Страница 2 из 5
И он кивает на сборщиков налогов.
— Спрячь-ка свой мешок под душегрейку, Ференц. Может статься, он тебе сегодня и не понадобится.
Ирко встает в очередь и вскоре протягивает свой мешочек пышноусому человеку в ярком кафтане. Тот развязывает тесемки, пересчитывает монеты и, наконец, кивает с довольным видом.
— Имя? — спрашивает он, придвигая к себе наполовину исписанную тетрадь.
— Ференц, — отвечает Ирко и кивком указывает на старика, растерянно топчущегося в сторонке. — Это за моего дядю, ему хворь не позволяет долго стоять на солнцепеке.
Пышноусый равнодушно пожимает плечами. Какое ему дело до хвори какого-то крестьянина? Деньги принес — и иди себе на все четыре стороны.
Ирко отходит в сторону, и его место занимает плешивый здоровяк с лоснящимся от пота лицом. Ирко возвращается к Ференцу.
— Ступай домой, — говорит он, наклоняясь к нему. — Да смотри, чтобы мешка твоего никто не видел!
— Господин! — бормочет Ференц и пытается всунуть свой мешочек Ирко в руки. — Вот… Возьмите. Вы же заплатили…
— Купи лучше чего посытнее твоей жене, — отвечает Ирко и засовывает мешочек обратно старику за пазуху. — Ну, ступай же!
Старик пятится, неуклюже кланяясь, и что-то невнятно бормочет. А потом разворачивается и спешит вдоль изгороди к своему дому. Ирко оборачивается. Под грушевым деревом один из помощников пышноусого вытряхивает содержимое мешочков в сундук с золотыми ручками.
Вот и отлично. Мешочки и так похожи один на другой, а теперь и подавно никто не разберет, содержимое какого из них после полуночи превратится в козьи горошки.
Ирко, насвистывая, идет по холму. Птицы щебечут в небе, им подпевают кузнечики в траве, и даже не разберешь, кто из них громче. День стоит солнечный, и Ирко легко и весело на душе.
Впереди еще одна деревня, и Ирко заранее улыбается, представляя, как опять обдурит сборщиков налогов.
Его друг выбрал военный путь. Он теперь мушкетер, учится маршировать, заряжать оружие, лихо крутиться на каблуке по команде. Ирко это все не по душе. Он шутник, любит хорошие розыгрыши. Кто сказал, что война не время для забав? Каждый находит свой способ разбираться с противником.
На вершине холма Ирко останавливается и, прикрыв глаза ладонью от солнца, вглядывается вдаль. Он едва различает темные точки — это крыши крестьянских домишек. Можно укоротить путь, обернувшись птицей, но уж больно приятно идти по нагретой солнцем тропинке, вдыхая аромат цветов. Зачем лишать себя радости? Сборщики налогов от него не уйдут.
И Ирко, насвистывая песенку, шагает дальше.
Несмотря на солнечный день, сборщик налогов сидит не на свежем воздухе, а в доме у старосты. Его охраняют янычары, но это дело обычное. Ирко пару раз обходит дом, прежде чем войти внутрь, но не замечает ничего подозрительного.
Он не сразу замечает человека в расшитом золотом кафтане, стоящего в углу. А когда видит его, то не придает значения. Тот скрестил руки на груди и вяло смотрит в сторону, будто его мало что интересует. Сабли при нем нет, только изогнутый кинжал у пояса. Но этого можно не остерегаться.
Ирко забывает о человеке в богатом кафтане к тому времени, когда подходит его очередь. Он опускает на стол холщовый мешочек и сообщает сборщику, что это от колченогого Дьюлы. Сборщик равнодушно кивает, и тут на плечо Ирко ложится рука с драгоценными тяжелыми перстнями на пальцах. Обернувшись, он видит перед собой того самого незнакомца, который только что стоял в углу, разве что только не зевая.
— Погоди-ка, друг, — произносит незнакомец по-сербски. Он кивком подзывает одного из янычар. — Принеси воды.
Тот выбегает за дверь, возвращается через минуту и с поклоном ставит перед господином жестяной ковш, наполненный водой. Незнакомец берет мешок, развязывает тесемки и вытряхивает в ковш золотые монеты. Они со стуком падают на дно, и тотчас всплывают козьими горошками.
Сборщик налогов негромко охает. У янычара глаза лезут на лоб. Его рука ложится на рукоять сабли, но незнакомец жестом останавливает его.
