Страница 2 из 4
– Она про нас все знает, только не знает, кто вы мне.
– Пусть знает.
Знания неизвестной подружки из провинциального города Озерск волновали его меньше всего на свете.
– Каждый вечер вместе смотрим, телека не надо.
– И что сказала о нас твоя Наташка?
Все-таки он втянулся в разговор.
– Больше всего ей нравится, когда я лежу вся забрызганная.
– Мне такие снимки тоже нравятся.
– Я ее завтра с нами позову.
– А она согласится?
Мысль о том, что кто-то третий станет их фотографировать, в реальности была чудовищной.
И погнала такие предощущения нового, что стало жутковато.
– А с чего бы ей не согласиться поглазеть за бесплатно? Она давно уже интересуется. Всем этим.
Лариса совершила волнообразное движение нижней частью.
– Вы не думайте, она тете Лене ничего не скажет.
– Да я и не думаю.
Он где-то читал, что секс при зрителях доставляет потрясающие впечатления.
Ему никогда не приходило в голову примерить такое на себя, но сейчас вдруг подумалось, что попробовать стоит.
Ведь жизнь, дающаяся один раз, уже подходила к половине века, времени оставалось все меньше, а варианты становились все скуднее.
– Тогда договорились.
– Договорились.
– Завтра берем Наташку.
– Берем.
Взмахнув ногами, как огромными ножницами, Лариса снова перевернулась на живот.
– Сегодняшние фотки тоже мне скиньте ладно?
– Обязательно.
Вероятно, происходящее происходило не зря.
I
1
С фотографий, собственно говоря, все и началось.
Хотя все вообще началось еще раньше. Эта Лариса, двадцатидвухлетняя иногородняя студентка, дальняя родственница жены, стала приходить к Смирновым – прибраться, помочь по хозяйству, налепить пельменей. За работу ей платили.
Личико девушки красотой не отличалось, грудь практически отсутствовала, роскошными были только ноги.
Впрочем, Смирнова не волновали ни объем Ларисиной груди, ни длина ее длинных ног.
К ней он никогда не испытывал капли мужского интереса, равно как и девушка относилась к нему без капли женского.
Это казалось естественным и с точки зрения разницы возрастов и при существующем отношении к Ларисе в их семье, полностью самодостаточной.
Девушка приходила, Смирнов отстраненно любовался ее ногами, но забывал о них, едва за ней захлопывалась дверь.
Ничего большего он ждать не собирался.
Но наступило лето, и в ребро ударил бес.
2
Впрочем, изначально никто никуда не ударял.
Просто жена отбыла в командировку.
При работе представителя иностранной компании с головным офисом в Москве ее регулярно вызывали на совещание. Имея нестрогий график, она всегда продлевала отлучку, поскольку в столице обосновалась их дочь, весьма удачно вышедшая замуж.
В результате дважды в год Смирнов оказывался свободен как минимум на неделю.
Без супруги, без лишних дел и обязательств, он жил прекрасно – особенно по выходным.
Сначала высыпался до изнеможения.
Потом брился, принимал душ и, пренебрегая завтраком в пользу малой порции кофе, приступал к водке. Любимой, с его фамилией и номером эпохальной «Волги» на красно-белой этикетке.
Не опрокидывал пару рюмок, не оглушал себя стаканом, а медленно осваивал целую бутылку. Благо уже на обратном пути из аэропорта, еще ощущая вкус жениной помады, покупал пол-ящика – на все дни с запасом.
Как истинный ценитель алкоголя, Смирнов не нуждался в компании. Более того, категорически не выносил застолий, народного пения, глупых тостов, пустых разговоров и слежения за тем, чтобы никто не пил слишком много или – что бывало чаще! – слишком мало.
На воле он употреблял только в одиночку.
Начав с утра, мягко наслаждался до вечера.
Отключал мобильный, не подходил к домофону.
