Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 10



Сегодня многие вводные работы по философии связывают подход Флю в «Теологии и фальсификации» с айеровской логико-позитивистской критикой религии, поскольку оба подвергают сомнению значимость религиозных утверждений. Однако подобная картина ни в коей мере не отражала то, как понимал эту проблему сам Флю, – ни в прошлом, ни сейчас. Флю и не думал поддерживать позитивистский взгляд на религию – и более того, считал свою работу последним гвоздем в крышку гроба данного подхода к философии.

В 1990 году, на презентации, которую я организовал в честь сороковой годовщины со дня выхода «Теологии и фальсификации», Флю заявил:

Еще в студенческие годы меня все сильней разочаровывали и злили философские споры, которые, казалось, постоянно возвращались к логическому позитивизму, ярче всего изложенному в работе… “Язык, истина и логика”, и никогда не шли дальше… Идея обеих моих работ [две версии “Теологии и фальсификации” – первая, представленная в “Socratic Club”, и вторая, позже опубликованная в университете] одна и та же. Но вместо высокомерного заявления о том, что все слова верующих следует априори исключить из обсуждения как якобы нарушающие священный принцип верификации, который, как ни странно, выступает здесь в качестве светского откровения, я решил предложить более умеренное требование. Пусть верующие говорят сами за себя, по отдельности, друг за другом…

Эта история продолжается и в данной книге, где Флю вновь говорит о происхождении своего знаменитого труда:

В дни моего последнего семестра в Оксфорде вышла книга Айера “Язык, истина и логика” – и многие в “Socratic Club” уверились, что айеровскую ересь логического позитивизма (спор по поводу того, будто все религиозные суждения лишены познавательного значения) необходимо опровергнуть. Первая и единственная работа, которую я читал в “Socratic Club”, “Теология и фальсификация”, содержала, как я тогда считал, достаточное опровержение. Мне казалось, я одержал полную победу и для дальнейших споров просто нет места.

Как показала история философии, логический позитивизм действительно потерпел неудачу в 50-х годах из-за своей внутренней несогласованности. Более того, в статье для сборника, который я редактировал, сэр Альфред Айер лично заявил: «Логический позитивизм уже давно умер. Не думаю, что работа “Язык, истина и логика” по большей части истинна. По мне, так в ней полно ошибок. Она была важна в свое время… стала неким слабительным… Но если вдаться в детали, то в ней немало заблуждений, которые я исправлял или пытался исправить все последние пятьдесят лет» [1].

Во всяком случае, отход от логического позитивизма и новые правила дискуссии, предложенные Флю, вдохнули жизнь в философский теизм. За последние тридцать лет теисты создали множество значительных трудов с использованием аналитического подхода. В этой области работали такие философы, как Ричард Суинберн, Алвин Плантинга, Питер Гич, Уильям П. Элстон, Джордж Мавродес, Норман Кретцманн, Джеймс Ф. Росс, Питер ван Инваген, Элеонора Стамп, Брайан Лефтоу, Джон Холдейн и многие другие. Они рассматривали такие вопросы, как значимость утверждений о Боге и логическая связь божественных атрибутов, а также вопрос о том, обоснована ли должным образом вера в Бога, – то есть именно те, которые Флю поднимал в дискуссии, развитие которой стремился поддержать. Поворот навстречу теизму был также отмечен в статье, попавшей на обложку журнала Time в апреле 1980 года: «В результате тихой революции в мышлении и аргументации, которую вряд ли можно было предвидеть каких-нибудь два десятилетия назад, Бог обретает былую популярность. Еще удивительнее то, что это происходит… в академических кругах, среди философской элиты» [2].

