Страница 16 из 31
«Боже. Он тоже чувствовал это».
— Если бы виски было музыкой, — продолжал он, — я думаю, что она началась бы с пунша, а затем превратилась бы в нечто медленное и легкое, — его пальцы танцевали в воздухе, как будто он играл мелодию, и именно тогда я заметил, чего не хватало в комнате.
— Где твое пианино?
— Его нет.
— Почему нет? Разве это не важно для тебя?
— Что-то типа жалоб на шум.
Недостатки проживания в квартире.
— Попался. Так ты тренируешься в доме своих родителей?
— Нет, они много лет назад избавились от своего.
— Дааааа…
Рид перестал «играть» и отклонил голову назад, чтобы посмотреть на меня.
— Что?
— Ну, а где же ты играл?
— Я... я не знаю. Предполагаю, что нигде.
После аварии или может раньше, я не знал, но что это было за дерьмо? Он перестал следовать своей мечте ради стабильной жизни, и теперь у него даже не было инструмента, чтобы играть в свободное время? Казалось странным, что у него не было доступа к тому, что, очевидно, было его страстью, если только не урывками несколько минут в школе.
— Держу пари, ты всегда можешь сходить в музыкальный магазин на Броуд. Та женщина была так рада, что ты пришел, что она, вероятно, даже заплатит тебе за игру.
— Эй, — сказал он, садясь. — Это неплохая идея.
— Тебе стоит это сделать.
— Полагаю, это значит, что мне придется смириться и спросить ее имя.
— Я же говорю тебе, воспользуйся оправданием травмы мозга. У тебя словно есть идеальная карточка досрочного-освобождения-из-тюрьмы.
— Да, конечно, — он снова лег, а я проследил пальцем закрученный узор подлокотника кресла. — Ты придешь ко мне, если я буду играть?
— Если ты заплатишь мне.
Он пристально посмотрел в ответ:
— Серьезно?
— Нет, — сказал я, смеясь над его шокированным выражением лица.
— Ох. Отлично, — он перевернулся на живот, вытягиваясь на диване, как кошка, и положил подбородок на руки. — Мне бы хотелось, чтобы ты пришел.
«Я бы тоже очень хотел, чтобы ты пришел, — но мы не думаем об одном, о чем-то, даже отдаленно похожем».
— Что бы ты хотел сыграть?
— Хм. Может быть, сюиту Баха «Воздух»... что-то из ноктюрнов Шопена, может быть, девятый. Возможно, я добавлю немного Бетховена, может «Лунную сонату», чтобы тебе не было скучно.
Я издал неприличное фырканье:
— Мне никогда не будет скучно.
— Тебе может.
— Мне не было бы. Поверь мне.
Рид нахмурился:
— Я действительно доверяю тебе. Что должно быть странно, правда? Но это как... как будто я в безопасности с тобой.
Не было никакого способа, чтобы он не смог услышать быстрое стаккато, которое отбивало мое сердце, и я мог только попытаться успокоить это дерьмо, сделав вдох, прежде чем сказать:
— Ты.
— Я тебе верю.
Долгое мгновение он просто смотрел на меня, его большие карие глаза были открыты и ловили мой взгляд, как будто он пытался найти ответ на вопрос, который мог услышать только он.
— Не знаю, зачем я это говорю, — прошептал он, наконец, нарушая тишину. — Это должно оставаться в моей голове, — подтвердил он свое утверждение, постучав по виску и издав горький смешок.
Господи, для своего же блага, он был чертовски милым.
— Все хорошо. Мне нравится слушать твои мысли.
— Да? Ну... тогда скажи мне кое-что.
— Хорошо.
Он снова поиграл нижней губой между зубами, как будто готовясь задать вопрос и сомневаясь, каким будет мой ответ.
— Тебе когда-нибудь бывает одиноко? В твоем большом доме, когда ты совсем один?
— В большом доме? — рассмеялся я. — Едва.
— Ты отклоняешься от ответа.
— Такой серьезный вопрос. На тебя так действует «Кроун»?
— Возможно. А может и нет. Но ты все еще не ответил.
— Мне становится одиноко? — отталкиваясь ногами от пола, я раскачивал стул взад и вперед, обдумывая его вопрос. Мне одиноко? Обычно я был слишком занят, чтобы думать об этом, и у меня было много друзей на работе и вне ее. Разве мне могло быть одиноко? Конечно, так и было, особенно когда Рид вышел из моей двери. — Я предполагаю, что да.