Закрыв окна, запустив кондиционеры, весь день лежал на диване, поставив бутылку под руку на пол, витал в эмпиреях с какой-нибудь старой книгой.
И даже не обедал всерьез, а только подкреплялся «Смирновым» да каким-нибудь готовыми морепродуктами, тоже купленными заранее на весь срок.
Распорядок счастливых «отпусков на месте» был давно отлажен до мелочей, жена все знала, но не бранилась – вероятно, понимала, что глубокие разрядки мужа в ее отсутствие лучше регулярного пьянства с друзьями при ней. Знала она и то, что уже многие годы водка является единственной сущностью женского рода, к которой Смирнова стоило ревновать. Поэтому никогда ни о чем не беспокоилась и не заставляла волноваться его.
Этим летом тоже ничего не вышло бы за рамки, не выпади июль слишком жарким и не поспей на даче сливы.
Несмотря на плебейскую фамилию, Смирнов уродился аристократом. Любой сельский труд был ему имманентно чужероден, варенья он не ел даже в детстве, удовлетворял потребность в сладком за счет шоколада.
Но жена была рачительной хозяйкой, потеря плодов резала ее ножом. Поэтому, оценив ситуацию, она велела позвать Ларису, чтобы та поехала с ним и набрала слив хотя бы себе.
Поездка была нужна Смирнову, как раввину святое причастие. Вся его натура, жаждавшая покоя и водочного одиночества, ей противилась.
Разумнее всего было бы сказать, что он звонил свойственнице, но по жаре той не оказалось в городе. Ложь прошла бы гладко, а дни при пятилетней внучке освободили бы жену от мыслей о сливах – которые, еще не доспев, насквозь червивели из-за старости деревьев.
Терять выходной ради пустого дела не хотелось.
Но суббот имелось две, при утрате одной все-таки оставалась вторая, а жена была одна. Он до сих пор любил ее, уважал с каждым годом все сильнее и не огорчал по пустякам.
Поэтому Смирнов послушно позвонил Ларисе.
Она никуда не уехала, сидела на съемной квартире, поскольку родную полудеревню посещала лишь при крайней необходимости, и уж точно не летом, когда там ждала пахота на домашнем огороде. В отношении неприятия крестьянства они были схожи.
Сбор плодов в чужом саду трудом не считался, она с радостью согласилась поехать за сливами в ближайшую субботу. В городе было пыльно, а Смирновская дача, где ей приходилось мыть окна, отличалась уютом.
Поездке он не придавал ни малейшего значения, вкладывающегося в факт совместного времяпрепровождения зрелого здорового мужчины и молодой девицы. Не быв монахом, но не имея качеств профессионального бабника, он пережил период плотских похождений. Все прошлое ушло в прошлое от приоритета покоя над остротой ощущений.
Этот день следовало просто промаяться и забыть.
Чтобы занять себя хоть чем-то, пока Лариса возится между колючих стволов, он решил прихватить фотоаппарат.
3
Несмотря на априорную досаду, субботним утром Смирнов проснулся с неожиданно хорошим настроением.
В последние времена оно стало редкостью: по будням его угнетали мысли о работе – нелюбимой в той степени, в какой может быть любима любая работа в его возрасте – а выходные приносили тоску от того, что их предстояло прожить не так, как хотелось.
Но на этот раз пробуждение принесло странную радость.
Открыв глаза и осознав себя бодрствующим, он ни с того, ни с сего подумал о Ларисе.
Не о ее длинноногости, не о запахе ее тела, который все-таки достигал обоняния, когда она убиралась, просто о ней как безразличной ему – и безразличной к нему – молодой женщине, с которой по необходимости предстоит провести несколько часов на даче.
Причин к радости от мыслей о ней не имелось, но радость имелась бесспорно.
Впрочем, разбираться в причинах беспричинного Смирнов не видел смысла; в его возрасте любая утренняя радость была самоценной и не требовала разъяснений.