Лоскутный ловчий

Рванулись они одновременно, и Руэри не успел заметить, в какой момент. То вот стояли и ёрничали, а то растворились в темноте, сливаясь с ней, размазываясь в движении, размываясь перед глазами… Руэри успел только вскрикнуть и отчаяться, звук ещё уходил эхом в высокие ели, когда мальчик понял одну прекрасную вещь: для ши это движение не было ни размытым, ни внезапным. Пояс в руках Руэри дернулся влево, потом вправо — и на земле оказались две половины Фаррела, правда, на руке Экка повис, точно обозлившийся пёс, запустивший клыки глубоко Виллем.

Руэри с ужасом взирал на пробитый насквозь палец ши, прокушенную руку, вытягивающие кровь зубы, когда его внимание привлекло нечто более ужасное: Фаррел, даже разрубленный на две половины, все еще шевелился, кряхтел, пытался ползти. Волосы встали дыбом, когда зазвучал вдобавок его голос:

— Виллем, да помоги же мне, так не встать! Этот неблагой порубил меня, что твою капусту! Виллем! Виллем! Я тоже хочу его крови!

Лишь теперь Руэри обратил внимание, что ши как будто застыл в янтаре: из него пили кровь, но Экк даже не морщился и не шевелился, замер на середине жеста, почти снесшего голову и второму упырю!

— Экк! Экк! — ушки дернулись, и Руэри затряс всего ши, хватаясь за пояс изо всех сил, превозмогая темноту, тяжесть, слабость. - Экк! Он хочет тебя убить!

Гость из Нижнего мира слегка пошевелился, будто заинтересованно, как если бы услышал интересную новость. Руэри почувствовал: отливает от лица кровь — такими темпами Экк придет в себя тогда, когда пищи для упырей в нем уже не останется совсем!

— Виллем! Жадный ты урод! Помоги мне! — верхняя половина Фаррела подтягивалась на руках к нижней, подергивающейся всеми суставами. — Потом напьемся вволю, заруби мелкого паршивца, зудит что твой комар!

Руэри поглядел на лицо того, кого до нынешнего вечера считал своим другом, и с содроганием заметил, что бессмысленные от утоления голода глаза упыря теперь смотрят прямо на него. Руэри вздрогнул, Виллем стал втягивать клыки…

— Экк! Экк! Они хотят убить тебя и меня! Меня тоже! — вот здесь ши вздрогнул явно, поэтому Руэри продолжил, цепляясь в прямом и переносном смысле за свою последнюю надежду. — Они убьют нас! Они убьют нас и моих родителей! Потому что мы им не поможем! Экк!..

Виллем почти освободил верхнюю челюсть, когда оказалось, что это невозможно сделать. Ши сомкнул пальцы, выворачивая половину головы вверх, ибо во рту упыря был сжатый кулак. Экк держал упыря за лицо пробитой рукой, что смотрелось, пожалуй, даже более жутко, чем нашедший свою вторую половину Фаррел, подтягивающий в данный момент свои ноги, словно сползающие штаны.

Фаррел повернулся на удивленный хрип Виллема, расширил глаза, попытался вскочить на ноги, но снова упал в грязь:

— Жадный ты урод, Виллем, колдуй, не то он снесет тебе башку! — высокий голос ввинчивался в уши и Экку тоже, Руэри видел, как плотно они прижались к голове.

В то время как вторая рука ши замахнулась волнистым мечом, примериваясь отсечь Виллему голову.

Мгновение как будто замерло, стоило мечу двинуться навстречу упыриной шее: Руэри видел смазанную полоску летящего меча, раскрывшего рот Фаррела, нахмурившегося Экка, а вот Виллем, размытый по краям, копался, стараясь разомкнуть кулак. Меч продолжал медленно лететь, хотя мгновения теперь проходили часами, но и Виллему никак не удавалось освободиться. Руэри не мог даже моргнуть, ибо его время застыло вместе с остальными, быстрым был упырь.

Руэри удивляло, что он все это видит.

Чем ближе подлетал меч, тем больше волновался кровосос, тем яростнее становились его рывки — и Руэри ничуть не удивился, когда Виллем предпочел обломать длинные клыки, оставляя их в руке Экка, выламывая себе часть челюсти, но не лишаясь головы.

Мгновение продолжало длиться, и Руэри заметил, как Виллем подбегает к Фаррелу, хватает его, закидывает на закорки — и скрывается, рванув за ближайшее дерево, таясь за кустами и темнотой.

