Страница 27 из 33
— Папа все время называл ее плохими словами и сказал, что она ушла от нас.
— Это ужасно… Мне тебя жаль, Вадим, но ничего не поделаешь. Однако Бог милостив и когда-нибудь тебе воздаст. До свидания.
Я тоже попрощался и вернулся домой. Меня встретила бабушка и сказала, что отец на меня уже не сердится и снова бить меня не станет. Это порадовало меня, но ненадолго. Весь оставшийся день отец хмурился, но больше ничего не говорил.
========== Моя безумная идея и роскоши — “нет”! ==========
Бегство никогда не бывает окончательным выходом. Куда бы ты ни бежал — ты всегда бежишь от себя.
Сергей Лукьяненко. «Фальшивые зеркала»
Через несколько дней
После похорон Олега Сергеевича, прошедших довольно скромно — за гробом шли лишь я да Настя, несмотря на то, что он был известным бизнесменом — я твердо решил продать нашу квартиру, а на вырученные деньги купить или же снять другую, попроще. Ведь квартплата была довольно большой — да это и неудивительно! «Ближняя дача» — элитный комплекс. После нашей с Настей свадьбы, узнав, какой шикарный подарок сделал ныне покойный тесть своей любимой дочери, я искренне возмутился. Не буду называть цену нашей квартиры — она наверняка введет услышавших о ней людей в ступор. Скажу лишь, что мне, в бытность мою начальником следственного изолятора с зарплатой сорок тысяч рублей в месяц, пришлось бы всю жизнь копить деньги, да и то бы не удалось! Правда, весь бизнес Олега Сергеевича и его счета перешли по его завещанию ко мне, но я продал его дело. Ну, не бизнесмен я, не умею делать деньги! И на что мне тогда все это? Вот я, обратившись к его нотариусу, и составил договор о передаче.
Так вот, я подумал и решил все же продать нашу квартиру. Вы, может быть, подумали, что без согласия Насти? Нет, вы ошиблись. Я поговорил с ней и, поскольку она тоже здраво рассудила, что нам уже не стоит шиковать, получил согласие.
Разумеется, покупатели бы быстро нашлись, но я не стал торопиться с продажей. Надо было сначала найти другую квартиру взамен нашей, а у меня в голове бродила безумная идея навсегда уехать из Москвы. Я хорошо понимал, что, несмотря на то, что о моем прошлом не упоминали, оно однажды выйдет мне боком. Связи — вещь очень непрочная; да, узнав, кто я на самом деле такой, ни Андрей, ни Володя, ни Лешка не отвернулись от меня, но это скорее везение, а не обычное дело. Так что надо свалить из Москвы от греха подальше.
***
Некоторое время спустя
Мой выбор пал неизвестно почему на Сибирь; были у меня мысли, что это все же глубинка и там вряд ли станут детально выяснять историю нового приезжего. Но, подумав, я понял, что там, наоборот, будут очень интересоваться моей биографией. Будут думать: «Что же это молодой, обеспеченный человек вдруг уехал из столицы в глушь?», а потом и догадаются, что я совершил. Однако, несмотря на эти мысли, я таки решил уехать. Я не стал делиться своими планами с кем бы то ни было, и, наверно, так никто бы о них не узнал, если бы ко мне не пришел Лешка. Не знал я, что ему такое пришло в голову, что он решил навестить меня.
Это было во вторую субботу января, то бишь четырнадцатого числа. Он пришел безо всякого предупреждения и потому-то все и выяснил (ведь я в то время складывал чемодан, а Настя ушла в магазин). Заметив, чем я занимался, он явно удивился.
— Ты куда-то едешь? — спросил он, снимая с головы капюшон. Я заметил, что его вечно не поддававшиеся расческе волосы превратились в короткую стрижку в стиле «милитари». Я это знал, поскольку сам носил такую, когда служил в армии — весьма удобно. Да и сейчас ношу похожую стрижку — мои волосы только немного отрасли за это время. Вот только мне стало интересно, почему он сорок лет не обращал внимания на свою внешность, а ближе к старости неожиданно решил ею заняться. Я хотел было его спросить об этом, но почему-то подумал, что подобные темы для разговора не для мужчин, и вместо того спросил совершенно другое:
— А ты сам не можешь догадаться? — я был не в духе и потому не следил, что и как я говорю. Вот и вышло немного грубо. А тот нимало не обиделся.
— Просто я немного не понял, куда ты зимой собрался. В отпуск, что ли? — здесь он спохватился. — Ах, ты же сидишь без работы. Тогда куда?
