Страница 32 из 33
Закончил я со своими заметками где-то за двадцать пять-тридцать минут. Воспоминания были свежи, чем и можно объяснить то, что я так быстро все записал. Отложив в сторону тетрадь, я взглянул в окно. На улице уже почти рассвело и было безлюдно. Время показалось мне подходящим для того, что я собирался сделать. Да, самоубийство — это большой грех по христианским меркам, но что же мне оставалось делать?! Навязчивый комплекс «хорошего человека» не позволял мне написать явку с повинной — я боялся косых взглядов и осуждений… Так что придется мне уже окончательно и бесповоротно наложить на себя руки.
Квартира наша располагалась на десятом этаже, так что шансы выжить были очень маленькими. Это и хорошо. Я взял лист бумаги и написал:
«В моей смерти прошу не винить никого, кроме майора Владимира Анатольевича Маликова. Ты мог бы и сам отомстить за погибшую от рук мафии Лиановского семью, но ты этого не сделал. Дам тебе один совет: не проси другого о мести за себя. Месть — замкнутый круг: сделанное тобой к тебе же вернется. На моей совести уже восемь смертей, но я этого не желал и сломал себе жизнь. Прощайте все. Новицкий В.М.».
Оставив записку на столе и положив рядом с ней тетрадь, я вернулся в спальню. Настя спокойно спала, не подозревая, что скоро станет вдовой. Я стоял и долго смотрел на нее.
— Прости меня, любимая, что покидаю тебя… — тихо сказал я. — Не вини меня… Счастья тебе с другим, более достойным тебя человеком…
Я, стараясь не разбудить супругу, поцеловал ее в лоб. Прошел на балкон и стал смотреть вниз. Времени было около четырех с половиной часов утра. Ветер ударил мне в лицо, пробрался под рубашку, заставив сжаться от холода. Но мне было все равно, холодно на улице или нет. Я снова посмотрел по сторонам — кругом шелестели ветвями на ветру деревья, не было ни машин, ни пешеходов, что меня порадовало.
Все же я боялся сделать то, о чем сейчас мечтаю, но деваться было некуда. Жить с осознанием того факта, что погубил невинного человека, невозможно. Гриша, почему же ты был столь правильным?.. Почему ты все-таки собирался доложить на меня в полицию, когда я тебе объяснял, из-за чего встал на скользкий путь?
Машинально сунул руку в карман и нашел там какую-то маленькую книжку; прочитал название и понял, что это тот самый сборник молитв, который подарил мне отец Порфирий в канун Нового года около тридцати лет назад, когда мне было семь лет. А я уже и забыл об этом. Но читать не стал — не до этого мне сейчас — а просто положил обратно в карман.
Держась за стену, я взобрался на перила балкона и снова посмотрел вниз — высота была подходящей для того, чтобы разбиться насмерть, чего мне и хотелось. «Господи, прости меня… Простите, Настя, Гриша и остальные…» — пробормотал я про себя и, сильно оттолкнувшись ногами от перил, полетел вниз. Единственное, что я успел почувствовать, это свист ветра в ушах, а потом резкий удар об асфальт, и долгожданная темнота накрыла меня с головой.
========== Эпилог ==========
От лица Анастасии Новицкой
Когда, проснувшись, я не обнаружила рядом Вадима, то сильно испугалась. Сколько я его ни звала, ответом была мне лишь тишина. Я сразу пошла искать его по всей квартире и, зайдя в гостиную, нашла на журнальном столике тетрадь, куда он записывал все свои воспоминания, и лист бумаги. Молясь, чтобы это не было предсмертной запиской, я стала читать. Но все-таки это было именно то, чего я опасалась больше всего. Быстро надев куртку, я выбежала на улицу и увидела большую толпу людей, оживленно что-то обсуждавшую. Догадавшись, в чем дело, я пробралась сквозь нее и увидела страшное зрелище: весь переломанный, с разбитой головой, Вадим лежал на асфальте в луже крови… боже мой, как мне неприятно вспоминать об этом… При виде этой картины мне стало плохо, и я, хоть и не упала в обморок, но пошатнулась и села прямо на асфальт. Народ, разумеется, сразу же оказался рядом… А придя в себя, я стала вызывать «скорую»: может быть, его еще можно спасти?
