Страница 39 из 42
Существовал такой обычай: кто первый встанет на свадебный коврик, тот и главный. Ни Гай, ни Инголинда не решались опередить друг друга. Наконец Гай, подхватив невесту на руки, поставил её на коврик, а сам опустился перед ней на колено.
«Ваше величество, вы единственная моя госпожа и повелительница. Больше никого надо мной нет и быть не может».
Пышный свадебный наряд королевы прятал уже заметный живот. Спустя три месяца родилась принцесса Ингерда — любимица Гая, сокровище его сердца. Статус земель Инголинды после свадьбы долго решался; их жители были хоть и благодарны армии Гая за защиту от захватчиков, но не хотели его в качестве своего повелителя. В итоге было решено: новой королевой станет принцесса Ингерда, а пока она мала, регентшей при ней останется Инголинда. А Ингрин становился новым наследником Гая.
Свою ненаглядную дочурку Гай так обожал, что Инголинде было впору ревновать. Объятия её маленьких ручек смягчали его жестокость, а от одного поцелуя сложенных розовым бутончиком губ сердце таяло. Однажды Гай был застукан своими подданными за небывалым занятием: он — о ужас! — катал дочку на себе верхом. Подданные были потрясены. Из столбняка их вывела брошенная лордом подушка. Все бросились наутёк, будто это была не подушка, а копьё. Вслед им доносился звонкий детский смех.
В следующий за окончанием войны год удалось собрать урожай. Стольфгун ещё долго устраивал Гаю мелкие пакости в виде приграничных стычек и грабежа купцов на торговых дорогах: не мог смириться с потерей Инголинды, да и то позорное падение с лестницы на глазах у подданных и кратковременное пребывание под сапогом Гая здорово задело его гордость.
В последующие годы Инголинда принесла Гаю целый цветник дочерей. Шесть принцесс родилось у них, не считая старшей; Ингерда пошла светлой мастью в Инголинду и внешне была её точной копией, у всех прочих девочек волосы были разных оттенков — от средне-русого до тёмно-каштанового. Злые языки — а такие всегда найдутся где угодно — поговаривали, что Ингерда не похожа на Гая. Остальные-то его дочки гораздо темнее, а вот Владыка Стольфгун тоже вроде светловолос. Это был грязный намёк на пребывание королевы Инголинды в плену у её неудачливого воздыхателя. Но Ингерда обладала признаком, который был способен заткнуть всем злоречивым сплетникам рты — кривыми мизинчиками на руках. Точно такие же мизинцы были у самого Гая, и остальным своим детям он передал эту особенность. Незначительное искривление пальцев не мешало ему ни в быту, ни в бою, зато было очень характерным, передавалось по наследству и служило наглядным доказательством кровного родства. Гай не мог стерпеть того, что честь его жены порочат, говоря, будто бы она предавалась утехам со Стольфгуном и что теперь Гай воспитывает не свою дочь; кроме того, эта болтовня дошла до ушей ребёнка, и Ингерда рыдала: неужели папа — вовсе не её папа? Она прибежала к Гаю вся в слезах.
«Доченька, счастье моё! Не верь злым людям, — сказал ей Гай. Положил свою руку рядом с её ручкой. — Смотри, самый маленький пальчик у тебя загнут. У меня — такой же. И у твоего братца Ингрина он есть, и у сестриц. Это значит, что все вы — мои дети, моя родная кровь. А глупых и злых людей не слушай! Им просто нравится злословить».
Ингерда утёрла слёзы и улыбнулась. Её счастливая улыбка, как в зеркале, отразилась на суровом лице Гая. Девочка обняла его за шею, и он, поднявшись с нею на руках, подошёл к окну. Из него была видна светлица королевы; Инголинда сидела там за рукоделием, озарённая солнцем. Словно почувствовав их взгляды, она вскинула глаза и улыбнулась.
Слёз своей дочери Гай не мог простить сплетникам. Он провёл расследование, дабы выявить источник распространения грязных слухов. Было учинено множество допросов, виновники изобличены. Их Гай приговорил к усекновению языка наполовину, а всем прочим, кто повторял их недостойные слова, присудил выплатить крупный штраф в государственную казну. Обошлось без казней.