— Все в порядке. Просто пошли кого-нибудь найти этого колченогого Дьюлу. Пусть сам принесет свои монеты.
Ирко не испуган, только удивлен. Он уверен в своих силах, знает, что сможет удрать. Но убегать не спешит: очень уж хочется узнать, как разгадал незнакомец его трюк.
Тот мягко улыбается, точно прочитав его мысли.
— Пойдем со мной.
Он кивает на дверь, ведущую на улицу.
— Как, Яхзы-эфенди?! — волнуется сборщик налогов, на лбу которого блестит испарина. — Этот негодяй…
Человек, которого он назвал Яхзы-эфенди, поворачивается к нему. Его лицо бесстрастно, но сборщик налогов испуганно замолкает.
— Я хорошо знаю, что сделал этот человек, — негромко говорит Яхзы-эфенди. — Именно поэтому я здесь и нахожусь. Не забывайте, кто меня сюда направил. Занимайтесь дальше своим делом, а я займусь своим.
Сборщик налогов утыкается в свою тетрадь. Яхзы-эфенди выводит Ирко из дома и вместе с ним неторопливо шагает по улице. Со стороны может показаться, что они прогуливаются. Да и Ирко не чувствует угрозы. Он оглядывается по сторонам. Изгороди, стены домов, кроны деревьев… При малейших признаках беды обернется воробьем или мышью — и лови его тогда, нарядный красавчик в золотом кафтане!
— Ты несколько раз подряд проделывал один и тот же фокус, — все тем же негромким, спокойным голосом произносит Яхзы-эфенди. — Неужели ничего другого ты не можешь?
Он говорит по-сербски без малейших затруднений. У Ирко насмешливо кривятся губы.
— Почему не могу…
Он бросает быстрый взгляд на крону акации, мимо которой они проходят. Из зелени доносится бурная воробьиная перепалка. Ну-ка, поглядим, эфенди…
— Да, я помню, что ты прилепил к стременам сапоги наших конников, и они никак не могли слезть с седел на привале, — кивает Яхзы.
Ирко останавливается. Мысли о превращении в воробья вылетают у него из головы быстрее, чем птичья стайка снимается с места при виде кошки. Эту шутку он проделал полгода тому назад, еще до того, как они расстались с другом. И это произошло далеко к северу отсюда.
— Откуда ты знаешь? — спрашивает он.
Яхзы-эфенди пожимает плечами.
— Мы тогда и поняли, что кто-то использует магию против нас. А уж когда на собранные налоги напала неведомая хворь, и монеты начали превращаться в козий помет, сомнения и подавно развеялись. Вот нам и стало интересно, кто же вздумал хвастаться перед нами колдовством.
В последних словах звучит едва уловимая насмешка. Ирко сдвигает брови.
— Хвастаться? А разве турки знают толк в колдовстве?
— У нас с колдовством не шутят. Если видят, что человек наводит на кого-то чары, то имеют право убить его без суда. А знаешь, почему?
— Почему? — спрашивает Ирко.
— Потому что мы хорошо знаем, насколько мощной бывает магия. Но стоит ли говорить об этом с тем, кто забавляется, превращая деньги в помет?
Ирко стоит, закусив губу. Он уже догадывается, в какую ловушку его хотят заманить. Да Яхзы и не старается спрятать расставленные сети. Понимает, насколько ценна приманка.
— И зачем ты говоришь это мне? — спрашивает Ирко.
Яхзы-эфенди улыбается, как будто вспомнил о чем-то хорошем.
— Есть человек, которому интересно, на многое ли ты способен.
— Султан? — тотчас спрашивает Ирко, и Яхзы хохочет.
— Нет, что ты! Разве я не сказал только что: явное колдовство у нас не в почете? Негоже султану заниматься такими делами.
— Тогда кто же? — не отстает Ирко.
И Яхзы становится серьезен.
— Имени этого человека не произносят не одну сотню лет. Я не могу назвать тебе его. Но могу отвести тебя к нему, потому что он сам этого хочет.
Не одну сотню лет.
Сотню лет.
Обрушиваются невидимые решетки, окружая Ирко. А тому уже не до побега. Заветные слова сказаны.
Он стоит, наклонив голову, исподлобья глядит на Яхзы-эфенди. Его участь уже решена, и услышав такое, он сам не отступит назад.