Страница 7 из 8
Следующий участник нашей дискуссии – Сергей Александрович Князьков (1873–1920), отечественный историк, автор крупных трудов как по Московской Руси, так и по Петровской эпохе. Служил чиновником в Государственном и Санкт-Петербургском архивах МИД. Печатался в Санкт-Петербурге, Москве и Ростове-на-Дону. Главный труд Князькова "Из прошлого русской земли…”, повествует обо всех этапах российской истории, с древнейших времен вплоть до эпохи Петра Великого с его многочисленными преобразованиями. Особое внимание уделял началу правления дома Романовых и воцарению Михаила Романова. В вопросах раскола старался сохранить объективность, хотя обвинялся в излишней идеализации дореформенного православия на Руси.
О важности православия в жизни русского народа говорит тот факт, что православная религия воспринималась русским человеком как его самоидентификация, как отличительная особенность от всех других народов. Не столь важно, кто ты по национальности, да и какая могла быть расовая чистота русской нации после вековых набегов хазар, половцев и печенегов, после трёхсотлетнего владычества татар? Раз ты православный – то наш, русский, и такая самоидентификация русских людей сохранялась вплоть до падения самодержавия в 1917 году.
О национальности
В царской России первая и единственная всеобщая перепись населения была проведена в 1897 году. В опросном листке было 14 пунктов, и ни в одном из них не спрашивалось о национальности, но были пункты о вероисповедании и родном языке. Потом, в советское время, ввели новый признак идентификации – советский человек, то есть человек как гражданин некой политической системы. И наконец, в наш век всеобщей политкорректности мы все стали россиянами. Как правильно сейчас говорить о самоидентификации в современной России? Например, ты кто: русский россиянин или татарин россиянин? А может быть православный или магометанин? Первый вариант смотрится глупо и даже обидно, а второй абсолютно точно, но не полно. Во-первых, для паспортного времени нет принадлежности к некоему государству, а во-вторых, куда девать в этой идентификационной системе атеистов? Зарубежные государства, запутавшись в наших политико-веро-национальных признаках, идентифицируют нас по языку: если язык, на котором ты говоришь, русский, значит, и ты русский, будь ты по национальности казахом или украинцем.
Русский человек тех времён понимал термин «православие» буквально как «правильно славить Бога». Быть православным для него значило безоговорочно, как повелось от дедов, хранить обряды и ни в чём не отступать от них. Хотя у католиков был тот же самый Бог, что и у православных, но они его славили, на взгляд православных, неправильно, он мог обидеться и наказать всех – и католиков, и православных. У магометан другой Бог, и пусть они его славят как хотят, это их дело, и наказывать Бог будет только их. Из этой нехитрой логики выходит, что католик (латинянин, как их звали на Руси) худший враг, чем иноверец. Затем, уже в Российской империи, деление населения по религиозному признаку сохранилось, и не вызывало трений между различными конфессиями, за исключением тех, кто был связан с христианством, – католикам и иудеям. Первых не любили за «неправильность» их христианских обрядов, а вторых не могли простить за то, что, по преданиям, их предки мучили и убили Иисуса Христа.
Конечно, такое понимание народом православия свидетельствует о его непросвещённости. Но столь ли важно это было тогда, когда страну разрывали соседние государства, а внутри царило беззаконие? Православие, как объединяющая сила в период татаро-монгольского нашествия, в годы удельной княжеской раздробленности XIV–XV веков, в Смутное время государственной территориальной неопределённости конца XVI – начала XVII века, когда отсутствовали чёткие светские законы и власть имущие проявляли бессилие и беспринципность, позволило русскому народу сохранить национальную самостоятельность. Только за одно это нужно низко поклониться русскому православию.
