Страница 25 из 42
Трудовой день получился хороший: траву если и не уничтожили, то, по крайней мере, неплохо припугнули, вскопали и засеяли пять грядок; Алиса обнаружила в сарае побелку для деревьев и покрасила ею ствол яблони. Даже осталось немного на вишню. Сразу стало как-то по-весеннему чище, радостнее.
С банной печкой справились. Алиса капнула немного пихтового масла в воду — для душистости. После бани выпили по пол-литра травяного чая, зверски проголодавшаяся Ольга захотела мяса. В морозилке помимо вездесущих котлет нашлись стейки из свинины — овальные, толщиной полтора сантиметра, в самый раз для эскалопа.
— А не опробовать ли нам гриль? — подмигнула Ольга.
Испытания прошли успешно. Спиртное не требовалось, лёгкий хмель и так плавал в голове, делая краски ярче, обостряя зрение. Цветущие яблоневые ветки покачивались в закатных лучах, удивительно чёткие, живые, настоящие. Сколько мегапикселей? Никакой камере и не снилось такое разрешение — под названием «жизнь».
Каждая Олина ресница, каждый волосок в аккуратно выщипанных Алисой бровях. Хотелось впитывать эту чёткость, купаться в ней, лёгкой и пьянящей, как белое сухое вино.
2
В это утро Алиса увидела первые зелёные росточки на грядках: проклюнулся лук, салат и редиска. Петрушка с укропом пока не высовывались, но они обычно долго прорастают, до двух недель.
Вишнёвые деревца покрылись белой пеной цветения и роняли мелкие лепестки на свежевскопанную землю под ними. Вчера Ольга ушла в творческий запой и за вечер написала половину главы — четырнадцатой по счёту во втором томе «Проклятого Лорда». Кровожадный автор воплощал свою задумку: наслал на и без того мрачный мир Гая погодный катаклизм. До сих пор они жили в условиях относительно мягкого климата наподобие того, что царствовал в северном полушарии в X-XIII веках. Но пришёл конец благоденствию: замедлилось тёплое течение Байстрём (отсылка к Гольфстриму), да ещё и солнечная активность понизилась. Резко похолодало. Убило морозом все виноградники на севере, урожай хлеба и овощей замёрз на корню. Разразилась эпидемия чумы. Из-за неурожая и голода зашевелились соседи лорда Гая и двинулись войной на его более благоприятные для жизни земли. Также опасность грозила и землям королевы Инголинды, которые не слишком затронуло похолодание. Королева просила у Гая защиты: ведь она растила их общего сына. Лорд больше не писал ей любовных писем, никак не показывал чувств, и казалось, что они действительно умерли: отдавая Инге свою жизненную силу, Гай отдал и их. Его душа была опустошена.
На переговорах о военной помощи они встретились. Взгляд Гая был подёрнут непроницаемым льдом, губы сжаты. Немного дрогнули они, лишь когда в приоткрывшуюся дверь кто-то из служанок впустил маленького И́нгрина. Малыш подбежал к матери и уцепился за её руку, робко глядя на сурового воина со шрамами на лице и блестящим круглым черепом.
Этого малыша Гай когда-то носил сам. Рука дёрнулась и легла на пустое чрево, в котором что-то заныло. Боль от выкидыша, окровавленное тельце. Гай сделал новую телесную оболочку: её раздвинутые колени, его тяжёлое дыхание около её щеки. Пустые белки её закатившихся глаз. А потом Отец Фуно перевёл туда же жизненную силу и душу младенца. В итоге с малышом всё было в порядке, он просто переселился во чрево Инголинды, но боль, кровь и маленькие хрупкие ручки, уже неживые, на его ладони — это не забылось.
И сейчас живой кудрявый мальчик смотрел на Гая большими несмышлёными глазёнками, держась за руку Инголинды. Ребёнок, который когда-то помог своей матери продержаться до возвращения Гая. Тот отомстил коварному интригану лорду Нистейну, вернулся и отдал Инге свою жизненную силу.
Глаза Инголинды открылись, а его — закрылись. Она встрепенулась с ребёнком под сердцем, он лёг возле неё бездыханный. В ней — два живых сердца, в нём — одно, застывшее. Когда его жизненная сила перетекла в неё, его накрыли плащом, чтобы она не увидела, очнувшись. Ей помогали сесть, а он лежал на полу, накрытый, уже неживой. Её берегли от потрясения: в ней был его ребёнок. Но Инголинда узнала его руку, видневшуюся из-под плаща... «Гай! Гай! Нет! Гай!» — кричала она, а её уводили прочь, успокаивая.
