Страница 39 из 42
— Давай не будем о постояльцах, — попросил Женька.
— А почему? — Алла сделала удивленные глаза. — Ты можешь сказать почему?
— Не могу. — Женька исчез из дверного проема, наверное, отошел к электроплитке.
— Эгоист, — весело крикнула Алла. — Сам со мной так переспал, но не можешь простить, что я это делала с другими мужиками. Скажи, не мо…
Она смолкла на полуслове. Побледневший Зырянов переступил порог спальни, держа в руке поднос с дымящейся тарелкой. Он не подхватил ее тон, не разделил ее игривости. Она закусила губу:
— Жень, ну перестань, мы же не дети, так?
Он присел на край кровати:
— Я включил электрочайник. Тебе чай или кофе?
— В холодильнике, я видела, была бутылка коньяка. Значит, будем пить кофе.
Он кивнул:
— Хорошо, только я от коньяка воздержусь. Алла, ты сможешь здесь побыть одна?
— То есть? — Она оторвалась от подушки, приподнялась, закутавшись в одеяло.
— Понимаешь, я как-то сразу не сообразил вчера — не до соображений было. В общем, получается, что я командира бросил.
— В каком плане? — Алла взяла из его рук поднос. — Ты ведь, по большему счету, и меня сейчас собираешься бросать, так?
Зырянов положил под спину женщины подушку, чтоб ей удобней было сидеть.
— Макаров там с Рамазаном. Но они — не один на один, я просто уверен в этом. Я нагляделся на кавказцев, знаю их тактику. У Рамазана, как у Шивы, наверняка много рук, а командир после госпиталя не очухается никак…
— Женя, ты так говоришь… Москва — это же не Чечня, что в столице Макарову твоему грозит?
Зырянов пошел к закипающему чайнику и уже из другой комнаты сказал:
— Не Чечня, это точно. В Чечне мы бы отбились как пить дать. В Чечне спину командиру всегда прикрывали. А тут Макаров остался без прикрытия.
Он вернулся с двумя чашками кофе, одну поставил на поднос Алле, из второй принялся пить, спросил:
— Так что, коньяку налить?
Она не притрагивалась ни к еде, ни к напитку, сидела на кровати и смотрела на Зырянова.
— Молчание знак согласия, да? Добавить в кофе или из рюмки будешь?
— Я поеду с тобой, — сказала она. Откинула одеяло, потянулась за одеждой, висящей на спинке стула. Взяла юбку, недоуменно взглянула на пол, за спинку кровати, потом на Женьку:
— А где блузка, свитер?
— Что, нигде нет? — ответил он вопросом на вопрос. — Ну вот видишь, не отправишься же ты в таком виде в город. Придется все-таки тебе посидеть здесь. Продукты есть, телевизор есть…
— Не шути так со мной, Женя. Я тебе что, неразумная девочка?
— Да, ты неразумная. Иначе бы ты поняла, что можешь помешать мне.
— Ладно, верни мне одежду, я оденусь, уеду отсюда и не буду никому мешать.
Она натянула колготки, надела юбку, поправила бретельки бюстгальтера.
— И куда же ты уедешь? — спросил он. — Твой дом наверняка под присмотром, машина тоже на заметке. Нет, пока не решим вопрос с Рамазаном, будешь сидеть тут. — Он слабо улыбнулся. — Весной петрушки посадишь, летом огурцы засолишь…
Алла не приняла его шутку:
— Дай блузку и свитер! Какое тебе дело до того, что будет со мной? Я ведь тебе не командир, меня прикрывать не надо.
Зырянов выпил кофе, кивнул на чашку Аллы:
— Остынет ведь.
Встал, снял с вешалки куртку:
— Я не знаю, когда вернусь, но постараюсь хотя бы дозвониться.
— Я хочу отсюда уехать, слышишь? — разъяренно крикнула женщина. — И ты не вправе…
— Да вправе я, вправе! Одежда твоя лежит во второй комнате, но ты сейчас останешься одна, подумаешь и поймешь, что надо пересидеть здесь.
Он был уже на пороге, когда она спросила:
— Зырянов, какое тебе дело до меня, а? Уеду или останусь, поймают меня, не поймают? Тебе что от этого? Или за себя боишься, а не за меня? Боишься, что подставить и предать могу, да?
