Страница 2 из 42
— До завтра у тебя время есть. Возвращайся к себе, по дороге обо всем подумай хорошенько и перезвони мне, будешь ли писать рапорт об увольнении. Что же пороха касается, то его как раз и нюхают в бою, а не в курилке.
Из Бамута возвращались той же дорогой. Макаров всех усадил внутрь машины, а сам сидел сверху на броне и курил.
Высунулась из люка голова старшего лейтенанта Зырянова:
— Товарищ полковник, вы бы спустились, «зеленка» сейчас пойдет.
— Поучи, поучи, — проворчал Макаров в ответ.
— «Чичики» к вечеру там часто засады устраивают. Зачем мишень из себя устраивать, товарищ полковник?
Женю Зырянова Макаров уважал, парень он и смелый, и грамотный. Но тут попался под горячую руку:
— Ты что это разговорился со мной, как на базаре? Бойцов инструктируй, а не командира. Я сам как-нибудь разберусь, что мне делать. Понял?
— Так точно, товарищ полковник.
Бэтээр на скорости вписался в поворот дороги, теперь он шел точно на заходящее кровавое солнце. Низко над землей в сторону Ассиновской прошли два вертолета. Слева от дороги красной ртутью блестела вода, залившая старую воронку. Справа уже окутывался в сумерки лесок. Колючая мошка волнами била в лицо.
Зырянов прав, подумал полковник, сейчас лучше бы укрыться за броней. Но после разговора с генералом на него навалились непонятные усталость и безразличие ко всему. Впрочем, не в одном генерале дело. Которую ночь кряду он уже не может по-человечески заснуть, лишь на минуты проваливается в беспамятство и тут же приходит в себя. Аппетит пропал. После тушенки уже нет привычной изжоги, но вряд ли к лучшему то, что желудок привыкает к дерьму. Почти полгода не видел жены. Последнее расставание с ней было не очень хорошим, нервным и скомканным было расставание. Да и понятно: женщине нужен муж, который всегда под боком. Особенно если нет детей, если не на кого больше переключить заботу и внимание.
Солнце слоилось в мареве, вытягивалось в эллипс. Мошка забивала глаза.
Но Макаров успел увидеть людей за стволами деревьев приблизившегося леса. Он смог бы в прыжке уйти в люк или распластаться за спасительным выступом брони, но вместо этого смотрел на показывающиеся стволы чужого оружия, на короткие огоньки, выплескивающиеся из них и, кажется, даже увидел тяжелые темные точки, летящие прямо на него. «Вот так-то», — подумал он.
Солнце ожило, запульсировало, разлилось красным цветом по всему небу.
Глава 1
Врач только нащупал пульс Макарова и застыл взглядом на секундной стрелке часов, как рука больного, до этого все дни вялая, недвижимая, неожиданно сильно извернулась и цепкие пальцы обхватили его запястье.
— Фу, черт, Олег Иванович, так ведь можно человека и заикой оставить!
Полковник, не открывая глаз и никак не прореагировав на эту фразу, спросил:
— Ну рассказывай, какие у вас на этом свете новости. Начни с того, долго ли я тут валяюсь и как я… вообще. Живу, нет?
— Уже живете, — врач улыбнулся, попытался было высвободить руку, но потом оставил это, поскольку хватка Макарова не ослабевала. — Вы восемь дней у нас, ранения в голову и грудь, оперировал я.
— Пить можно будет? А то я там не все еще выпил.
— Там вам пить уже не придется, Олег Назарович. С такими ранениями увольняют вчистую. А дома хорошая водка, да под селедку, не противопоказана. В меру, конечно.
— А с Чечней что у нас, без меня до конца не разобрались еще?
— У вас в палате телевизор, можете теперь смотреть с утра до вечера.
— Насмотрелся, теперь послушать хочется. Моих к вам привозили?
— К нам всех везут, — уклончиво ответил врач и тут же начал новую тему. — Два дня назад Борис Романович звонил, интересовался, как прошла операция. Оттуда звонил, с командировки.
Полковник открыл глаза, пару секунд смотрел в белый потолок, потом опять закрыл их:
— После меня кого из моих к вам привозили?
— Привозили, — вздохнул врач. — Там бой был, так что…
У Макарова задергался кадык, он с силой сжал запястье врача, потом отпустил, положил руки поверх одеяла на грудь: видно, заныла рана.