«Если б ты знал, что я пережила тогда, глядя на эту руку, — могла бы сейчас сказать она. — Я бы лучше умерла, чем позволила тебе принести себя в жертву!»
Но не сказала. Сложилось так, как сложилось. Сейчас они смотрели друг другу в глаза: он — отдавший для её спасения всё и больше чем всё, она — принявшая, впитавшая подарок. Он — странный, страшный, жестокий, она — любящая его такого. Странного и страшного.
«Настал мой черёд отдавать», — шевельнулись её розовые губы, по щекам скатились слёзы. Улыбка и боль. Мягкие лёгкие пальцы заскользили по его шрамам.
Его глаза оставались ледяной пустыней. Неужели ничто больше не шевельнётся, не откликнется в нём?
«Наденьте это, милорд, и не снимайте никогда», — сказала она, протягивая ему золотой медальон.
Она обещала ему защиту в бою. Её любовь спасёт его. Золото мягко сияло на её розовой ладони в отблесках пламени камина, но Гай и пальцем не двинул, чтобы взять дар.
«Смею ли я принимать от вас подарки, ваше величество?»
Инголинда на миг опечалилась. Её взгляд кричал: «Неужели ты настолько стал глыбой бесчувственного льда?!» А потом какая-то мысль мелькнула в её глазах. Она подозвала сына, присела перед ним и что-то зашептала ему на ушко. Мальчик вскинул на лорда Гая серьёзный взор. Он был его маленькой копией: те же глаза, нос, рот. В последнем, правда, ещё не было той жёсткости — милый детский ротик. Инголинда отдала Ингрину медальон, взяла сына на руки и поднесла к Гаю. Ребёнок вскинул руки с подарком, держа его за цепочку и как бы желая надеть на Гая. И снова утроба Гая ёкнула, заныла, точно оттуда тянулась верёвочка к этому малышу. Она вибрировала и притягивала его ближе, ближе... пока его голова не просунулась в цепочку медальона. А лысиной Гай ощутил поцелуй детских уст. Он вскинул сверкающие глаза, а Инголинда отдала ему ребёнка со словами:
«Прошу вас, подержите, милорд, он уже довольно тяжёл».
Гай, вместо того чтобы задаться вопросом, почему бы королеве просто не спустить Ингрина на пол, повиновался. Мальчик уже преодолел застенчивость и обнял его за шею.
«Батюшка, пообещай мне, что ты будешь его носить всегда».
И с губ Гая сорвалось обещание. В следующий миг он понял хитрость королевы: она добилась своего. И назад пути нет: нельзя взять обещание назад. Потому что этот мальчик хоть и был выношен Инголиндой, но незримую пуповину чувствовал и Гай. Тогда он держал на ладони комочек мёртвой плоти с маленькими ручками, но сейчас его обнимали за шею тёплые и живые руки этого малыша. Того самого, что сначала не родился... а потом всё-таки родился. Инголинда не знала тайны Гая, не могла знать, в чьей утробе Ингрин был изначально, но попала в точку.
А дальше — белое пространство чистого электронного листа.
— Я не умею «про любофф», говорила она, — добродушно поддела Алиса, дочитав. — Это розовые сопли в сахаре, говорила она! А между тем сердечки прекрасных читательниц так и замирают, так и ёкают! Чтобы узнать, будут ли Гай с Ингой вместе, они продерутся сквозь дебри политических интриг и бури батальных сцен!
Ольга смущённо взъерошила себе волосы.
— Учусь понемногу. У меня достойный наставник. — И, сверкнув шутливыми искорками в зрачках, быстро и крепко чмокнула Алису.
На сайте внедрили систему денежного вознаграждения авторов; это новшество долго готовилось и его обещали ввести с прошлого ноября, но ввели после Нового года. По этой системе автор мог оставить часть книги в открытом доступе, а продолжение сделать платным. Тридцать процентов удерживал сайт в качестве комиссии. Ольга выложила первые десять глав первого тома «Проклятого Лорда» под ником У. Смыслов для бесплатного чтения, остальное закрыла под платную подписку. Цену она назначила скромную — семьдесят рублей, двадцать один из которых забирал сайт. Кое-какие авторы запрашивали и по полторы, и по две сотни; но всё равно это было дешевле, чем бумажная книга.