Меня возмутил его решительный допрос. Это немного походило на мой недавний арест, а Лешка — на того нахального опера… как его фамилия? На Смолина. Да, на того, который стоял у меня над душой с целью подписать признание в моих прошлых деяниях и едва не сломал мне нос в нашем районном отделе полиции. Настроение стало еще хуже — скорее всего, именно из-за этих воспоминаний. Я раздраженно отодвинул в сторону чемодан и процедил сквозь зубы:
— А тебе какое дело до этого? — не хотелось ни о чем рассказывать, но я не сдержался. Если уж ему так интересно, пусть знает. — Я уезжаю из Москвы. Навсегда. И не смотри ты так на меня, пожалуйста!
— Что ты мне грубишь? — на этот раз обиженно отозвался Лешка. — Во Франции ты был куда менее наглым! Не забыл того, что с нами там случилось? Конечно, ты спас мне тогда жизнь, и я тебе за это очень благодарен, но это не оправдание твоей грубости!
Последний его вопрос привел меня в жуткую ярость. Я стараюсь избавиться от ощущения крови на моих руках, а тут мне снова напоминают об этом! Вся моя сдержанность в одно мгновение куда-то исчезла.
— Ты пойми, что именно из-за этого я валю отсюда! — крикнул я. — Если всплывет эта история, мне будет очень хреново! Могут и посадить!
— Понимаю все… — Крохин испуганно посмотрел на меня. — Но ведь она и так всплыла, и никто не собирается тебя никуда сажать. Ты же говорил, что об этом уже знают Крестовский, Крутовской и Рязанов.
Ну и пусть, что они знают. А остальные? Не все люди-то такие понимающие, как эта троица.
— И далеко ли ты собрался?
— В Сибирь.
Он явно подумал, что это была шутка. Я поспешил уверить его, что говорил серьезно. Но этим я его не успокоил: он только лишь замахал руками и, подойдя ко мне вплотную, заговорил на ухо:
— Ты что, серьезно? Там сейчас твой бывший подчиненный сидит, который на тебя донес в полицию! В новосибирской колонии. Я ради тебя убрал его отсюда лет на пять. Ты не подумал, что он выйдет и снова про тебя доложит?
— А ему до меня дело есть?
— Ой, да ему-то точно есть… Он тебя возненавидит за то, что ты свободен, а он отсидел! Не езди никуда, оставайся в Москве! А если уж так хочется свалить, нельзя ли поближе? Например, в Подмосковье?
— А ведь ты прав… Я же раньше жил в Одинцово… — сказал я, но вдруг спохватился: — Вот черт, я не знаю, что с моей старой квартирой. Продал я ее, или нет? Не помню, честно говоря… Столько всего навалилось, что я и забыл об этом… — задумчиво добавил я и по рассеянности сел на свой чемодан.
— Съезди проверь, — а вот это хороший совет! Я согласился и вдруг спросил:
— А ты вообще зачем пришел?
— Понимаешь, скучно одному дома сидеть. Да и вообще, после Франции не могу один в помещении оставаться — мне становится очень страшно… Ты же помнишь, как я лежал там с… господи, как подумаю об этом, так плохо становится! — он по привычке хотел взъерошить волосы (он почти всегда так делал, когда нервничал), но, вспомнив, что у него короткая стрижка, махнул на это рукой и продолжал: — Вот почему мне обязательно надо, чтобы был кто-то рядом со мной.
— Но ведь ты же один живешь. Как же ты со своим страхом справляешься? — поинтересовался я. Тот горестно вздохнул и ответил:
— Вадим, лучше не спрашивай. Сижу на успокоительных — все нервы себе расшатал из-за пережитого… Это тебе хорошо — тебя есть кому утешить, а я-то ведь один на белом свете: холостой, да еще впридачу и сирота. Впрочем… — он внезапно замолчал и сказал: — Что это я начал грузить тебя своими проблемами? Нехорошо с моей стороны так делать. Ты же мне друг, а не психоаналитик. Не будем об этом больше говорить. Мои проблемы — я с ними справлюсь сам. А ты все же не езди в Сибирь, ради бога. Ладно, я пойду.
Не прощаясь, он вышел из комнаты. А я остался размышлять о сказанном им. «А ведь он прав, — подумал я. — Ведь Павлов же… я так и думал, что он в тюрьме». Моя проклятая импульсивность опять едва не сыграла со мной плохую шутку, если бы не Лешка. Собственно, что это у меня была за мысль сбежать? Да и куда бы я мог укрыться? Но все-таки надо бы проверить, что с моей подмосковной квартирой.