Станция

– Колычев на приеме. Дементьев у аппарата!

– Привет, Кир! Как там у тебя? Ночь наступает? Постельку стелешь? – я узнал по голосу Сашку Королева, моего друга по радиоэфиру с базы в Полярном. Он всегда меня пытается подколоть как-нибудь.

– Да боюсь, не до сна мне будет, Сань, – усмехнулся я, – Неизвестно, как поведет себя автоматика в условиях полярной ночи. Кстати, данные принял?

– Ага, все как в аптеке, не беспокойся, – заверил Сашка, – Как у тебя там обстановка?

– Да пойдет, вот к зимовке готовлюсь, припасы считаю.

– Ну, тогда не буду отвлекать благовоспитанного бурундука, – опять попытался сострить Сашка, – Если край совсем будет, вызывай, по возможности постараемся аэросани прислать.

– Да как вызывай-то? Рация слабенькая, сияние не пробивает…

– Ну, знаешь что, с рацией и дурак вызовет, ты так попробуй!

– Ладно, хватит трындеть, конец связи, – оборвал я Сашку.

– Конец связи, —отозвалась рация. Что-то щелкнуло в динамике, и эфир наполнился ровным шипением.

Сашка все-таки балабол. Интересно, какой он из себя? Наверное, тоже молодой пацан, вроде меня. И, наверняка, не такой дурной, каким себя пытается показать. Дурь здесь быстро вылетает. Или сама по себе, или старшие товарищи выбивают один раз и навсегда. А иначе не выжить здесь.

Помню, как из меня Валентиныч дурь вышибал. Я потом долго гематомы мороженой рыбой да ягелем вместо подорожника лечил. Послал он меня раз за консервами на склад. Уходил он тогда на лодке к дальнему мысу ретранслятор развернуть. Ну, и я, как бывалый сталкер, должен был на станции остаться, один герой на весь Север. Смаковал я предстоящие приключения в своем воображении, да так в облаках завитался, что дверь на склад закрыть забыл. А ночью туда медведь залез, да раздербанил весь наш почти полугодовой запас продуктов. Ох, и отлупил меня тогда Валентиныч! Неделю я спать не мог – ребра болели. Да все вообще болело. Бил он меня по-взрослому, со всей силы и куда придется: я ведь и чуть всю программу разведки не запорол, и нас с ним едва на голодную смерть не обрек. А такого здесь не прощают даже новичкам.

Зато потом учил он меня и зайца выслеживать и бить, и силок на лемминга ставить, и рыбу добывать чуть ли не руками. На том и прожили почти всю зиму.

Я потянулся к подоконнику за кружкой, отбил ей лед в анкерке с водой, зачерпнул и поставил на буржуйку. Мокрое донышко тотчас зашипело от прикосновения к раскаленному металлу. Я сыпанул из банки добрую горсть заварки. Люблю иногда чифира попить. Странно, дома отродясь пить бы не стал эту горечь, а здесь, после того как намерзнешься, кажется, будто ничего вкуснее на свете нет. И не надо тебе ни конфет, ни лимона к чаю. Впрочем, сахару я все же сыпану. Я открыл ящик стола и достал длинный пакетик с порцией сахара. Интересно, правда ли: говорят, чудак, который такие пакетики изобрел, задумал так, чтобы ломать их посередине и высыпать сахар в кружку из двух половинок, но когда узнал, что все просто надрывают их с одной стороны, лишился рассудка. Смешно все-таки, из-за какой ерунды люди порой сходят с ума, что-то там переживают, расстраиваются. А с другой стороны, как мало порой требуется от нас, чтобы оправдать ожидания другого человека. Что ж, дорогой изобретатель сахарных пакетиков, я не стану огорчать тебя.

Я сломал в пальцах пакетик с сахаром пополам и высыпал содержимое в кружку с закипающим чаем.

Глава 3. Метель

За окном не на шутку разгулялась метель. Монотонно шипит на столе рация – она постоянно включена в режиме приема на случай, если вдруг прорвется сквозь вьюгу позывной Полярного. Ветряной генератор под действием шквала молотит как сумасшедший, поэтому разрядка аккумуляторов меня не страшит.

