Грехи отцов

***

Андреа завела машину в гараж, мимоходом отметив, что серебристый «бентли» мужа стоит на своем месте как-то криво. Странно: обычно Филип безупречно аккуратен. То ли куда-то очень спешил, то ли…

Вздрогнув, она поспешила к дому. Здесь новая странность: входная дверь была приоткрыта и покачивалась на ветру.

Андреа в нерешительности остановилась на крыльце. Не только распахнутая дверь смутила ее, но и… как ни безумно это звучало, но, казалось, все вокруг изменилось. И как-то неприятно изменилось.

Потемнело небо, хотя до сумерек было еще далеко; поблекла зелень травы и кустов, белые стены и красная крыша дома. Весь мир как-то посерел, словно она смотрела на него сквозь темные очки.

Андреа стояла на пороге с сильно бьющимся сердцем, чувствуя, как обволакивает нутро и подступает к горлу страх.

Но она зашла слишком далеко, чтобы теперь отступать.

Она пришла спасти мужа. Объяснить ему, что происходит. Вырвать из этой западни, из когтей бесплотной твари, что пытается превратить его в свою марионетку и использовать в каких-то темных целях. И, если это еще в человеческих силах, она его спасет. Дальше… Андреа сама не знала, что дальше. Неприятное предчувствие подсказывало, что, скорее всего, в любом случае этого испытания их брак не переживет; но загадывать так далеко вперед она не собиралась. Тем более, не собиралась вспоминать о Мерле, о его поцелуях и сильном жарком теле, прижатом к ее телу. Будет еще время во всем этом разобраться! А сейчас она просто сделает то, что должна сделать, в чем поклялась перед алтарем.

— Милый, я дома! — громко крикнула она, переступая порог.

И голос тоже прозвучал странно, с каким-то дребезгом, словно сам воздух за время ее отсутствия изменился и начал как-то по-другому распространять звук.

Глубокая тишина была ей ответом. Дом молчал, но не обычным сонным молчанием пустого дома; тишина была чуткой, настороженной, словно ферма Гринов вглядывалась в пришелицу сотней любопытных и недобрых глаз.

Зазвонил мобильник, и Андреа едва не подпрыгнула от неожиданности. Сообразив, что это, и с облегчением переведя дух, приложила трубку к уху. Звонил Рик Граймс.

Сперва она слушала его вполуха, рассеянно вешая сумочку у двери и скидывая пиджак; но скоро услышала нечто такое, что заставило ее недоуменно нахмуриться, а затем переспросить:

— Может быть, ты что-то перепутал? Сандра Блейк — не такое уж редкое имя…

— Смотри сама, — отвечал Рик. — Сандра Блейк, белая, 1984 года рождения, муж Филип Джозеф Блейк, дочь Пенелопа. Это та, которую ты искала?

— Да, та самая. Но…

— И она действительно погибла три года назад, на Рождество. Но никакой автокатастрофы не было. Ее убили.

— Кто? — пробормотала Андреа. Ей вдруг стало трудно дышать.

— По всей видимости, латиноамериканская молодежная банда с целью ограбления. Совершили с десяток таких преступлений, прежде чем их поймали. Один из этих парней под каким-нибудь предлогом подсаживался в машину к одинокому водителю, под дулом пистолета заставлял выехать в безлюдное место, где ждали остальные члены банды, и там его убивали и грабили. Машинам потом меняли номера и угоняли в другие штаты. Судя по всему, так случилось и с этой несчастной женщиной. Рано утром уехала из дома, сказала, что сходит на фитнес и проедется по магазинам, а нашли ее через три дня на свалке за городской чертой, с несколькими ножевыми ранениями и без украшений, стоивших кругленькую сумму. А машину не нашли совсем.

— Ясно, — упавшим голосом ответила Андреа.

— Хотя, знаешь, — добавил Рик, — если бы я расследовал это дело, честно говоря, я бы еще раз все проверил. Выглядит странновато. Непохожа она на остальных жертв, да и время странное: на Рождество даже бандиты обычно предпочитают отдыхать. Вообще, сама знаешь, нередко бывает, что, поймав такую банду, на нее на радостях вешают все мало-мальски подходящие преступления. В общем, я бы в этом еще покопался. Но дело вел Шейн Уолш, и, видимо, у него никаких вопросов не возникло… Подожди, Андреа! Я только сейчас сообразил: Филип Блейк — это же…

— Спасибо, Рик, — быстро ответила Андреа и дала отбой.

— Интересно, — громко сказала она, и снова голос ее с каким-то странным дребезжащим призвуком отразился от стен. — Очень интересно. Автокатастрофа, значит. О чем еще ты мне врал?

Андреа двинулась вперед; цокот каблуков по деревянному полу гулко отдавался в пустом коридоре. Заглянула в гостиную, в кабинет, в музыкальную комнату, потом поднялась на второй этаж. Но Филипа нигде не было. Везде встречало ее одно и то же: полумрак, тишина, пустота.

За то время, что ее здесь не было, разительно изменился и сам дом. И нет, это была не игра взбудораженного воображения. Оглядываясь вокруг, повсюду замечала она следы разрушения и упадка. Стены как-то перекосились, потолок потемнел и местами вздулся, рассохшиеся доски пола скрипели под ногами. Словно за эти несколько часов дом постарел на много десятилетий.

«Как будто какая-то гниль проела его сверху донизу», — вспомнились ей слова Мэгги.

Гниль проела ее дом — и ее брак. За благополучным на вид фасадом — ложь, недомолвки, непонимание, молчаливое недоверие. Думала наконец стать на твердую почву, а вместо этого провалилась в какое-то мутное болото. И по горло в нем увязла.

И все же, быть может, уже из одного упрямства, она продолжала идти вперед. Туда, где, скорее всего, можно найти Филипа. Туда, куда ей меньше всего на свете хотелось заходить. В «комнату Пенни».

И здесь тяжелая дверь, обычно запертая, была приглашающе приоткрыта. Андреа осторожно заглянула в подвал. Пусто. В луче света, падающего из коридора, порхали пылинки; куклы и плюшевые звери смотрели с полок стеклянными глазами, и помещение, при всей своей жутковатости, выглядело сейчас спокойным и обыденным. Нежилым. Словно та незримая сила, что обитала прежде в этой комнате, решила, что здесь больше нечего делать, и ушла. Как будто выполнила свою задачу.

Подойдя к столу, Андреа зажгла керосиновую лампу: неприятно было находиться здесь в темноте. Мягкий теплый свет упал на фотографию девочки на качелях, на детскую кроватку с пологом, на аккуратно сложенную магнитную азбуку.

Андреа устало опустилась на кровать, невидящим взором глядя на девочку с развевающимися волосами — маленькую девочку, что бесстрашно взмыла в небеса, не зная, что летит навстречу смерти.

— Я, кажется, просил тебя не заходить сюда, — послышалось за спиной.

Андреа обернулась. По дороге на ферму она придумала с десяток вариантов, как начать этот разговор и как продолжить, но сейчас сказала совсем не то, что собиралась.

— А мне кажется, Филип, — резко ответила она, — что тебе пора уже многое мне объяснить! Про эту комнату — и не только!

После секундной паузы он медленно кивнул:

— Ты права. Наверное, действительно пора.

Филип подошел к ней, сел на другой конец детской кроватки. Он был в обычной домашней одежде, с аккуратно зачесанными влажными волосами: видимо, недавно принимал душ. Однако вид у него был измученный, даже больной; Андреа подумала, что его, должно быть, опять донимает мигрень, и инстинктивно потянулась к нему, но остановила себя.

— Я должен был все рассказать тебе гораздо раньше, — сказал он. — Прости. Не мог решиться. Но, может быть, и сейчас еще не поздно?

Голос его звучал по-обычному бесстрастно, но во взгляде читалось неподдельное страдание, почти мольба. Никаких обещаний Андреа давать не хотела, но ответила уже намного более мягким тоном:

— Я тебя слушаю.

Он долго молчал, опустив голову и глядя на свои руки. Должно быть, собирался с духом. Андреа терпеливо ждала. Быть может, думала она, разговор начистоту все-таки способен исправить если не все, то многое? Так или иначе, но, поговорив откровенно, оба они сбросят с себя груз недомолвок, взаимных обид и молчаливых обвинений, и смогут двигаться дальше…

Наконец Филип заговорил.

— Я не хотел их убивать, — сказал он.

========== Глава 17 ==========