Страница 7 из 37
— Александр Иванович, добрый день. Вы зачем?
— Маликова сегодня работает? — поинтересовался я у него. Он ответил утвердительно. — Проводи меня в ее кабинет.
Дежурный вышел ко мне, и мы пошли на второй этаж, где находится кабинет судебно-медицинского эксперта. Раиса встретила меня радостно, но с небольшим изумлением, ясно выражавшимся на ее лице. Но, узнав, с чем я пришел, она немного испугалась.
— Вот зачем вы рискуете жизнью, Александр Иванович? Да и ради чего? — спросила она.
— Вы понимаете, что этого человека подставили?
— Да, но вы же не следователь, а начальник СИЗО — это не в вашей компетенции.
— Раиса, — вздохнул я, — где вы этого нахватались? Не от Сергея Павловича случайно? Когда я обратился к нему за помощью, он мне ответил ровно то же самое.
Девушка явно смутилась.
— Нет, не от него: это чисто мое мнение. Ладно, извините — я не хотела вас обидеть. Давайте вашу записку: попробую определить того, кто ее написал… — я протянул ей файл. — Кстати, а как этот человек узнал, что вы расследуете это дело?
Да если бы я сам это знал! Я ничего ей не ответил и только пожал плечами. В полной тишине прошло около сорока минут. Чтобы убить время, я сидел и читал электронную книгу — какой-то детектив.
— Плохие новости, Александр Иванович, — сказала наконец Раиса. — Отпечатки только ваши… По-видимому, этот аноним старался не трогать бумагу. Скорее всего, носил резиновые перчатки — здесь есть следы резины. Знаете, некомпетентный следователь сказал бы вам, что вы сами себе написали эту угрозу… А ваш субъект весьма разумен.
— Но мне-то что делать?! — эти новости выбили меня из колеи. Попробуй теперь узнай, кто отправил мне записку… Если я пойду в полицию, мне ответят точно так же, как предположила Раиса. Разумеется, начальник отдела, поскольку мы с ним давно и хорошо знакомы, все-таки заставит своих подчиненных найти человека, отправившего мне анонимку, в кратчайшие сроки, но сам будет волноваться за меня. А мне этого совсем не хочется. Дело принимает плохой оборот… Надо предупредить Крохина, что и за ним следят. Вот только кто следит? Ах, знать бы ответы на все эти вопросы… — Вы же сами видите, что меня могут убить.
— Ну что я сделаю? Я же только судмедэксперт…
Я уже собрался уходить, но вдруг остановился и ни с того ни с сего спросил:
— А как поживает ваш муж, Раиса?
— Ой, ну зачем вы об этом упомянули? — вздохнула она и, приложив руку ко лбу, закрыла глаза. — Живет себе в церкви и все время, обращаясь к покойному, умоляет его о прощении. Знаете, он мне рассказывал, что его постоянно мучает совесть. Когда я его в последний раз видела, он так исхудал… Нет, я его не понимаю: как он тогда мог за своих родных, близких людей, отомстить чужими руками? Зачем он сломал жизнь своему лучшему другу? Вы можете понять его поступок?
— Нет, и не одобряю его.
— Вот. Я иногда думаю: если со мной, не приведи бог, случится что-нибудь подобное, неужели бы он не постарался отплатить за меня?
— Но ему же тогда было около двадцати пяти лет — он был еще молодой.
— Это не оправдание его поступка! — вспылила она. — Разве это по-мужски? Как мне жаль Вадима Михайловича, если бы вы только знали… Ради этого слабого человека взял на себя семь убийств… Володя не искупит свою вину перед ним белыми орхидеями, которые он постоянно приносит на его могилу!
— Не искупит, Раиса, вы правы. Орхидеи — это с его стороны мелочь. Только не семь убийств на совести у Вадима, а восемь, — поправил я ее. Она посмотрела на меня так, как будто я ей сообщил, что завтра наступит конец света.
— Восемь?! Кого он еще убил?
— Он не убил, а заказал. Помните Григория Павлова?
— Это ваш охранник, что ли? — я кивнул. — Наверняка он собирался доложить на него в полицию, верно?
— А вы откуда знаете?
— Я знала покойного и отлично понимала, что он никого не убьет без всякой на то причины. Он был адекватным, в отличие от моего мужа.
