Страница 28 из 37
– В заключение хочу напомнить и вернуть вас в настоящую действительность, дабы ваши помыслы не печалились понапрасну будущим, а обратились с сожалением и скорбью к прошлому. Прежде, чем вы окажетесь там, по нашему же приговору, вам предстоит болезненная процедура разбирательства вашей земной жизни по всем мелочам. И ещё одна ремарка, которую я должен озвучить. Мы все: и я, и прокурор, и адвокат находимся на уровне испытательного срока, а потому приложим максимум терпения, понимания и объективности. Все готовы?
Трое подсудимых без всяких вопросов понуро склонили головы.
Судья этим фактом остался доволен:
– Ну что ж, прекрасно. Начнём. Перед разбирательством дела Волосолапова, обращаюсь ко всем. Кто из вас на момент смерти находился в алкогольном опьянении?
Бюрократ, надеясь заработать себе небольшой бонус, первым энергично затряс головой, давая понять, что он, в принципе, к алкоголю относится крайне отрицательно. Баксов, помня, что обманывать бесполезно, чистосердечно признался:
– Ну, выпил несколько бокалов «Клико» под жаркое. Вы должны меня понять, в душе я вегетарианец, и без алкоголя кусок мяса мне в горло не лезет.
Судья как-то сразу обмяк, облизнул пересохшие губы и, сглотнув слюну, успокоился окончательно, что было крайне необходимо для беспристрастного ведения дела. Харон, за ним наблюдавший, был немало удивлён стоической реакцией на самый щепетильный и болезненный для того вопрос. В прошлом он реагировал куда как агрессивнее. «Да, – подумал проводник, – старик совершенствуется не только в области физики, но и духовно».
Судья же сухо выдавил:
– Не надо подробностей. Тем более, что в данном, конкретном, случае это к делу не относится. А спросил вас из чистого любопытства и дабы окончательно убедиться в вашем желании быть искренними, а значит, уже сделавшими первый шаг к тернистой дороге исправления и покаяния. Но ещё раз хочу всех попросить, чтобы не встревали в процесс судопроизводства без данного на то мною разрешения. Выслушивать свои неприглядные жизнеописания достойно, как и подобает раскаявшимся грешникам.
Он посмотрел на горящую свечу, стоящую по правую руку, на лежавший по левую руку английский цилиндр, и закончил ответом на вопрос Волосолапова:
– А рассматриваем дело грешника Волосолапова первым, потому что оно лежит у меня сверху. Прокурор мне подала ваши дела таким образом.
Прокурор крутанула бёдрами, грудь подпрыгнула, и она обличительно выкрикнула:
– Да, мне не терпится разобрать по косточкам этого взяточника, крохобора, подхалима, лизоблюда, развратника, который погряз в прелюбодеянии с молоденькими, невинными девушками!
Судья сочувственно и с сожалением покачал головой.
– Для начала, – мягко сказал он, – прошу вас быть спокойнее и помнить о назначенной вам ответственной миссии. А разобрать по косточкам данных граждан не получится, за отсутствием таковых. Но, выражаясь терминами из земных наук – физики и химии, которые я сейчас скрупулёзно изучаю, расчленить их души по атомам, чтобы добраться до ядра и увидеть количество электронов и протонов, то есть, добрых и злых дел, мы постараемся. И всякое, даже незначительное деяние всплывёт перед нашим взором, как дохлая рыба на прозрачную поверхность водоёма.
– Вот-вот! – опять подскочил прокурор, не жаловавший аллегории и метафоры, но суть улавливавший фибрами души. – И про многочисленные сауны с несовершеннолетними! Мы всё про тебя знаем, развратник!
И дама погрозила испуганному чиновнику кулаком. При этом шаль съехала и обнажила шею. Подсудимые с ужасом увидели страшный странгуляционный шрам. Она невозмутимо поправила шаль и уселась, глядя в сторону.
Судья ещё раз успокоил прокурора ласковым словом, пообещав тому в своё время предоставить обвинительную речь, посмотрел на подсудимых, мельком прошёлся взглядом по тёмным фигурам в капюшонах, угрюмо молчавших и не выказывавших абсолютно никаких эмоций, и, глядя в дальнюю пустоту зала, скрываемую тьмой, объявил:
– Итак, я начинаю судебный процесс!
