Страница 13 из 15
Я не видел ничего плохого в твердом желании Курта покинуть Sub Pop. Идея верности тем, кто поддерживал тебя с самого начала, конечно, достойна уважения, но как долго и какой ценой нужно сохранять эту верность? Если избавиться от инди-идеологии, то конфликт был точно таким же, как у олдскульных музыкальных бизнесменов с артистами. Мои опытные глаза видели в этом сходство со спорами Питера Гранта с концертными промоутерами, которые организовывали ранние концерты Led Zeppelin и тщеславно заявляли, что из-за этого у них есть моральное право предлагать группе меньшие гонорары, чем конкурентам. Курт продолжал дружить с Поунменом и другими людьми из Sub Pop до конца жизнии, ни разу не пожалев о своем решении уйти.
Конечно, на мейджор-лейблах тоже хватало уродов. У Nirvana было несколько встреч с представителями крупных компаний до того, как они обратились к нам. Курт был в ужасе от одного мачо из Capitol Records, который пошутил, что в песне Polly ему ближе насильник, а не жертва. Этого типа, похоже, больше интересовала возможность купить билеты в первый ряд на предстоящий матч «Лейкерс», чем музыка. Впрочем, к 1990 году на нескольких мейджор-лейблах работали молодые руководители, жившие на той же культурной планете, что и Nirvana, и у группы было несколько хороших вариантов.
В некоторых книгах о Nirvana все подается так, словно мы отняли у группы право решать, с каким лейблом заключить контракт. Руководители Charisma, дивизиона Virgin Records, считали, что группа уже выбрала их, еще до того, как они встретились с нами. Некоторые сотрудники отделов A&R с других лейблов тоже считали, что общение с группой у них прошло успешно, и были весьма разочарованы, когда второй встречи не последовало.
Однако Nirvana могла бы запросто сначала заключить контракт с любым лейблом, а уже потом искать менеджера. Мне кажется, учитывая как хорошо там шли дела у Sonic Youth, Курт уже некоторое время хотел попасть на DGC, в дивизион Geffen Records, и наши хорошие отношения с компанией, скорее всего, стали поводом для Nirvana обратиться к нам. Мы с Силвой с радостью приняли бы любой их выбор, но буквально через несколько дней после нашей первой встречи группа попросила нас подписать контракт с DGC.
Дэвид Геффен основал Geffen Records в 1980 году; к тому времени он уже был легендарной фигурой в музыкальном бизнесе. Он работал менеджером Лоры Ниро, Crosby, Stills and Nash и Джони Митчелл, а потом создал и продал Asylum Records, после того как на этом лейбле вышли популярнейшие альбомы Джексона Брауна, The Eagles и Линды Ронстадт.
Курт не забывал и о том, что Geffen Records выпустили последний альбом Джона Леннона и Йоко Оно, Double Fantasy. Позже, в восьмидесятых, Дэвид Геффен попробовал свои силы в театральных постановках на Бродвее («Девушки мечты», «Кошки») и кино («Рискованный бизнес»). Кроме того, он все более пристальное внимание уделял точке зрения Уолл-стрит на то, как добиться максимальной прибыли в индустрии развлечений.
Частью имиджа Дэвида Геффена была его аура доступности. Он обычно ходил в офисе в джинсах и имел репутацию человека, который очень быстро перезванивает даже людям, которые находятся в мире бизнеса намного ниже его, – например, мне. Офис компании стоял в самой середине Сансет-Стрип. Посетители заходили через дверь, выходившую на улицу. Несмотря на все увлечения немузыкальной деятельностью, Геффен делал все, чтобы его фирма грамзаписи достигала финансовых целей, и близко общался с несколькими избранными руководителями лейбла, которые были невероятно верны ему и всегда называли его просто «Дэвид».
К концу 1990 года Дэвиду удалось создать в компании структуру, которая не требовала его участия в каждом решении, и было легко понять, чем же он так занят. Именно в том году он сменил дистрибьютора для Geffen: вместо Warner Bros этим стала заниматься MCA, и в рамках сделки он обменял право собственности на компанию на акции MCA. В 1991 году, как раз когда мы вели переговоры с компанией по поводу Nirvana, MCA была выкуплена японским промышленным гигантом Matsushita, и эта транзакция сделала Дэвида первым в истории миллиардером, вышедшим из музыкального бизнеса. Соответственно, хотя я иногда общался с ним в прошлом и еще не раз – в будущем, в подписании контракта с Nirvana Дэвид участия не принимал. Он пришел в жизнь Курта позже.