6
Пальцы Ольги ворошили прядки Алисиных волос, на столе в коконе из полотенца стоял заварочный чайник, а в окне серело тёмное, хмурое небо. В стекло скрёбся дождь, под порывами ветра с яблонь слетали листья. Алиса дочитала последнюю главу третьего тома, но за редактирование пока не бралась. Ей требовалось время, чтобы эмоции улеглись.
— Автор обещал торжество «любовной любви» — автор сделал, — сказала Ольга. — Ну, дорогой читатель доволен финалом?
— Да... Сцена ночью в шатре очень... сильная, — мурлыкнула Алиса, уютно свернувшись в объятиях Ольги.
— Восемь детей — хватит? — хмыкнула та. — Или, может, ещё добавить?
— Хватит, хватит, — засмеялась Алиса.
Под конец августа зачастили дожди, совсем запахло осенью, надежда на тёплое и приятное бабье лето стала крайне призрачной. Ольга с Алисой решили не оставаться на даче ещё и на сентябрь. Впрочем, на лице Алисы отражались раздумья. Даже одна весьма конкретная мысль.
— Оль, что ты думаешь насчёт покупки своей дачи? Я тут смотрела объявления о продаже — есть дешёвые варианты... Но там домики реально убогонькие, старые и убитые — ни удобств, ничего. Развалюхи. Ещё и в ремонт с благоустройством придётся вкладываться. Есть подороже — там получше ситуация, но всё равно что-то немного доделать придётся. Мне так хочется свою дачу! Съёмная — это съёмная, а своя — совсем другое.
Ольга обещала подумать. В те времена, когда у неё было своё дело, она могла бы позволить себе такую покупку без проблем; сейчас — сложнее. Повышение на работе ей не светило. Устроиться туда ей помогло личное знакомство и неплохие отношения с хозяином; он отнёсся к ней по-людски. Вошёл в положение, выручил. О диагнозе её он знал. Более того — у его племянника были схожие проблемы, поэтому он имел понятие о том, что это такое. Ольга доказала, что работе её хворь не мешает, но о том, чтобы забраться выше, не приходилось и мечтать. Опять же — из-за диагноза. Приходилось довольствоваться тем, что есть, и держаться за это. Но не стоило забывать и о том, что любая работа — не вечна. Можно и эту потерять. Полностью полагаться только на лояльное отношение хозяина, наверно, наивно... Дружба дружбой, а выгода выгодой. «Ничего личного, только бизнес». Придёт кто-нибудь моложе, энергичнее, а главное, здоровее — и ей помашут ручкой.
С другой стороны, с заработками на литературном творчестве ситуация складывалась довольно благоприятно, Ольга сама не ожидала, что эта схема действительно будет работать. Во многом так вышло благодаря уже сформированной популярности и многочисленной читательской аудитории, которую Убийца Смысла сумел завоевать ещё до введения системы денежного вознаграждения для авторов на сайте. Читатели согласились поддержать автора деньгами, и их поддержка выходила вовсе не копеечной. Получалось что-то вроде подработки, компенсировавшей отсутствие перспектив на основной работе. Но тут всё зависело от наличия идей. Будут идеи — будут книги. Однако творчество не поставишь на поток: в гонке за количеством может пострадать качество.
Все эти соображения Ольга оставила при себе. Она могла сказать: «Лисён, я не могу быть на сто процентов уверенной в будущем. Пока на работе всё нормально, но хрен его знает... Ну, допустим, возьмём мы кредит. А меня через год попросят с работы. Нет, хозяин, конечно, мужик нормальный, и он это доказал, поддержав меня, когда я была в полной жопе. Не побоялся взять на работу не совсем здорового на голову человека. И я всеми силами стараюсь оправдывать оказанное мне доверие и доказывать, что он не напрасно рискнул со мной. Нет, если серьёзно, это маловероятно, что он меня выставит — после того, что уже сделал. Если только я сама не накосячу, конечно... Я стараюсь не косячить. Но случиться может что угодно. Есть некоторая вероятность — небольшая, но есть — что мне однажды придётся искать другую работу. С меньшей зарплатой, потому что сейчас — это мой потолок, наверх мне дороги нет, только вниз. И не факт, что нормальная работа найдётся. Я не молодею, родная. А работодатели... Всем, сука, подавай двадцатипятилетних. И желательно уже с десятилетним опытом... И мы с тобой можем оказаться в жопе. Я, конечно, постараюсь такого не допустить. И сделаю для этого всё возможное и невозможное. В общем, Алис, я не знаю, что тебе ответить».