Сказка для Алисы

В первую ночь Алисе не очень хорошо спалось на новом месте. Комары ещё не особо донимали, но какая-то космическая, звёздная бессонница наполняла и небо, и её саму. Ольга посапывала на раскладном диване в одних чёрных трусиках, с обнажённым туловищем: было по-летнему тепло и душно. Они взяли с собой из дома свои подушки, одеяло, постельное бельё. Алиса захватила даже ароматные саше, к которым питала особое пристрастие и которыми всегда перекладывала чистые вещи в шкафу. Это она переняла от бабушки, которая использовала для этого душистое мыло — ещё советское, восьмидесятых годов. Оно невероятно долго сохраняло запах, а саше выветривались гораздо быстрее, и Алиса капала внутрь эфирные масла — жасмина, лаванды, иланг-иланга, апельсина, грейпфрута, герани. Запахи помогали почувствовать себя дома. Что-то звериное в этом было. Как у кошки. Она долго привыкала после переезда к Ольге. Да, она привязывалась к месту. Территория.

От наволочки пахло лавандой и жасмином, это успокаивало, но сон не шёл. Непривычная тишина: не слышно машин. Алиса осторожно встала; трость с подлокотником стояла у дивана, но она обошлась так. Держась за стену, подобралась к окну. Темнота — тоже непривычная. В открытую форточку, касаясь лба Алисы, струился весенний сладкий воздух. Ах, сирень... Вдыхать этот щемяще-нежный аромат можно было бесконечно.

Диван тоже непривычен, жестковат. И запах... Нет, не неприятный, просто чужой. Неизвестно, кто на нём сидел или спал. Как будто чистый на вид. Но обязательно застилать своей простынёй, мало ли.

Стол у окна в темноте: сирень в вазе от Ольги. Небольшой букет: Алиса попросила много не срезать, жалея цветы, чья судьба — увянуть. Пусть уж благоухают на ветках, живые.

Усталость всё-таки взяла своё, и она легла. И уснула неожиданно скоро.

Утром Алиса разминалась на открытом воздухе, расстелив коврик для упражнений на траве. Она занималась с эластичной лентой и с гантелями, яблоневые бутоны чуть колыхались в розовым отблеске рассвета.

Ольга с секундомером на наручных часах варила яйца всмятку — ровно полторы минуты, а взгляд Алисы блуждал по участку. Ей не терпелось расчистить от травы землю под грядки и посадить лук, петрушку и укроп, салат и редис. Идея вырастить свою зелень, раз уж они тут на всё лето, была очень заманчива. Алиса уже пробовала выращивать кое-что на подоконнике, но настоящая грядка — совсем другое дело. Солнце и воздух! А в пустую теплицу можно было бы посадить немного помидоров и огурцов, только рассаду придётся купить.

Они позавтракали, и Алиса принялась тормошить Ольгу, которая после еды с некоторой ленцой расселась на крылечке в лучах солнца: переваривала и размышляла о чём-то. От её губ пахло кофе: задумчивый поцелуй.

— Сейчас, Лисён, пять минуток. — И опять задумалась.

Может, она смотрела «фильм в голове»? Очередная глава про Гая... Что ж, это — святое. Алиса оставила Ольгу в покое, а сама, прихрамывая, прошла через весь участок — к сарайчику, где хранились инструменты, пакеты со старыми удобрениями — выцветшие и пыльные. Трава ещё невысокая, лопаты будет достаточно для борьбы. А кое-где и просто тяпки. На месте сидеть не хотелось, внутри будто какой-то моторчик вырабатывал энергию, и если её не выплеснуть... В итоге она нашла себе занятие: срезать сухие малиновые ветки.

— Шило кое у кого в одном месте, — засмеялась Ольга, поднимаясь со своего солнечного, насиженного местечка.

Почва оказалась плотной, тяжеловатой, лопата входила в неё трудно. Одуванчики — жёлтыми пушистыми кружочками; некоторые ещё не раскрылись, только-только вылезли. Комья падали, Ольга рубила их, рассекала, измельчая. Кряхтела, выкапывая одуванчики и подорожник, пырей, крапиву, парочку кустиков мелиссы...

— Ой, мелиссу только не выкидывай! — встрепенулась Алиса. — Её надо пересадить в другое место, пусть растёт! Будем потом сушить и чай пить.