Глава пятая
Но прежде чем судья приступил к исполнению своих прямых обязанностей, бывший бизнесмен шепнул бывшему журналисту и бывшему крупному чиновнику:
– Хорошо, что не прокурорша здесь главная персона, и не она будет выносить окончательный приговор. А то эта экспансивная девица устроила бы нам такой театр сатиры, в котором чёрный юмор надолго покрыл бы мраком наше будущее, где весело было бы всем, кроме нас. Ох, и натерпимся мы, когда она в мелочах начнёт разбирать наши грехи. Очень не хочется некоторых подробностей.
Без подробностей, правда, не обошлось, но обошлось без злобы, ехидства и издевательств. По крайней мере, со стороны судьи, который сдерживал напор обвинителя, успокаивал и был мягок, добродушен и объективен. Голос его был негромким и монотонным, отчего тягостное впечатление лишь усиливалось. Стыдно было всем: и за себя и за соседа. Все сидели молча, даже у олигарха запас сарказма на это время иссяк. И отнюдь не из-за недостатка острословия, а от боли и сочувствия, неизвестно откуда заполонившим его душу. Ведь именно его земное бытие должно было рассматриваться следующим. Но вдруг все присутствующие заметили, что судья как-то растерялся и не знает что делать. На помощь пришёл прокурор:
– Эй, пан судья! – непривычно и развязно она попыталась привести его в реалии текущего момента. Ей не терпелось требовать самого сурового наказание всем без исключения, а особенно ненавистному, по каким-то причинам, госслужащему.
– Подождите немножко, – проворчал пан судья, и взгляд его стал настолько сосредоточенно отстранённым, будто кто-то его гипнотизировал.
Прокурор хмыкнула, ещё сильнее надула губки, но больше встревать не решилась. Наконец мясистое лицо главы суда дёрнулось, и глаза приняли осмысленное выражение. Он сказал:
– Извините, я немного растерялся от того, что совершенно необычно исчезло дело третьего фигуранта. Я даже предположил невероятное – что, может быть, наш прелестный прокурор, за отсутствием штатной единицы секретаря суда, и возложенные на неё сии обязанности, в спешке забыла положить мне его на стол.
Девушка с повышенными обязанностями молча метнула огненный взор в сторону подсудимых, говорящий более чем красноречиво: «Как бы не так! Такой оплошности я себе никогда не позволю, клянусь вечным огнём ада! Уж я их всех…»
Невозможность такой оказии подтвердил и сам судья, в прошлом мелкопоместный шляхтич Лидского уезда Виленской губернии, встречавшийся в своё время с Калиновским и Врублевским. Испугавшись их идей, а более всего – последствий, он в последний момент отошёл от них и с течением лет стал в тоске спиваться, пока не пропил и не проиграл своё имение. После этого он перебрался в Санкт-Петербург, где добывал чарку водки и кусок хлеба к ней, работая извозчиком. Но однажды, на Рождество, он хватил лишку, упал пьяный в сугроб и замёрз. Банальная ситуация для статистики, но трагична для каждого индивида в отдельности. А для души – тем более.
– Но это не так, – сказал судья, отводя все подозрения от прокурора. – Наш аккуратный и принципиальный прокурор свои обязанности выполняет самым педантичным, в лучшем понимании этого слова, образом. Здесь дело в другом. – Он чуть помедлил, шевеля нижней губой. – Изменились некоторые обстоятельства.
И вдруг, совершенно неожиданно, обратился к Андрею:
– О чём вы всё время думаете? Отвечайте быстро!
Ответ последовал незамедлительно:
– О семье: о детях, о маме, о жене.
– Всё верно. Мне так и казалось, но ваши мысли, в отличии от других, не совсем явственно просвечивались, что являлось мне не понятным. Я должен всех присутствующих попросить соблюдать строжайшую тишину на время моего контакта.
После этого судья закатил глазные яблоки настолько далеко вверх, что они скрылись полностью, и на зал смотрели белые глазницы. Жуткое зрелище. Подсудимые, не выдержав, отвели взгляды в сторону. Они не имели представления, что бы это могло значить. Ну не забавы же ради столь уравновешенный судья решил попугать глупой выходкой грешников?! Он их достаточно напугал, нарисовав вкратце дальнейшее место пребывания. Всё оказалось намного прозаичнее. Он просто с кем-то выходил на связь. Говоря земным языком, начальство экстренно потребовало к себе, но вопрос, в отличии от земных дел, утрясли довольно быстро, и через мгновение судья, вернув глаза на прежнее место, заговорил как ни в чём не бывало: