Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 37



А вот как Г. В. Чичерин оценивал общие итоги конференции: «Генуэзская конференция была явлением сложным, большую роль в ней играл растущий буржуазный пацифизм, который, несомненно, в недалеком будущем еще проявит себя: в Генуе в угоду ему правительства Антанты много говорили о реконструкции Европы, хотя на самом деле в конкретной работе для этой реконструкции делалось очень мало. Основной же вопрос Генуэзской конференции заключался в том, будет ли совершаться самостоятельное экономическое развитие России с помощью иностранного капитала, но без подчинения ему, или же он приобретет в ней господство.

Российская делегация подверглась всем утонченным приемам зазывания и кокетства: как в известной притче сатана обещал Иисусу превращение камней в хлеба и господство над расстилавшимися перед его взором царствами, если Иисус поклонится сатане, точно так самые соблазнительные перспективы открывались перед Советской Россией в награду за признание господства капитала. Можно сказать, что именно в Генуе с наибольшей яркостью выдвинулся основной вопрос русской политики: подчинение капиталу или самостоятельное развитие с его помощью, или, еще точнее, сделка, но не кабала. Именно поэтому формальным базисом всей деятельности российской делегации в Генуе была Каннская резолюция о равноправии двух противоположных экономических систем; равноправии, но не подчинении одна другой»[133].

внешнеэкономические связи России после Генуи

Параллельно с дипломатическими признаниями нашей страны с Советской Россией заключались торговые и экономические соглашения. А кое-где они заключались даже до такого признания. По умолчанию началось признание государственной монополии внешней торговли (контракты стали заключаться не только с кооперативными, но и государственными организациями нашей страны).

В первые три года советской власти (1917–1920 гг.) двусторонней внешней торговли как таковой не было, имел место лишь ввоз самых жизненно важных товаров, да и он осуществлялся контрабандно, а для оплаты использовалось золото. Таможенная статистика появилась в 1920 году. Как видно из табл. 10, торговля была преимущественно «улицей с односторонним движением», дефицит торгового баланса был громадным.

Пассивное сальдо по нашему внешнеторговому обороту составило в этот период сумму около 410 млн руб. зол. Лишь в течение 1922/23 операционного года пассивность торгового баланса начинает изживаться. Экспортный план на 1922/23 год был определен в сумме 208,4 млн руб., импортный – в 226 млн руб.; пассивное сальдо определилось в 17,6 млн руб. Однако после Генуэзской конференции высшими правительственными органами была дана директива сбалансирования ввоза и вывоза. Директива эта была выполнена, и хозяйственный год впервые после прихода власти большевиков был закончен с активным сальдо в 23,1 млн руб.[135]

Формально кредитной блокады России после Генуи уже не было. Но и долгосрочных банковских кредитов нам не давали. Впрочем, кое-какие подвижки по части краткосрочных торговых кредитов стали наблюдаться. Эти подвижки стали особенно заметными в 1924 году. Уже в 1924/25 годах иностранные торговые кредиты по импорту представили крупный источник финансирования внешней торговли страны. В 1924/25 годах при зарубежных покупках и заказах на 766 млн руб. было получено кредитов 273 млн руб., из которых 191 млн руб. торговыми представительствами и 82 млн руб. хозорганами. При среднем сроке в 4,6 мес. среднегодовой кредит составил 109 млн руб.[136]

Определенные успехи появились и на фронте концессий с участием иностранных компаний (табл. 11).

Можно заметить, что пик концессионной деятельности пришелся на 1923 год, т. е. непосредственно на год, следующий после Генуэзской конференции. Видимо, заявления советской делегации на конференциях в Генуе и в Гааге о гарантиях для иностранных компаний по концессионным соглашениям звучали достаточно убедительно.

