Страница 67 из 69
Больше всего на свете желая поскорее убраться из этого душного места, я направился к двери, но тут Иуда заявил:
— Ты лишился веры, Каин. Тебя развратили. Раз ты так себя ведешь, ты не достоен высочайшего звания вождя нашего народа.
Я замер на месте и, обернувшись, предупредил:
— Осторожно, брат, это жутко напоминает измену. А измена Пророку карается лишением свободы.
Лицо Иуды стало пепельным, и он стремительно выбежал из зала. Я помчался в свой особняк и засел у себя в кабинете. Я углубился в изучение священных писаний, и приступил к созданию своей собственной версии.
Я работал часами, расшифровывая и сжигая старые, часто совершенно невразумительные откровения, написанные моим дядей Давидом в последние годы его жизни. Я очистил нашу веру от унизительных обрядов и, вооружившись ручкой и бумагой, создал новые законы и правила, которые не будут больше угрожать невинности наших детей.
Я так усердно работал, что не заметил, как зашла Луна, и за окном забрезжил свет нового дня. Я работал так усердно, что заснул прямо за столом с ручкой в руке…
Я проснулся от внезапного удара по голове. Глаза защипало от боли, и вокруг всё поплыло. Я повернулся, чтобы дать отпор тому, кто на меня напал, но тут мне на голову натянули мешок, и меня окутала темнота. Я попытался освободиться, но руки и ноги стягивали крепкие узлы. Меня подхватили чьи-то руки и вынесли из моего дома в холодный предрассветный воздух.
По моей тунике и штанам пробежал легкий ветерок, до меня донесся звук отпирающейся двери и эхо бегущих по каменному полу ног.
Я снова попытался высвободиться, попытался ослабить узлы, но они были слишком крепко стянуты. Тяжело дыша, я услышал, как открылась еще одна дверь. Затем меня швырнули на жёсткий пол, моя голова ударилась о каменную стену, и тело пронзила острая боль.
Меня окружили звуки шаркающих шагов, затем с моей головы резко сорвали мешок. Я заморгал от яркого света. Когда я немого пришел в себя, то увидел четыре серые каменные стены, мне в нос ударил запах сырости и пота.
Затем я поднял глаза. Поднял глаза и увидел Иуду, брата Луку и ещё двух одетых в чёрное последователей-охранников. Все они таращились на меня.
Иуда смотрел на меня, словно на чужого.
— Сейчас же отпустите меня! — рявкнул я.
От полученных ударов раскалывалась голова. Когда мой брат-близнец никак на это не отреагировал, я принялся бороться со сдерживающими меня верёвками, а затем прорычал:
— Как ваш Пророк, Я требую, чтобы вы меня выпустили!
Какое-то время никто не двигался, а потом они развернулись и направились к выходу.
У меня бешено заколотилось сердце, и я закричал:
— Иуда!
Мой брат-близнец замер, а затем, вернувшись ко мне, встал у моих ног и сказал:
— Ты — Иуда, брат Пророка.
Он указал на меня, и от его слов у меня округлились глаза.
— Ты обвиняешься в измене Ордену и будешь сидеть в этой камере, пока я не решу, как тебя наказать.
Он повернулся, чтобы уйти, но тут я снова закричал:
— Ты не можешь так поступить! ИУДА!!!
Иуда застыл на месте и, повернувшись ко мне, покачал головой.
— Нет, брат. Это ты — Иуда, — он поднял руку и сорвал со своих волос ленту. Длинные каштановые пряди рассыпались у него по плечам, совсем также, как носил их я, будучи Пророком. — А я — Пророк Каин. Я — предсказанный Пророк Ордена. И мне нужно готовиться к священной войне.
С этими словами Иуда вышел, захлопнув за собой дверь, и камера погрузилась в темноту. Он бросил меня одного. Предал собственного близнеца. Своего брата. Единственного родного ему человека…
— ИУДА!
Эпилог
Флейм
Раздался стук в дверь. Распахнув ее, я увидел стоящего на крыльце АК. Не говоря ни слова, он протянул мне две маленькие коробочки и одну большую. Взяв их в руки, я почувствовал, как внутри у меня все сжалось от волнения.
АК откашлялся.
— Здесь всё, брат. Удачи тебе, ладно? — ухмыльнулся он и, помахав мне рукой, вернулся к себе в дом.