Вторая, важнейшая роль православия на Руси – это просветительская. В XVII веке не было другого института, кроме церкви, который мог сыграть эту роль. Основная литература на Руси была религиозного плана, написана на церковнославянском языке, условия для неспешного, кропотливого творческого труда были только в монастырях, где имелись библиотеки с книгами, в том числе и на греческом и латинском языках. При храмах создавались школы, в церковные книги включали учебные разделы, ориентированные на прихожан. Целями русского православного образования были обучение служения Богу и моральное совершенствование прихожан. В нём по сравнению с католическим образованием не давались знания языческой истории и культуры, а также естественных наук.
Третья роль – воспитательная. Для средневековой Руси только христианство давала морально-этические нормы человеческого общежития, сформулировав понятия, что хорошо, а что плохо. Ориентированная на человека массы, она оказывала ему моральную поддержку в тяжёлые времена, удерживала его от плохих поступков и в то же время сдерживала беспредел власти, пугая её неизбежностью высшего Божеского суда. Своими красивыми храмами, торжественными службами с песнопениями, интересными библейскими рассказами церковь выполняла всё то, что сейчас делают искусство, театр, живопись, литература.
Четвёртая роль, о которой редко в России вспоминают, – это миссионерская. Процесс освоения Сибири носил в основном ненасильственный характер, скорее всего это было расселение русских в поисках личной свободы (в Сибири не было крепостничества) и свободных земель с благоприятными условиями для сельского хозяйства, охоты и рыболовства. Коренные народы Сибири не подверглись физическому уничтожению, как это было в Северной Америке в период испанских и португальских конквистадоров, они не были лишены личной собственности и свободы. Освоение Сибири нельзя сравнить и с завоевательной политикой европейских стран, когда они действовали «мечом и крестом», создавая Тевтонский и Ливонский рыцарские религиозно-военные ордена. Роль православия состояла не в насильственном крещении местных языческих народов, а в закреплении русских поселенцев на новых землях, создании условий для их религиозной и моральной близости с европейской частью
России, что позволило России на века закрепиться на обширных сибирских пространствах. Значение Сибири для России в наше время, в XXI веке, никому объяснять не надо: пожалуй, без неё мы бы и не выжили.
Итог всему вышесказанному про дореформенную Русскую Православную Церковь подводит Н.М. Коняев, солидаризируясь с С.А. Князьковым: «Если непредвзято посмотреть на жизнь Руси в XVI–XVII веках, мы обнаружим, что наряду с государственным строительством, ратными заботами, производительным трудом, как самостоятельная – организующая всё и определяющая сила присутствует в этой жизни святость» /16, с. 175/.
Однако не всё так красиво и гладко было в русском православии, как казалось со стороны иноземцам, считают другие участники нашей дискуссии. Иначе не свершился бы церковный раскол, как бы ни старались внешние недоброжелатели или какие бы глупости ни делали церковные иерархи. Шло накопление проблем, которые в итоге составили некую «критическую массу», расколовшую русскую церковь. Искать эти проблемы надо начиная со времён принятия христианства на Руси в 988 году. Как отмечает П.С. Смирнов «При принятии христианства русские обратили особенное внимание на внешнюю сторону последнего. Христианские храмы, их святыни, общественное богослужение, служители церкви – вот что привлекало к себе русских христиан» /28, с. 9/.
В полемику вступил Петр Семенович Смирнов (1861–1917). Закончил Санкт-Петербургскую духовную академию, в которой стал доцентом по кафедре истории и обличения (!) русского раскола, затем профессором. В течение многих лет состоял редактором журнала «Миссионерский сборник» и журнала «.Христианское чтение». Основные научные труды П.С. Смирнова были посвящены истории русского раскола, в которых он придерживался стороны официальной Русской Православной Церкви. Наиболее известная его книга «История русского раскола старообрядства», изданная в 1895 году, рекомендована к употреблению при изучении раскола в духовных семинариях и была удостоена премии московского митрополита Макария. Что меня поразило при чтении этого труда, так это огромное количество ссылок па различные источники, их перечень в конце книги занимает 30 листов убористого текста! Это иллюстрирует ту тщательность, с которой дореволюционные авторы подходили к выпуску в свет своих произведений.