— В какие моменты?
— В основном по ночам. Иногда я не могу уснуть и... — я вздохнул, прежде чем признаться, — было бы хорошо, если бы кто-нибудь... — «Было бы хорошо, если бы ты был там».
Рид лег щекой на руки.
— Я тоже часто не могу заснуть. Я просыпаюсь от кошмаров. Одни я помню, другие — нет.
Это было честное признание, и оно сильно меня зацепило. Он всегда казался таким спокойным после того, что с ним случилось, что было трудно соотнести добродушного человека с тем, кто прошел через такое ужасное испытание. Но, конечно, он был в ужасе, даже если его страхи проявлялись только во сне. Рид никогда не показывал себя мне таким, но с другой стороны, почему он выложил все свои заботы и беды к ногам кого-то, кого он только начал узнавать? Я был тем человеком, который помог ему, не побоюсь этого слова, забыться.
— Могу я тебе позвонить? — спросил он. — Если мы оба проснемся посреди ночи? Может, мы сможем помочь друг другу уснуть.
В его словах была такая милая невинность, что мне захотелось наклониться, взять его лицо в свои руки и соединить наши губы, пока внешний мир не исчезнет. С ним, может быть, я не был бы таким беспокойным, а может быть, со мной, он не был бы таким напуганным.
— В любое время, — сказал я. — Ты можешь звонить мне в любое время и днем, и ночью.
Он улыбнулся мне, видимо, удовлетворенный таким ответом. Но потом его лоб сморщился, и он сказал:
— Это ужасно, ты же понимаешь.
— Что такое?
— Я помню, ты говорил, что занят и у тебя нет времени на отношения, но... ты действительно классный парень, и мне кажется ужасным, что у тебя никого нет, с кем ты можешь поделиться своим.
Мое сердце сжалось, и мне пришлось смотреть на колени, чтобы он не увидел слез, грозящих выплеснуться из моих глаз.
Но мое дрожащее дыхание, должно быть, выдало меня, потому что он сказал:
— Прости. Я не хотел тебя расстраивать. Но я просто думаю... ты заслуживаешь счастья. И у меня такое чувство, что это не так?
«Боже, откуда это взялось? Он что, видел меня насквозь?»
— Спасибо, что сказал... Все это. Но со мной все в порядке.
«Я просто не понимал, насколько пуста была моя жизнь, пока ты не заполнил ее».
— Ты всегда можешь позвонить мне, — сказал он и зевнул. Его глаза начали закрываться, но я знал, что должен отвезти его домой, пока он глубоко не заснет. Я дал ему немного отдохнуть, пока выливал виски обратно в бутылку «Кроун», убирал ее и ополаскивал стаканы. Его было нелегко разбудить, и он довольствовался тем, что в полусонном состоянии поднялся и спускался по лестнице, и мне пришлось держать его, чтобы он не упал. Вероятно, как только Рид сядет в машину, он отключится.
Я открыл машину и помог ему сесть, а когда сам сел за руль, услышал, как он тихо произнес мое имя.
— Спасибо за сегодняшний день, — слова Рида были невнятными, выдавая усталость, он снова закрыл глаза и прислонил голову к окну. Мы и так были с ним долго, но расставаться с ним было нелегко, и я чувствовал возрастающую потребность быть с ним столько времени, насколько это было возможным. Кто знает, долго ли он у меня будет, когда он решит двигаться дальше?
Протянув руку через грудь Рида, я потянул ремень безопасности вниз и пристегнул его. При лунном свете, струившемся по его лицу, он выглядел умиротворенным, и я позволил себе наблюдать за ним, как его дыхание замедлилось до спокойного вдоха и выдоха. Он сидел в моей машине, рядом со мной, и я почти мог представить, что он мой. Что мы были в городе и направлялись вместе домой. Мысль не казалась такой уж далекой, пока он был на расстоянии прикосновения.
Мои кончики пальцев покалывало от желания протянуть руку, и, хотя, мне совсем не хотелось его будить, я не смог остановиться, чтобы не наклониться и слегка провести тыльной стороной ладони по его челюсти. Щетина там была на удивление мягкой, и только когда я провел рукой в обратную сторону, она немного покалывала. Когда Рид даже не пошевелился, я снова повторил движение, полагаясь на удачу.