Врачи приехали и объявили, что ничего не могут сделать… Его увезли в морг, а я осталась, растерянная, пытаясь собраться с мыслями. Из-за чего он это сделал? Я не понимала: его записка ничего не объяснила, в ней он только обвинял во всем Маликова. Это показалось мне довольно странным: неужели за одиннадцать лет он так и не успокоился? Или он опять что-то совершил? Да, я не потеряла способности здраво рассуждать даже при виде своего любимого, лежавшего всего в крови…
Я вернулась обратно в квартиру и решила прочесть последние записи мужа. Может быть, я смогу найти ответы на мучающие меня вопросы?
«Мария скоро пришла ко мне жаловаться на свое горе, желая, видимо, получить хоть какое-нибудь утешение от меня, но мне было очень неприятно смотреть ей в глаза и утешать ее. Ведь я же был заказчиком этого убийства… Поэтому я отделался лишь общими фразами сочувствия и поспешил проводить ее до двери.
А до того я почувствовал большое облегчение, узнав о смерти Павлова, до прихода Марии ходил очень довольный, а ночью мне приснился кошмар».
Это была недавняя запись. Заказчик убийства? Как Вадим мог «заказать» этого несчастного?! За что? Неужели за то, что он опять пообещал донести на него в полицию? Я, конечно, понимаю, что мой покойный муж страдал «комплексом хорошего человека» и всегда очень болезненно относился к тому, что другие могут узнать о его прошлом, но идти на такой шаг ради сохранения своего реноме?! Нет, это уже слишком.
Я продолжила чтение, желая узнать, что же случилось, что Вадим решился спрыгнуть с десятого этажа. Во сне ему явилась душа Павлова, а затем его стала мучить совесть, и дошло до того, что он все же покончил с собой. На мои глаза навернулись слезы. Несчастный… Зачем он обратился к Крестовскому с такой просьбой? Он боялся тюрьмы — это я понимаю, но ему все равно было не уйти от расплаты. И вот он выбросился с балкона — и это с его стороны хуже, чем если бы он пошел в полицию и сдался… Зачем он это сделал? Даже обо мне не подумал… А мне без него будет очень сложно жить.
***
Полиция в первые дни очень интересовалась этим случаем: что я пережила во время допросов — рассказывать не хочу. Конечно, я не сказала оперативникам, что послужило причиной самоубийства Вадима. Зачем говорить, кем он был, хоть и не по своей вине? Но в конце концов это забылось: мой несчастный муж сам выбросился из окна… какой уж тут состав преступления?
***
На его похоронах было мало людей — Маликов вместе со своей женой, Крестовский и Крохин. Первые двое о чем-то говорили между собой, затем подошли ко мне со словами утешения. Владимир смотрел в землю, стыдясь посмотреть мне в глаза, Раиса обнимала меня, а я старалась держаться, чтобы не расплакаться у них на глазах. Однако это у меня не очень-то получалось… Скоро Маликов ушел, забрав с собой Раису.
На Андрея Юрьевича я старалась не смотреть, поскольку именно из-за него я стала вдовой, но он сам подошел ко мне и, опустив глаза, сказал:
— Простите меня, Анастасия Олеговна. Это целиком и полностью моя вина. Знаете, это уже вторая ошибка, которую я допустил в жизни.
— А первая была какая? — меня почему-то заинтересовал этот вопрос.
— Не могу сказать. Скажу лишь, что в молодости я был падким на деньги, и это не принесло мне счастья. А Павлов, видя это, не мог с этим смириться и ушел из ФСБ. Он был хорошим человеком, но порой очень правильным.
— Вы стыдитесь того, что убили его, не так ли?
— Не я убил, но да, мне стыдно. Я не знал, что Вадим примет это так близко к сердцу. Видно, психолог из меня никудышный. Еще раз простите меня. Я готов всячески вам помогать.
— Не стоит, — решительно сказала я. — Из-за вас погиб мой муж, и я вам этого не прощу. Я вижу, что вы раскаиваетесь, но не могу вас простить. Вадим хоть и убил за свою жизнь семь человек, но не убил свою душу. А вы так и не смогли понять этого и думали, что раз он сделал это, то он уже холодный и бессердечный уголовник. Сделайте для меня только одно: отдайте это, — я спохватилась, что забыла вручить Маликову записку, протянула ее Крестовскому, — Владимиру. Пусть он оставит ее себе. Ему обязательно нужно это прочитать.