Вскоре после основания Geffen Records Дэвид переманил на пост президента Эдди Розенблатта из Warner Bros. Розенблатт быстро набрал рекламную и маркетинговую команды, не уступавшие тем, какие были у его прежних работодателей. (Кроме как у Розенблатта, в Geffen вообще не существовало никаких официальных названий должностей.) Ранее Розенблатт занимался в основном розничной торговлей музыкой, которую больше интересует эффективное передвижение пластинок, чем искусство, но у него была душа поэта, и он мог легко сдружиться с творческими людьми. Однажды он сказал одному из молодых рекламщиков: «Лучшие фильмы превосходят жизнь. Лучшая музыка – это сама жизнь». Дэвид как-то сказал мне: «Когда люди выходят из кабинета Эдди, им кажется, словно они полежали в теплой ванне», а потом добавил со свирепым блеском в глазах: «А вот я – не теплая ванна».
Когда Geffen Records только открылся, Дэвид лично пригласил на лейбл Леннона, Донну Саммер и Элтона Джона.
Но вскоре он пришел к выводу, что его старой сети друзей и музыкантов, которую он собрал в семидесятых, недостаточно, чтобы найти и подписать новое поколение коммерчески успешных талантов, так что он вложил деньги в лучших и самых талантливых молодых специалистов по A&R (поиску новых артистов. – Прим. ред.) в роке.
Sonic Youth подписал на DGC Гари Герша, которому было тридцать пять и который, как и я, стал «музыкальным оборотнем», намереваясь заново создать себя в новую эру. Герш был раздосадован тем, что на тот момент оказался в тени других «кадровиков» с Geffen, Тома Зутаута, который подписал контракт с Guns N’ Roses (на тот момент – самую продаваемую группу лейбла), и Джона Калоднера, который устроил потрясающее коммерческое возрождение Aerosmith. До Sonic Youth единственной артисткой Герша, дела которой я вел, была Рикки Ли Джонс, но тогда у нее был определенный коммерческий застой. Самым известным артистом, с которым Герш работал на Geffen до успеха Nirvana, был Робби Робертсон, у которого было отличное резюме бывшего участника The Band, но вот его сольный альбом продавался куда хуже, чем релизы Guns N’ Roses и Aerosmith.
В 1990 году Розенблатт взял на работу Роберта Смита, моего старого друга из нью-йоркских кругов рок-критики и пиара, и Роберт оказался главой отдела маркетинга Geffen, пожалуй, самым грамотным из всех, кто когда-либо занимал сравнимые должности в музыкальной индустрии. Но, несмотря на ум и вкусы этих ребят, исполнители из инди-рокового мира все равно испытывали определенные опасения по поводу перехода на мейджор-лейбл.
Поскольку у инди-лейблов были намного меньшие накладные расходы, чем у больших корпораций, они могли вполне обоснованно прикладывать усилия, чтобы продать всего несколько тысяч альбомов, а вот мейджор-лейблы обычно интересовались только большими хитами. Я как менеджер всегда опасался за любого нового исполнителя на мейджор-лейбле вот по какой причине: ребята из отдела A&R с большим азартом борются с конкурентами, чтобы подписать контракт с «нашумевшей группой» (то есть группой, которая нравится журналистам), но успех или неудача альбома почти полностью зависит от их коллег из маркетинга, большинство из которых совершенно не интересуется мнением рок-критиков о том, что сейчас круто.
Боссов отдела рекламы на мейджор-лейблах больше интересуют четко очерченные границы коммерческих радиостанций, аудитория которых намного шире и сильнее влияет на продажи, чем читательский круг журналистов. Программные директора радиостанций зарабатывали на жизнь рейтингами и очень не любили ставить авангардную музыку, которая так нравилась молодежи из A&R. Музыканты, которые попадали под корпоративную перестрелку между теми, кто их подписал, и их несколько апатичными коллегами из отдела маркетинга, чувствовали, словно их «поматросили и бросили», – и это была одна из главных причин ненависти многих артистов к мейджор-лейблам.