Себе она тоже нашла дело по силам: подвязывала вольно раскинувшиеся и свесившиеся до земли кусты малины к старым, кое-где поломанным шпалерам. Потом, надев перчатки, ползала в малиннике и выдирала молодую крапиву. Опиралась Алиса на здоровую руку (более ответственная задача — поддерживать вес тела), а крапиву драла второй, захватывая жгучую траву тремя пальцами. Лёгкий холодок дрожи пробежал вдоль позвоночника: не судорога, а так, напоминание. За последний год состояние не только не ухудшилось, но, как ей казалось, даже стало немного лучше — всё благодаря упорной работе над телом и лечению. Мизинец с безымянным, заразы такие, не всегда участвовали в захвате крапивы (всем лежать, листья за голову, лицом в землю!), но иногда всё же делали занятой вид. Мол, ага, и мы тоже.

Подстелив на землю старое детское одеяло, обнаруженное в ящике с хламом, Алиса сидя втыкала в готовую грядку купленный накануне лук-севок (корешками вниз! — пару раз перевернула). Ольга, вспотевшая от работы, опиралась на лопату, и в уголках её глаз притаились лучики улыбки. На майке проступили тёмные пятна влаги, прядки волос прилипли ко лбу. Мелисса была пересажена, кустики обильно политы — в стороне от грядок, в полутени кустов смородины.

Уличный термометр показывал двадцать два градуса. Присев на перевёрнутое ведро, Ольга пила сваренный Алисой кофе, волосы на висках влажные. Лучиков её взгляда Алиса ждала, как солнышка. И всегда дожидалась, получала желаемое, и сердце откликалось волной чего-то огромного, светлого, крылатого. У сердца — крылья.

Алиса пила чай, сидя на одеяле в тени Ольгиной фигуры, как под крылом. Надёжно и спокойно было ей, рассеялись остатки тревоги, забылись страхи, даже то чувство кабачковой беспомощности стало далёким, нереальным сном, растворяясь в безоблачной небесной синеве. Кажется, солнечный свет уменьшает депрессию? Вряд ли панацея, но пусть хотя бы так. Не повредит уж точно. И солнце щедро лилось сверху на Ольгу, на её открытые плечи, спину, шею. Бицепсы в расслабленном состоянии не так уж выпирали, но сила в очертаниях чувствовалась всё равно. Красивые руки. Делала становую тягу со штангой в шестьдесят кило; для неё поднять сорок четыре килограмма Алисы — раз плюнуть.

Алисе нравилось, как проступали вены под кожей, как золотился пушок на предплечьях в солнечных лучах. Эти руки обнимали бережно, но крепко. Светлые пряди блестели сверху, бока и затылок были русыми: в марте Оля решила наконец закрасить седину. «Выглядеть по-человечески». Морщинки у неё были только в уголках глаз, так что окрашивание пошло ей на пользу, сразу минус пять-семь лет. Косметикой она не пользовалась вообще, не любила даже брови выщипывать, но Алиса укладывала её под лампу и орудовала пинцетиком. (Кстати, неплохая регулярная тренировка мелкой моторики для неё самой). Ольга только шипела, морщила брови и вполголоса говорила: «Ау».

С зубами тоже было много хлопот. Курение и кофе сказались не лучшим образом: кариес и желтизна, камень. Но постепенно со всеми проблемами справились: лечение, чистка, отбеливание — и улыбка Ольги теперь сияла не хуже, чем у кинозвёзд. Это заняло около года.

Была ли во всём этом заслуга Алисы? Она предпочитала не превозносить себя. Но выглядеть Оля и правда стала гораздо лучше, и больше всего пользы приносила физическая нагрузка. Ну и отказ от курения, что уж там.

Всё это Оля сделала сама. Но не будь Алисы — сделала бы?..

Алиса гнала червячков самодовольства. Она просто радовалась и любовалась Олей. И гордилась ею. Если поставить рядом фотографии «до» и «после» — разница казалась поразительной.

Дров, кстати, на момент заселения на дачу не было, и Ольга на всякий случай нашла в интернете объявление о продаже. Меньше одного кубометра не продавали, пришлось взять — уже колотые, в мешках. Может, и не так часто будет возникать в них надобность летом, но для бани сгодятся. Алиса парилась в настоящей деревенской бане очень давно, у бабушкиной старшей сестры, ныне уже покойной бабы Лены. Ей вспоминалось то ощущение чистоты, расслабления и какой-то лёгкой, не беспокоящей пустоты. Как перезагрузка души. Всё с чистого листа: мысли, чувства, намерения.