Не успел я закрыть дверь, как из ванной вышла Мэдди. И я, блядь, замер. Увидев ее, я непроизвольно сжал в руках коробки.
На ней было длинное белое платье без рукавов. Ее длинные черные волосы волнами струились у нее по спине, спереди с обеих сторон волнистые локоны были заколоты цветами.
От моего пристального взгляда Мэдди покраснела.
— Мэдди, — прохрипел я.
Пригладив руками платье, она спросила:
— Я нормально выгляжу?
— Ты выглядишь просто потрясающе.
Мэдди опустила глаза, затем взглянула на меня из-под длинных черных ресниц.
— Это глупо, но мне хотелось одеться соответственно случаю. Мне…
Она сглотнула и, нервно сжав руки, сказала:
— Мне хотелось быть для тебя красивой этим вечером. Когда мы это сделаем. Когда свяжем себя этими узами.
У меня из груди вырвался стон, и я ответил:
— Для меня ты всегда красивая.
— А ты — для меня, — ответила она.
Я взглянул на свои кожаные штаны, ботинки, байкерский жилет и нахмурился. Я был одет как всегда.
Мэдди подошла ко мне и улыбнулась. Указав на зажатые у меня в руках на коробки, она спросила:
— У тебя есть все, что нам понадобится?
Я кивнул, и Мэдди протянула мне руку.
— Ну что, пойдем?
Сердце выпрыгивало у меня из груди, но я вышел из дома и направился вслед за Мэдди в лес. Было темно и холодно, но я видел лишь идущую впереди Мэдди и ничего не чувствовал. Вообще-то, я почти не заметил, как мы добрались до реки.
Отпустив мою руку, Мэдди повернулась ко мне лицом.
— Мне нравится находиться рядом с водой. Я так много времени провела взаперти, что просто обожаю звук журчания ручья и запах свежего воздуха. Я... я не могла придумать для этого лучшего места. Мэдди показала на небо.
— Ночь тоже ясная. На небе ни облачка. Звезды и Луна выглянули посмотреть.
Но я не потрудился поднять глаза. Какие нахрен звезды и Луна, когда у меня есть она? Я не мог отвести от нее взгляда.
Я едва мог дышать.
Я едва мог дышать, зная, что это гребаный день нашей свадьбы. Или, по крайней мере, нашей версии.
Я попросил ее выйти за меня замуж несколько дней назад. Я знал, что сделал это неправильно. Но я только что был с ней, и Мэдди, как всегда, украла мое гребаное сердце, и мне вдруг стало ясно, что она должна принадлежать мне полностью. Она — мне, а я — ей…
***
Мы лежали в постели, я держал Мэдди в объятьях, ее голова покоилась на моем плече. Ее учащенное дыхание стало глубоким и размеренным, стало ясно, что она засыпает. Положив руку мне на грудь, Мэдди тихонько вздохнула, и тут я понял, что мне этого недостаточно. Мне хотелось больше того, что у нас было. Хотелось всего. Мне было необходимо заполучить ее всю без остатка. Сделать ее своей.
Глубоко вздохнув, я перекатился на бок, и Мэдди соскользнула с меня. Она удивленно распахнула свои сонные глаза, а я взял ее за руку и выпалил:
— Я хочу на тебе жениться.
Мэдди затаила дыхание. Ее зеленые глаза стали огромными. Спустя некоторое время она сглотнула и тихо прошептала:
— Правда?
Я кивнул, затем помотал головой, пытаясь объяснить свои чувства. Я коснулся рукой ее лица и сказал:
— Мне нужно, чтобы ты стала моей. Чтобы ты целиком и полностью принадлежала мне. Чтобы ты стала Мэдди Кейд. Мне нужно знать, что ты никогда меня не бросишь.
Мэдди по-прежнему молчала, поэтому я поднес к губам ее безымянный палец и поцеловал. Но затем, она положила руку мне на щеку и сказала:
— Флейм, мое сердце замирает от счастья от одной только мысли, что я могу стать твоей женой. Но мы не придерживаемся никакой веры. И... и я не смогу стоять перед твоими братьями и моими сестрами на свадебной церемонии. Только представлю себе, что окажусь в центре внимания, и меня охватывает такой ужас, что мне становится тяжело дышать. Не думаю, что смогу это сделать. Даже заговорить и обручиться с тобой перед чиновником. Боюсь, что не справлюсь с чем-то подобным.