Женька даже не оглянулся, только уронил голову, будто рассматривал ботинки:
— Женщины меня уже предавали. И ты, наверное, предать можешь. Для проверки этого и хочу, чтоб ты живой осталась.
Он аккуратно закрыл за собой дверь, пошел через двор к калитке, мурлыча под нос:
В пещере каменной нашли рюмашку водки…
Походная песня была весьма кстати. Он чувствовал, что сегодня ему придется походить. Он уже знал, что будет делать. Надо отследить командира, «прицепиться» к нему, если тот решит договориться с кавказцем не по телефону, а при личной встрече. Тут самое главное — чтоб Макаров не узнал своего разведчика. Есть дурные деньги от Лаврентьева — надо купить плащ, шляпу, зонт. Все это сделать в темпе и быстренько подкатить к дому командира, проверить, на месте ли он еще. Хорошо, если бы был на месте…
Из телефона-автомата, стоящего через подъезд от нужной двери, Зырянов набрал номер Макарова. Последовало три длинных гудка, потом хозяин поднял трубку:
— Слушаю.
Женька ничего не ответил и только довольно улыбнулся: никуда не ушел еще командир, и это главное. Остальное — дело техники.
С техникой у разведчика было все в ажуре: несмотря на безлюдье, он сумел сопроводить Макарова до проспекта Андропова, дождаться там его встречи с Рамазаном, увидеть заплыв «моржа» Пузанова…
* * *
Во второй половине осени, да еще в пасмурную погоду, темнеет просто стремительно. Макаров не прошел и полсотни шагов, а уже растворился в густом мрачном воздухе. Пловец тоже долго не был виден. Женька решил уже, что тот или добрался до противоположного берега, или пополнил собой слой грязного ядовитого ила Москвы-реки, как услышал плеск воды. Видно, Пузанов не потерял благоразумия, не поплыл через реку. Но шел он по воде пьяно пошатываясь, ноги еле держали его.
Женька, как недавно командир, повторил ту же команду и тем же тоном:
— Стоять!
Пузанов застыл на миг, повернул голову, увидел Зырянова, и тут силы изменили ему: не сгибаясь, как ствол дерева, он рухнул, так и не дойдя до берега. Женьке пришлось мочить ноги, чтоб вытащить крупное тело помощника Рамазана на сухое место. Тот открыл наконец мутные глаза, перевернулся со спины на живот, сделал судорожное движение… Началась рвота.
Зырянов переждал ее, потом спросил:
— Все? Полегчало?
Пузанов лишь дернул головой.
— Вот и хорошо. Тогда хватит отдыхать: продолжай свой заплыв. Тебе же было сказано держать курс на тот берег, так?
Лежащий чуть отжался на дрожащих руках, поднял голову:
— Не надо, я прошу тебя!
— Это командир у меня жалостливый, его просить еще можно, но не меня.
Пузанов сделал, казалось бы, невозможное: он вскочил на ноги, растопырил пальцы, кинулся на Женьку. Но тот ударом ноги вернул его в первоначальное положение.
И тогда Пузанов тихонько, обреченно завыл, и слезы поползли по его щекам:
— Дай пожить! Ну хочешь — дерьмо твое сожру! Все сделаю, только — не в воду.
— Мне надо достать Рамазана, — сказал Зырянов и ковырнул носком ботинка смерзающийся песок. — Так что у тебя небольшой выбор: или поможешь мне в этом, или отправляешься «моржевать».
— Дай подумать, дай подумать…
— Думай. — Женька отошел метра на четыре в сторону и присел на поваленное дерево. — А если туго сейчас соображаешь, то я тебе даже помогу кое в чем. Ты не выполнил распоряжение шефа, не убрал Макарова, он тебя за это по головке не погладит. Значит, и тебе выгодно, чтоб Рамазан слинял отсюда, так?
Пузанов начал понемногу приходить в себя, почувствовал холод, тело его стала сотрясать дрожь.
— Раздевайся, — приказал Зырянов.
— Нет! Погоди еще немного, я придумаю что-нибудь!
— Да я не к тому. — Женька положил на колени пакет, вытащил оттуда джинсовый костюм, который снял еще в магазине в примерочной. — Сухое.
Пузанов завозился с брюками, потом поднял глаза на Женьку:
— Мне их самому не снять. Петли намокли, а пальцы не слушаются.
Зырянов достал перочинный нож и распорол брюки в поясе: