Страница 6 из 12
Рядом снова раздалось дребезжащее ворчание Мортена:
– Вам всюду м-мерещится с-слежка! Ради излишней б-безопасности вы подвергаете нас зимнему к-купанию! Нужно было не артачиться и идти по той дороге, благо хоть т-такая имелась. А т-теперь и её нет! Оглянитесь – к-кругом лишь белые поля, словно молоко разлили. Г-где уже эта ваша чёртова Москва?
Дариор резко остановился и повернулся к комиссару, едва не столкнувшись с ним носом.
– А чего вы ждали? – гневно воскликнул он. – Дорогих гостиниц? Шикарных апартаментов и ресторанов? Лихих поездок на лаковых тройках? Мы не в Европе, мы в разорванной на куски стране, которая обливается кровью из незаживающих ран! Вокруг враги, нищета и разруха! Мы здесь не затем, чтобы «разливаться в пирах и мотовстве»! Наша цель – оставаться невидимыми. Так что уж, будьте добры, коллеги-иностранцы, не воскрешайте «прошедшего житья подлейшие черты»!
Историк умолк и стал наблюдать, как глаза Мортена привычно наливаются кровью. Комиссар в гневе раскрыл рот, но Банвиль, к счастью, его опередил.
– Это из Грибоедова? – внезапно спросил он. – «Горе от ума»?
– Вы читали? – изумился Дариор.
Банвиль не успел ответить, потому как в разговор снова вмешался Мортен:
– Горе в том, что мы здесь торчим посреди этой чёртовой зимы, этого чёртова леса, этой проклятой страны! – заорал он, ниспровергая голосом порывы бушующего ветра. – Мне плевать на литературу, плевать на ваши советы, Дариор, мне плевать на… на всё! Мы должны срочно выбираться отсюда, пока моё лицо не превратилось в ледяную корку! Будь проклят тот день, когда вы взяли меня с собой, Дариор! Будь проклят тот миг, когда я впервые встретил вас! Пусть воспылает огнём всё то, что мы…
– Замолчите! – воскликнул Дариор. Он с замиранием сердца глядел вдаль снежного поля.
– Ну, что вы там увидели, Дариор? – с ноткой истерики расхохотался Мортен. – Какой-нибудь шпиль церкви? Или крышу знакомого домика? Ну давайте, скажите ещё раз, как долго вам этого не хватало, как долго вы тосковали! Прошу: порадуйте нас ещё одной трогательной сценой!
– Бог мой! – внезапно вскричал Банвиль. – Повозка!
Он, стало быть, так же как и Дариор, заметил вдалеке неторопливое движение. Очевидно, впереди петляла заветная дорога.
– Повозка? – прищурился Мортен, мгновенно умолкнув. – Слава небесам, наконец-то нам повезло! За мной!
С этими словами комиссар стремительно рванулся вперёд, превращая снежные заносы в глубокие бесформенные траншеи. Дариор и Банвиль мгновенно бросились следом. Вскоре впереди заметно выступила дорога, и в поле зрения показалась старые расшатанные сани, в которые была запряжена серая кобыла. Поводьями сонно управлял немолодой мужичок в заплатанном тулупе.
Весь засыпанный снегом, Мортен кубарем выкатился на дорогу и возопил счастливым голосом:
– Monsieur! Mon ami! Comme je suis content de vous voir! Vous êtes notre sauveur! Ne le ferez-ils de l’aide, qui se sont égarés les gens?[1]
– Чур меня! – в ужасе заорал мигом пробудившийся возница и замахнулся на Мортена кнутом.
Комиссар вовремя отскочил и в гневе заорал, обращаясь к подоспевшим попутчикам:
– Вот идиот! У вас тут все бешеные! Ну что я ему плохого сделал?
Возница тем временем с остолбенелым ужасом глазел на троих заснеженных людей, изъяснявшихся на непонятной тарабарщине. Его кобыла обратила пустой взгляд на французов, но тут же без интереса отвернулась.
Дариор торопливо вышел вперёд, дабы предотвратить нарастающий шквал неурядиц.
– Добрый день, – вежливо кивнул он и приподнял котелок. – Мы с друзьями отстали от поезда. Не могли бы вы оказать нам услугу и довезти до города? Не бесплатно, конечно.
То ли монета, мелькнувшая в руке историка, успокоила возницу, то ли его дружелюбный тон, но так или иначе мужичок положил кнут и подвинулся.
– Отчего ж не подвезти? Подвезу, садись! Вот только человеку вашему снежному, стало быть, пешком за нами бежать придётся. Боязно мне – не выдержит его кобылка-то моя.
Дариор перевёл.
Мортен гневно затряс кулаками:
– Я тебе сейчас…
– Нет-нет, – поспешил вмешаться Дариор, – я уверен, что выдержит. Кобылка у вас знатная!