Первые плоды уже через год стал приносить российско-германский договор, заключенный в Рапалло. На его основе уже заключались конкретные торговые контракты. После Рапалло торговый оборот Советской России с Германией вырос более чем в два раза в течение 2–3 лет: если в 1921/1922 фин. год он составлял 72,2 млн рублей, то в 1924/1925 году достиг 149 млн золотых рублей. Но росла не только торговля. Развивалось также военно-экономическое и военно-техническое сотрудничество. Первые соглашения по военному сотрудничеству были заключены в конце ноября 1922 года между фирмой «Юнкерс» и советским правительством. Главное из них предусматривало производство металлических самолетов и моторов. Всего при участии немцев к концу 1925 года на заводе в Филях было построено 170 самолетов. 14 мая 1923 года в Москве состоялось подписание договора о строительстве химического завода по производству отравляющих веществ (акционерное общество «Берсоль»). После подписания в июле 1923 года договора с фирмой «Крупп» у нас было налажено производство гранат и снарядов.

Одной из форм налаживания экономического сотрудничества явилось создание смешанных обществ. Еще до Рапалльского договора были учреждены советско-германские общества: по транспорту – «Дерутра», по металлам – «Деруметалл», по воздушным перевозкам – «Дерулюфт» и другие. В течение 1922 года были образованы: «Русско-германское торговое акционерное общество» с участием концерна Отто Вольфа (договор от 19 октября 1922 г.); «Русско-германское торгово-транспортное общество» («Рустранзит») для перевозок по советской территории в Иран с участием гамбургской фирмы «Роберт Венкгауз и Ко» (апрель 1922 г.); «Германско-русское химическое акционерное общество» (декабрь 1922 г.). В 1922 году были заключены соглашения с фирмой «Крупп» относительно сельскохозяйственной концессии на Дону (январь 1923 г.), с семеноводческим обществом «Дойче Заатбау – Акциенгельзелльшафт» (октябрь 1922 г.) и другие.

К марту 1923 года было выработано соглашение об обмене советского зерна на германские промышленные товары. Под поставки 15–20 млн пудов зерна из Советской России в Германию немецкие банки должны были предоставить кредит в твердой валюте. 16 апреля 1923 года германское правительство одобрило соглашение, однако предложило оформить заказы на промышленные товары не менее чем на 50 % авансовой суммы. Соглашение с поправками утверждено немецкой стороной 9 июля 1923 года на заседании правительства, которое придавало коммерческой сделке и политический, и экономический характер.

В 1923 г. германские предприниматели имели на территории СССР 16 концессий в торговле, транспорте, легкой и лесной промышленности. На 1924 год также согласовано предоставление кредита под поставки советского зерна[138].

Следует отметить, что Германия признала советскую монополию внешней торговли после Италии, Швеции и Ирана; принципиальная основа была создана для этого в Рапалльском договоре в форме положений о равноправии систем собственности и с наибольшим благоприятствованием[139].

О так называемой генуэзской валютно-финансовой системе

Парадоксально, но почему-то конференцию в Генуе чаще вспоминают не в связи с «русским вопросом», а в связи с той валютно-финансовой системой, которая сложилась в мире в период между Первой и Второй мировыми войнами. Эту систему в учебниках, словарях и энциклопедиях называют «генуэзской», сообщая читателям, что она возникла на основе решений той самой конференции 1922 года. Согласно сложившейся традиции, историю развития мировой валютно-финансовой системы принято делить на четыре этапа, причем каждый этап привязан к соответствующей международной конференции. Соответственно выделяется четыре вида систем:



133

Там же. С. 324.

134

Статья «Расчетный баланс СССР» // Финансовая энциклопедия.1927.

135

Статья «Расчетный баланс СССР» // Финансовая энциклопедия.1927.

136

Там же.

137

Статья «Концессии» // Финансовая энциклопедия. 1927.

138

Блинов М. Дипломатия и внешняя политика СССР в 1920-е годы // Советско-германские отношения в 1920-е годы. URL: http://www.moscowia.su/projects/konkurs/raboty/2009/1175-diplomatika-i-vneshnyaya-politika-sssr-v-1920-e-gody.

139

Ахтамзян А. А. Советско-германские экономические отношения в 1922–1932 гг. // Новая и новейшая история. 1988. № 4. С. 46.