Хирург встал:
— О телевизоре я вам уже говорил, пульт рядом, на тумбочке, но в первые дни желательно поменьше его включать: головные боли могут начаться. Посещать вас тоже я пока никому не разрешаю, хотя рвутся тут… Вы к нам надолго, так что наговоритесь еще.
Врач имел в виду не Тамару, сделал вывод Макаров. Рвутся — это, наверное, местные, госпитальные. А жена, значит, не приходила. Он бы в первую очередь сказал, если бы приходила жена.
— И кто же меня видеть желает? Сослуживцы?
— Да. — Врач помолчал, потом добавил: — И не только они.
Он опять не о Тамаре, подумал Макаров.
— Понимаете, Олег Иванович, рано или поздно вам это надо сказать, и уж лучше сразу, поскольку затягивать нет смысла…
— Так не затягивай.
«Погиб кто-то из моих, — подумал он. — Прошин, зам? Или начштаба? А может, подполковник Куценко?..»
Хирург налил из графина полстакана воды, залпом выпил, вновь налил, бросил туда таблетку.
— Ваша жена за городом, на «Жигулях»…
«Вот в чем дело, — подумал полковник. — Хреново. Тамарка на машине, наверное, кого-то сбила. Вообще-то ездит она аккуратно, по-женски…»
— Это ярославская трасса…
— У нас по ней дача, — сказал Макаров.
— Вернее, не совсем трасса. Немного в стороне, на проселочной дороге. Там что-то типа котлована заброшенного…
Макаров поморщился, пытаясь поймать суть сказанных слов. При чем тут котлован? По пути на дачу нет никакого котлована, от шоссе отходит бетонная ветка и ведет прямо к дачам, от нее до гаража — пять метров. Котлован…
Тотчас тупо заныл затылок.
«Так, задачи решать мне пока рановато. А врач чего-то тянет. Вот же дипломаты тыловые, привыкли тут к болтовне. Нет чтобы изложить все в двух словах и ясно».
— В общем, машину сгоревшей нашли, а в ней труп. Выпейте, я туда добавил… Голову можете повернуть? Я сам вам стакан дам.
— Без пол-литра ничего не пойму, — пересиливая поднимающуюся уже ко лбу боль, выдавил полковник. — Что нашли, и при чем тут Тамара?
— Она в машине и была. Ваша жена погибла, понимаете?
* * *
Следователь был худым, сутулым, и фамилия его на все сто процентов соответствовала внешнему виду: Чехотный. Разговаривал он тоже, как тяжелобольной: тихо, монотонно. Но зато кратко и понятно.
Тамара погибла за день до того, как «чичики» сняли с брони Макарова. Даже не за день — в ночь перед этим. Это был не несчастный случай — это было убийство. Убийство, страшное по жестокости. Криминалисты установили, что Тамару Алексеевну Макарову посадили за руль ее же машины уже мертвой: застывшее тело было скрючено так, будто оно сутки до этого пролежало в багажнике. Раздроблен таз, сломана нога, разорван позвоночник. Машину облили бензином, столкнули в котлован, потом подожгли. Но и это еще не все. Зачем-то дважды выстрелили, хотя пули были уже ни к чему.
Визуально опознавать было нечего, так обгорело тело. Хоронила Тамару ее единственная родственница, тетя по матери, Волчкова Валентина Сидоровна.
— Ваша жена носила янтарные бусы, Олег Иванович?
— Еще у нее был перстень, тоже с янтарем.
Чехотный кивнул:
— Правильно. И туфли с металлическими застежками.
— Да. Я их сам покупал.
— Часики золотые тоже вы покупали?
— Давно уже. На тридцатилетие. Но она их все время носила. Они что, остались?
— Ровно настолько, чтоб можно было определить, из какого металла и какой марки. Макарову убили не с целью грабежа, я так пока думаю. Простите, что отвлеченно говорю о вашей жене, — специфика к тому приучила… Она никогда не жаловалась? Может, ей кто-то угрожал раньше?
Макаров взглянул на тщедушную фигурку следователя, идущего чуть впереди по госпитальной аллее. «Хотя бы сумасшедшим не посчитал», — подумал про себя, а вслух сказал: