Страница 25 из 29
В некоторых случаях люди начинают реально угадывать события будущего. Возникает факт ясновидения. Часто они приписывают эту способность ясности своего ума, хотя, как правило, такое свойство носит характер бессознательного воспоминания. Люди абсолютного повторения имеют иногда яркие реалистические воспоминания, но эти воспоминания не способствуют их пробуждению, а еще больше привязывают к механическому существованию. Как остановившиеся в повторениях, так и инволюционирующие личности не способны ничего извлечь из воспоминаний; их воспоминания не ведут их к эволюции, к духовному развитию. Напротив, духовное развитие личности неизбежно приводит ее к воспоминаниям, которые не искажены психологическими комплексами (например, комплексами величия или неполноценности), но становятся все более и более сознательными.
Одна из важнейших тем Успенского – тема “обратного движения во времени”[247] как пути к истинной эволюции человека. Здесь он по-своему развивает ницшеанскую тему борьбы за вечность, сведя воедино христианскую идею борьбы с грехом и буддийскую идею изменения кармы: “Все вечно; все, что было, продолжает существовать… Прошлое… приносит и будет приносить свои плоды; творить все новые и новые преступления. Если причина зла находится в прошлом… человек должен идти назад, отыскивать причины зла и уничтожать их, как бы далеко они ни отстояли. Только в этой идее есть намек на допустимость общей эволюции. Только в этой идее заключена возможность изменения кармы всего человечества, ибо изменение кармы означает изменение прошлого”[248].
Мы видим, что система Успенского демонстрирует сложный синкретический подход к различным проблемам, вводящий их в область онтологии, и что вопрос о природе времени также переходит у него в сферу нравственно-онтологическую и социально-историческую. Так, вопрос о вечном возвращении и темы идеального устройства общества, представленного в законах древнего вероучителя Ману, рассматриваются у него в одной главе.
В ответе на вопрос о природе времени Успенский видел возможность решения злободневного вопроса ординарной модели прогрессистов в предреволюционное время – о борьбе за насильственное свержение власти. Он писал, что “из великих учителей, законодателей и основателей религий, которые нам известны лучше других, Христос и Будда не защищали борьбу со злом при помощи насилия, т. е. при помощи нового зла. Однако, – продолжает он, – мы хорошо знаем, во что превратилась их проповедь любви и сострадания”[249]. Он недоверчиво смотрит на утопические планы прогрессистов о создании идеального общества и уничтожении старого: “самые фантастические измышления в этой области подняты до ранга науки или догматизированы в виде рационалистической религии”[250]. Он видит возможность влиять на события изнутри, в контексте “шестимерного пространственно-временного континуума”, в котором человеку, достигшему “определенного уровня внутреннего развития”, открывается возможность бороться с причинами, а не результатами зла. Но этой способностью, по Успенскому, обладают далеко не все. Вхождение в эволюционный поток “путем перевоплощений в прошлое” и движение против времени к его началу “доступно только человеку, который обрел высокое сознание и великую силу”[251]. Движение против времени к его началу – важный аспект идеи вечного возвращения, открывающий ее “скрытый смысл и скрытую цель”[252], утверждает Успенский.
Успенский выступает против идеи искупительной силы страдания, утверждая, что страдание может помочь человеку только в том случае, если оно пробуждает понимание своих причин, а не само по себе. Он считает, что только понимание ложных предпосылок и изменение принципов поведения в результате этого понимания способны “исправить” карму и избавить человека от страданий.
Успенский рассматривает евангельскую историю и драму Христа “с точки зрения механизма вечного возвращения и перевоплощения в прошлое”[253]. Он ставит вопрос о сознательных и бессознательных ролях в этой драме и утверждает, что в евангельской истории, которую писали люди, “понимавшие смысл и цель драмы Христа”[254], существуют сознательные и бессознательные роли. И актеры, играющие сознательные роли, могут меняться. Так, Христос, Иоанн Креститель, апостолы могут поменяться ролями. Но актеры, плохо знающие свои роли или желающие исправить свои роли, внести в них улучшение, будут вновь и вновь играть свои роли, пока не достигнут совершенства. Роли же бессознательные не меняются, и толпа, и первосвященники, распявшие Христа, будут продолжать кричать: “Распни его” во всех циклах вечности, и Пилат в очередной раз будет умывать руки. Успенский делает беспощадный вывод по поводу носителей ординарной модели, исполнителей бессознательных ролей, которые они играют “в соответствии со своим воспитанием, окружением, эпохой”[255], механически и без ошибок повторяя свои роли. Однако, согласно Успенскому, сознательные роли требуют подготовки, что является задачей, которую решает эзотерическое христианство. Именно оно готовит актеров для этой архетипической драмы. Таким образом, драма лежит в основе религии, а религия питает источник жизни, и в этом, по Успенскому, “отражается космический процесс”[256].
Вопрос о носителях зла Успенский решает очень категорично. “Нет ни одной эзотерической традиции, которая допускала бы внутреннее противоречие между внешней жизненной ролью и внутренней работой”[257], – пишет он. Нравственный максимализм Успенского проявляется в утверждении: “Величайшая ошибка считать, что добро может скрываться под маской зла, а истина под маской лжи”[258]. Зло для него – это феномен слепоты и бессознательности. Поэтому он считает, что жизнь, которая служит лжи и основана на лжи, не может быть основанием сознательной внутренней работы.
Успенский исследует и некоторые другие концепции реинкарнации, в частности, спиритуалистическую идею возможности ускоренной реинкарнации, не через столетия, а через несколько дней или даже минут после смерти, а также буддийскую концепцию реинкарнации, допускающую немедленное новое воплощение души после смерти. Все эти концепции реинкарнации, согласно Успенскому, основаны на ординарной и некритически понятой идее времени, что лишает их силы и значения. Время воспринимается авторами этих концепций как нечто объективно существующее, и эта точка зрения принимается без рассуждения и критики. Часы, календарь, геологический период, астрономический цикл не вызывают у них никаких сомнений. Однако, по Успенскому, старомодное понятие времени, лежащее в основе всех этих представлений, нуждается в пересмотре.
Смерть человека означает для этого человека конец времени. Нет больше “до” и “после” и нет направления из прошлого в будущее. Наша ошибка, пишет Успенский, заключается в искусственном выпрямлении временны`х координат и в приписывании общего направления и параллельности временным процессам, связанным с человеческой жизнью, развитием человечества, жизнью земли, жизнью солнца и т. д., т. е. в том, что теософы называют ложной аналогией. В действительности, соглашается Успенский, вполне возможно, что процессы эти несоизмеримы и не параллельны. Все же мы знаем достаточно, чтобы понять, что для всех этих процессов нет единого времени. Следовательно, направление движения души после смерти невозможно предсказать. Можно только предположить гравитационное влияние больших кругов на меньшие, но эти влияния могут приходить из самых разных направлений. О конкретном времени можно говорить только в отношении существования конкретного субъекта. В этом смысле, когда Ангел из Апокалипсиса говорит, что “времени больше не будет”, он говорит о смерти человечества. Законы времени и вечности не поддаются обыденной человеческой логике. Успенский предлагает смелый парадокс: “жизнь человека, повторяющаяся согласно закону вечного возвращения на одном “месте во времени”… одновременно совершается и на другом “месте во времени”[259]. Чтобы допустить возможность перевоплощения в прошлое, необходимо допустить, пишет Успенский, “множественность существований или сосуществование”[260].
247
Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. 1971. P. 432.
248
Ibid. P. 433.
249
Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. 1971. P. 438.
250
Ibid. P. 440.
251
Ibid. P. 435.
252
Ibid. P. 432.
253
Ibid. P. 437.
254
Ibid. P. 438.
255
Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. 1971. P. 438.
256
Ibid. P. 439.
257
Ibid. P. 437.
258
Ibid. P. 439.
259
Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. 1971. P. 434.
260
Ibid. P. 435.