«Новый атеизм», или Позитивизм возвращается

В свете этих исторических событий особый интерес представляет внезапное появление так называемого «нового атеизма». Возник он в 2006 году (это словосочетание в ноябре использовал журнал Wired). «Разрушая чары» Дэниела Деннета, «Бог как иллюзия» Ричарда Докинза, «Шесть невозможных вещей перед завтраком» Льюиса Уолперта, «Постижимая Вселенная» Виктора Стенджера и «Конец веры» Сэма Харриса (опубликована в 2004 году, а в 2006-м вышло ее продолжение, «Письмо к христианской нации»)[6] – новые атеисты, разгневанные, безжалостные, шли стройной колонной. Самым примечательным в этих книгах был не уровень их аргументации (мягко говоря, посредственный), а уровень известности, которого они достигли, став бестселлерами и получив звание «новой» истории, явленной миру благодаря СМИ. Масла в огонь еще больше подлил тот факт, что авторы оказались настолько же велеречивыми и пылкими, насколько пламенными были их книги.

Главной мишенью этих книг была, вне всякого сомнения, организованная религия любого вида, времени и места. Как ни парадоксально, но сами книги звучат как фундаменталистская проповедь. А сами авторы, по большей части, звучат как проповедники, грозящие нам серой и огнем, и божественным возмездием, и даже концом света, если мы не покаемся в своей заблудшей вере и в связанных с ней деяниях. Там нет места для двусмысленности и деликатности. Только черное и белое. Либо вы во всем соглашаетесь с нами, либо вы остаетесь одни на стороне врага. Даже известные мыслители, проявляющие хоть малую симпатию к другой точке зрения, осуждаются как изменники. А сами провозвестники – это храбрые души, провозглашающие свое послание перед лицом неизбежной мученической смерти.

Но как эти работы и их авторы вписываются в большой философский спор о Боге, что длится уже несколько десятков лет?



Да никак.

Во-первых, они отказываются заниматься реальными проблемами, связанными с вопросом существования Бога. Никто из них даже не обратился к главным основам для постулирования божественной реальности. Деннет посвятил аргументам существования Бога семь страниц. Харрис – ни одной. Они не обратились ни к проблеме источника рациональности, воплощенной в структуре Вселенной; ни к проблеме жизни, понимаемой как автономная деятельная сила; ни к проблеме сознания; ни к проблеме понятийного мышления; да они даже не обратились к проблеме чувства собственной личности, своего «Я»! Докинз говорит о происхождении жизни и сознания как о «единичном» случае, вызванном «удачным стечением обстоятельств» [3]. Уолперт пишет: «Я нарочно [!] избегал любого обсуждения сознания, все еще по большей части плохо изученного» [4].О происхождении сознания Деннет, ярый физикалист[7], однажды написал: «А затем произошло чудо» [5]. Никто из этих писателей не представил правдоподобного мировоззрения, способного объяснить существование рационально познаваемой Вселенной, которая подчиняется законам и дает нам возможность жить.

«Новый атеизм» – не что иное, как возвращение к логико-позитивистской философии, отвергнутой даже ее ярыми сторонниками.

Во-вторых, они, как видно, не осведомлены о тех ошибках и блужданиях, что привели к взлету и падению логического позитивизма. Тот, кто игнорирует ошибки истории, рискует рано или поздно их повторить. В-третьих, им, судя по всему, совершенно неизвестен внушительный корпус работ по аналитической философии религии, и неведомы новые аргументы, рожденные философским теизмом.

Будет справедливо заметить, что «новый атеизм» – не что иное, как возвращение к логико-позитивистской философии, отвергнутой даже ее ярыми сторонниками. На самом деле можно даже сказать, что «новые атеисты» никогда и не поднимались до уровня логического позитивизма. Позитивисты никогда не были столь наивными, чтобы предполагать, будто Бог может быть научной гипотезой, – они объявляли концепцию Бога бессмысленной именно потому, что она не была научной гипотезой. Докинз, с другой стороны, стоит на том, что «наличие или отсутствие творческого сверхразума – это определенно научный вопрос» [6]. Подобное заявление относится к тому типу высказываний, которые мы называем в корне неверными. В приложении «А» я постарался показать, что наш непосредственный жизненный опыт, сталкивающий нас с разумностью, жизнью, сознанием, мышлением и личностью, препятствует любой форме атеизма, включая новейший, и свидетельствует против нее.

6

De

7

Физикалист – сторонник физикализма, концепции, согласно которой истинность утверждений любой науки зависит от возможности перевести это утверждение на язык физики.