленно таращились на пустой тракт и недоуменно вертели головой.

Шрам протянул руку и потрепал за ухом улегшееся у его ног животное. Полночный гость полежал немного, затем поднялся и медленно, на подгибающихся лапах захромал, жалобно поскуливая, к черной морской глади. Не потревожив её покоя, грим продолжил медленно брести, погружаясь, словно в складки прозрачного шелка. Маг с вновь возникшим смятением наблюдал, как пес исчез в Покинутом Море, покорно возвращаясь в Бездну…

Постепенно, сначала будто издалека, но потом всё ближе и ближе, вернулись звуки близкого города, последние удары церковного колокола и плеск волн. Перед магом стояла в нерешительности фигура, закутанная в накидку с надвинутым на лицо капюшоном. Незнакомец некоторое время явно собирался с духом под недружелюбным взглядом Шрама и, наконец, решившись, произнес:

— Рад приветствовать! Я искал с вами встречи, сударь. Мое имя — Кеарх, я из гильдии воров Швигебурга и хотел бы…

— С чем и поздравляю, — перебил его маг, — а теперь убирайся!

Чернокнижник прикоснулся к медальону, висящему у него на шее, и исчез. Через мгновение сильваниец увидел его силуэт в шагах тридцати от прежнего места. Эльф решил проявить настойчивость и последовал за Шрамом, пусть даже тот мог своими заклятиями фазового перемещения дать фору леприкону. Воспоследовавшая «погоня» длилась добрых полчаса, но, в конце концов, упорство Кеарха принесло свои плоды. Старик пребывал в подавленном настроении после увиденного и быстро сдался, наконец, выслушав настырного просителя, который продемонстрировал ему специальную метку для таких случаев.

Когда Шрам снял повязки с лица эльфа, то искренне удивился следу от проклятого клинка, который почитал уничтоженным каким-нибудь усердным сбиром из инквизиции или, на худой конец, оголтелым паладином. Они, являясь верными и недалекими прислужниками церкви, не раз крушили многие подлинные шедевры колдовского и кузнечного искусства, ведь ограниченное сознание не воспринимало ценность подобных артефактов. Чернокнижник цокнул языком, по достоинству оценив и удар, и мощь заклятия лезвия, после чего скорбно изрек:

— Увы, останется уродливый шрам. Вот и ты получил одну из тех регалий судьбы, которые часто носят, как свидетельство непростого наживного опыта. Только меньше повезло с тем местом, где она появилась. Я тут мало чем могу помочь, но, по крайней мере, рана затянется. Впрочем, о делах где попало не беседуют. Ты устроился на ночь у мэтра Николауса?

— По правде сказать не успел, — Кеарх готов был провалиться на месте, ведь подобный просчет мог дорого ему обойтись. Найти ночлег после полуночи было делом не сказать, что простым, но вызывало подозрения и кривотолки. Особенно в Фивланде, где всякий добропорядочный странник заботился о таких вещах заранее, иной раз посылая с кем-нибудь вперед весточку для мэтра, если не поспевал затемно.

— Однако! При таком-то роде деятельности? Тебе что, мало одного шрама? — изумился маг. — Ладно, прошу за мной. Думаю, в одной комнате переночевать сможем. Заранее предупреждаю, мои услуги стоят недешево, а должников я не оставляю в покое. Никогда.

К тому времени, когда обоз, с которым прибыли Карнаж, Скиера и Филин остановился у порога гостиницы, в заведении «У мэтра Николауса» уже вовсю клацали пивные кружки и скрипели от натуги дубовые стулья под седалищами не отличавшихся субтильностью телосложения постояльцев.

Не смотря на все протесты Филина, «ловец удачи» силком усадил того в повозку, а осла продал тому купцу, который вез в этой повозке товары в Лангвальд. Он даже пообещал присматривать за обозом, хотя действительно «присматривать» осталась только полуэльфка, а сам Феникс решил положить конец преследованию Кеарха, рыская по дороге, как голодный волк, пока двое спутников были в относительной безопасности среди купцов, для надежности сбившихся в большой караван.

Когда троица вошла внутрь, ужин был в самом разгаре. В центре залы, окруженной столами, парила в необычайном своей веселостью танце полуэльфка с черными, как крыло ворона, длинными волосами. Угольки её огромных глаз сверкали, словно звезды в ночи, когда она кружилась с бубном под восхищенными взглядами зрителей.