В такие дни я обычно жадно набрасываюсь на свою библиотеку. Год назад, когда я прилетел на станцию вместе с аппаратурой, я привез с собой много книг. Многие я прочел за прошлую зимовку. Осенью вертолетом мне подвезли еще. Библиотека в Полярном достаточно скудна, однако в ней хранится отличная подборка русской классики, а также зарубежной и отечественной приключенческой прозы.

Здесь не читается все подряд. Волей-неволей оказывает влияние та простейшая трехмерная система координат, в которой ты находишься: время – пространство – человек. Поэтому вся остальная макулатура вроде дешевой беллетристики или экзистенциальных мелодрам кажется здесь просто неестественной. Нет здесь таких понятий как депрессия, измены, алчность и подлость. В этом мире есть только неумолимость тягучего, как кисель, времени, грандиозность пространства и сила мысли и тела человека, в одиночку в чем-то приспосабливающегося, а в чем-то противостоящего первым двум.

Я открываю затрепанную многими моими предшественниками книгу и погружаюсь в чтение. Сегодня я могу себе позволить: раз в два часа нужно убеждаться, что автоматика исправно передает метеорологические данные диспетчеру в Полярном и ответить на вызов по рации, если таковой будет. Больше дел у меня сегодня нет. Лишь бы не сбоила аппаратура. За окном еще пару дней будет бушевать такая вьюга, что отойти на десять метров от крыльца будет означать неминуемую потерю ориентации и смерть. Затем погода стишает и, может быть, даже выдастся несколько солнечных деньков. И вот тогда нужно будет успеть откопать входы в помещения, провести ревизию всей аппаратуры, подсчитать и восстановить все, что поломала буря и пополнить запасы воды и еды в радиорубке.

Отложив книгу, я вглядываюсь в буйство метели за окошком моего барака. Часто задумываюсь о том, почему судьба распорядилась так, чтобы именно я оказался здесь? И может ли существовать для современного инженера, рационалиста и материалиста, такое понятие как судьба? Что это? Архаизм из лексикона бабкиных причитаний, которым удобно оправдывать любое свое действие и бездействие? Или неведомый пока нам точный закон зависимости положения человека в пространстве и времени, подобный тому, подчиняясь которому два бильярдных шара, столкнувшись под определенным углом между траекториями их движения, меняют направление и катятся в лузы по углам стола?

…Петербург. Я бегу по коридору мимо аудиторий учебного центра. В отпущенные десять минут перерыва между занятиями мне нужно успеть слетать на пару этажей вниз и выбрать в «Детском мире» какой-нибудь подарок племяннице. Мимо меня проносятся двери учебных классов с табличками: «Управление проектами», «Проектирование энергосберегающих систем», «Эффективный руководитель» и какие-то еще. Бог мой, чему только здесь не обучают! И недаром сюда съезжаются повышать квалификацию люди со всей страны самых разных возрастов и профессий.

Возле аудитории с надписью «Вопросы кадрового обеспечения предприятий наукоемких отраслей» я замечаю двоих уже немолодых мужчин с одноразовыми пластиковыми стаканчиками с кофе. Один, что постарше, что-то рассказывает другому, а тот в ответ лишь сочувственно качает головой.

– Понимаете, север уже не тот Север, что при советской власти, – краем уха улавливаю я, – Раньше работать на севере было не только почетно, но и прибыльно. Сейчас, конечно, гораздо лучше жилищно-бытовые условия полярников, но о престиже профессии говорить уже не приходится. Да и деньги… Раньше северянин приезжал на Большую Землю состоятельным человеком и мог купить себе автомобиль, квартиру в кооперативе или отдыхать между вахтами на лучших курортах Союза! Я уже не говорю о всевозможных льготах. А сейчас? Любой не самый талантливый менеджер среднего звена в столице зарабатывает больше «северянина», при этом он сидит в уютном офисе с чашкой кофе и каждый вечер ходит домой к жене и детям. Ну, и зачем ему лететь черт знает куда, выживать, мерзнуть, гробить свое здоровье, месяцами не видеть родных? Но это еще полбеды! Так ведь нанять некого! Молодежь не только не хочет работать, но ведь и не знает ничего, кроме компьютерных программ! А старики постепенно уходят… Кто туда поедет?

– Я поеду! – резко развернулся к ним я. Густые брови под очками рассказчика удивленно вздернулись.