Тощая лошадь прямо-таки с презрением фыркнула.
– Хорошо, как скажете, – согласился возница и подвинулся ещё дальше. Вскоре путники заняли места в санях на груде дырявых мешков с чем-то твёрдым. Возница тихо свистнул, и лошадь неторопливо пошла вперёд, мерно перебирая копытами. Мортен сразу успокоился и даже забыл про выходку с кнутом. Пока Банвиль и Дариор приводили свою одежду в порядок, он принялся мять в руках один из мешков.
– Ce que c’est?[2] – спросил он.
– Ась? – крикнул возница. – По-нашему говори! Не понимаю я по-немецки.
– Мой друг спрашивает: что это у вас в мешках? – перевёл Дариор.
Возница кинул быстрый взгляд на свой груз.
– Изделия деревянные везём. Посуду, ложки, игрушки. Всей деревней, артельно вырезаем. Новый год ведь, Рождество.
Сани неторопливо оставили поля и вкатились в еловый лес. Вокруг снова стало темно – луна сквозь ветви не просачивалась.
– И куда вы сейчас направляетесь? – поинтересовался Дариор, дабы поддержать разговор.
– Я-то? Так это, ясно дело, на Сухаревку – куда ж ещё? Только там наш хлам покупают. Может ещё где возьмут.
– Что он говорит? – спросил Банвиль, выбивая из шапки снег.
– Он отвезёт нас на Сухаревскую площадь, – пояснил Дариор. – Там большой рынок. Затеряться в толпе не составит труда.
– Но как же мы будем искать этих ваших повстанцев? Теперь они потеряны для нас навсегда.
– Не потеряны, – возразил Дариор. – Мне кажется, что стоит наведаться на Хитровку и потолковать с господами «Серыми». Думаю, они должны знать, где находится штаб-квартира орде… кхм… контрреволюционеров. А если и не знают, то мы рано или поздно встретим слежку, которая ведётся за ними со стороны тех же контрреволюционеров.
– Ладно, так и поступим, – согласился Мортен и блаженно растянулся на твёрдых мешках. – А теперь, если не возражаете, я малость вздремну. Не знаю, как вам, а на меня эти ночные приключения плохо влияют.
Никто не возражал, и вскоре под мирный храп комиссара Дариор и сам начал клевать носом.
Разбудил его резвый стук копыт, эхом отскакивавший от снега. Дариор вскинул голову и увидел, что они уже въехали в Москву и движутся по рабочим окраинам. Здесь начали появляться первые строения и даже жилые дома, но людей на улицах не было – ночь поздняя, да к тому же праздник. Банвиль и Мортен беспробудно спали в груде мешков, а возница по-прежнему развлекал песнями лошадь. Но всё же что-то было не так.
Дариор прислушался и вновь отчётливо различил позади приближавшийся стук копыт. Несколько всадников галопом неслись по ледяной дороге.
– Подъём! – взревел Дариор и что было силы пнул комиссара ногой. Тот мгновенно вскочил и озадаченно прищурился, расслышав приближающийся гон. Банвиль тоже пробудился и теперь беспокойно вглядывался вдаль.
Мортен тяжело тряхнул головой и открыл рот:
– Это…
– Прыгайте! – перебил Дариор и сиганул с саней на дорогу. Банвиль и комиссар мгновенно проделали то же самое. Затем все трое бросились к ближайшему дому и вжались в его торцовую стену.
Возница лишь присвистнул от таких манёвров. Его кобыла равнодушно повела ушами и потопала себе дальше.
Стук копыт тем временем заметно усилился. Из слабого эха он превратился в нарастающий топот. Мортен снова повернулся к Дариору:
– Это…
Он вновь не успел договорить, потому как на дорогу всего в десяти саженях от путников выехали пять или шесть всадников. Дариор изо всех сил вжался в стену, пытаясь остаться незамеченным. А Банвиль, судя по кряхтению рядом, и вовсе старался пройти сквозь неё в дом.
Кавалькада появилась так неожиданно, что кобылка испуганно взвилась на дыбы, и часть груза высыпалась из саней на землю. Всадники обратили на это внимания не больше, чем на падающий с неба снег. Двое из них отделились от общего отряда и загородили вознице проезд в город. Остальные перекрыли путь к лесу. Их взмыленные породистые кони устало опустили головы. Возница удивлённо взглянул на ночных гостей и боязливо вжал голову в плечи. Тем временем один из всадников – очевидно, лидер отряда – настороженно огляделся вокруг, обследовал взглядом сани и даже надрезал один из мешков. Затем он хриплым голосом обратился к вознице, и Дариор удивлённо вздрогнул, узнав во всаднике Стережецкого.