— Да, кстати, а что вы так удивились, когда я вам сказал, что у Вадима за душой восемь убийств? Разве супруг вам не показывал его предсмертную записку?
— Нет, ничего не показывал. Я вам откровенно говорю, что когда-нибудь я с ним разведусь. Знай я раньше, какие грехи у него за душой, ни за что не вышла бы за него замуж. Он даже хуже, чем убийца — даже за свою семью не мог отомстить Лиановскому. Не мужчина, а слабохарактерный идиот. Ладно, до свидания, — Раиса быстро отвернулась от меня, но я успел заметить, что она плачет. Хотел было ее утешить, но она замахала руками и воскликнула: — Идите, идите, Александр Иванович. Оставьте меня в покое, пожалуйста.
Я послушно вышел и, чтобы не терять времени даром, решил позвонить Алексею и сообщить ему, что за нами обоими слежка.
— Я слушаю, Саша, — послышался на другом конце провода голос Крохина.
— У меня неприятная новость: за нами обоими кто-то следит. Меня угрожают убить, если я не брошу это дело. Сказали, чтобы я не связывался с серьезными людьми.
— Кто это сказал? — растерянно спросил Алексей.
— Не знаю. Я отдал его анонимку судебно-медицинскому эксперту, чтобы выяснить его личность, но она ничего не нашла, кроме следов резины. Автор записки, видать, носил резиновые перчатки, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Едва я нашел эту бумагу, я сразу же побежал искать того, кто мне ее оставил. А соседи сказали, что никого подозрительного не видели. Я не знаю, что мне делать. Может, бросим это расследование?
— Вы что, совсем с ума сошли? Неужели вы позволите, чтобы невинный человек сгнил где-нибудь на Колыме? Пока его туда не отправили, надо разобраться с этим делом!
— Алексей, вы совершенно правы. Просто я не хочу умирать.
Я отчетливо услышал в динамиках его печальный вздох.
— Я тоже хочу жить: у меня же на попечении Анастасия… Не оставлять же мне ее одну на свете? Что она будет тогда делать?
— Разумеется, не оставлять… Так что вы мне посоветуете?
— Вы сказали, что соседи никого не видели? Я тут подумал, что ваш аноним — кто-то из них. Ведь не мог же он так быстро уйти, если бы не жил недалеко от вас. Кто из ваших соседей работает в государственных структурах? Иначе ведь человек не назовет себя серьезным.
— Да нет у меня таких. Все простые люди. Есть только один молодой бывший следователь — некий Константин Смолин.
— Константин Смолин? — переспросил Крохин. — Знакомые имя и фамилия. Дайте-ка вспомнить… — на короткое время установилась пауза, а потом он опять заговорил: — Это не тот ли опер случайно, который в декабре допрашивал Вадима в нашем отделе полиции и врезал ему за то, что он не признавался в своих деяниях? Я помню, как тогда Маликов приходил ко мне с Андреем Юрьевичем и рассказывал мне эту историю. Мы трое тогда смогли добиться его освобождения из-под стражи.
— Кто такой Андрей Юрьевич?
— Его фамилия — Крестовский. Это бывший начальник одного из отделов ФСБ. Но вы от него мало чего добьетесь: он после похорон Вадима замкнулся в себе и ни с кем не хочет общаться. Уже почти полгода прошло, а он все такой же. Все обвиняет себя в том, что согласился нанять киллеров для убийства Павлова. Я слышал, что он начал потихоньку спиваться, чтобы заглушить угрызения совести. За это его и выгнали с его поста.
— Жаль его… Но что насчет нашего с вами дела?
— Допросите этого Смолина. Только будьте осторожны: может, он и есть наш главный подозреваемый? Да к тому же он наверняка злится на весь мир за то, что лишился своей должности… Кстати, я предлагаю вам переехать на время нашего расследования либо ко мне, либо в гостиницу, если автор вашей анонимки задумает исполнить свое намерение.
— Я подумаю над этим. Спасибо, — и я сбросил вызов.
Его предложение показалось мне разумным: оставаться одному мне было опасно, а если именно Смолин отправил мне эту записку с угрозой, то смертельно опасно. Неужели он действительно убьет меня? Ну, если учесть то, что он в декабре врезал Вадиму за то, что тот не хотел признаваться в семи убийствах, то из этого выходит, что он ужасно вспыльчивый человек. Может быть, если он написал мне это, то в состоянии аффекта?