Руэри, наконец, моргнул, и мир зажил по-старому.

Экк под руками вздохнул, его пояс двинулся, крутка притиснулась к пальцам, но Руэри был рад даже таким неприятным ощущениям. Потряс ши на пробу еще раз, отчего Экк обернулся и поглядел под свой локоть, прямо на Руэри. Зеленые глаза волшебного и отчетливо живого господина прищурились, зрачки сузились, ему явно тоже было больно. Однако Экк улыбнулся, вытягивая длинные губы — упырям точно было больнее. От этой улыбки, первой за долгое время, направленной именно ему, преобразившей лицо взрослого радостью, подбадривающей и поддерживающей именно его, Руэри, захотелось заплакать. Вместо этого он глубоко вздохнул, постарался подумать трезво: этот взрослый даже не принадлежал их миру, не то что интересовался конкретным рыжим мальчиком, просто была схватка, просто было событие, просто Руэри пригодился…

— Ты молодец, Рыжий король, — шалашик самообладания оказался из соломы, его уверенно разметывал один голос Экка, теплый в глубине, добрый голос. — Если бы не ты, мне не помогли бы ни моя скорость, ни мой меч, пусть они никогда не подводили меня раньше. И я снова прошу помощи.

Лицо ши исказилось отчетливой гримасой боли, хотя он быстро взял себя в руки, Руэри видел: боль не ушла, она затаилась даже в уголках глаз. Если приглядеться, в уголках глаз скопилось очень много невыплаканных слез… Руэри мотнул головой. Что за невыплаканные слезы? Какая притаившаяся боль? То, что ши неприятно, ясно и так — в его ладони торчат упырьи зубы!

— Прошу, вытащи их из моей руки, — левая ладонь опустилась ближе к Руэри, позволяя рассмотреть повреждения. — Только намотай что-нибудь на свои пальцы, клыки ядовиты.

Если бы эту рану видела матушка Руэри, она бы завздыхала так, как вздыхала, когда сердилась: часто и жарко, насупливаясь и темнея лицом. Уж очень криво торчали иголки зубов, уж очень сильно пробили руку, уж очень неприятно смотрелся продырявленный указательный палец. Руэри лекарем не был, волшебным даром не обладал, но вздохнул в точности, как она. Такую добрую руку не годилось пробивать упыриными клыками.

Обмотал свои пальцы рукавом, потянул клыки по одному вверх, складывая их в подставленный здоровой рукой носовой платок, стараясь не смотреть в лицо Экку и не прислушиваться к его дыханию, чтобы не сбиться. Когда последний, восьмой игольчатый зуб был извлечен из ладони, Руэри на пробу поднял глаза — в лице не было страдания, но мелко и часто дрожали подвижные уши. Кровь из руки не сочилась, хоть это было хорошо в укусе упырей: стоило им вынуть зубы из раны, она схватывалась их слюной, спасая жертву от бесполезной кровопотери, продляя ей жизнь, давая упырю массу шансов снова изловить свою добычу. Ранки, правда, все равно выглядели не блестяще, поэтому Руэри замотал их своим платком, не таким уж и чистым после недели на вольных хлебах.

Экк поглядел на это странно, словно не мог понять — что это значит, приподнял изогнутые брови и постарался завязать свой платок в узел, чтобы спрятать клыки, похоже, в кошель на пояс или в сумку, болтающуюся на одном плече. Руэри перехватил платок опять, за кончики, завязал, передал Экку обратно, ши благодарно кивнул, и вопрос к нему вырвался сам собой.

— Экк, а ты не знаешь, почему Фаррел не умер, когда ты разрубил его пополам? — Руэри постарался не придвигаться к взрослому ближе, им надо было срочно двигаться на выручку маме с папой, но упыри тоже были где-то в темноте, стоило разобраться хоть в чем-то.

— Увы, Рыжий король, я сталкивался с упырями давно, и это были очень мертвые упыри, — Экк помрачнел, припоминая, уши дернулись крупно два раза, а потом снова мелко задрожали. — Они бродили по болоту, истребляли живность, пили кровь, хотя давно забыли, зачем им это делать, их разум поглотила Трясина, а тела отпустила порезвиться. Так что знания мои не так велики, — удрученно и недовольно подобрался.

— Не расстраивайся, Экк, может, они тоже исчезнут с рассветом? — Руэри очень хотелось бы поверить в собственную успокоительную ложь, но он сам слышал, что выпитая кровь поддержит в монстрах силы. Впрочем успокоить ши почему-то тоже очень хотелось.