Дорогой отцов
(Роман)

Завод оброс парками, потонул в зелени, и шумит густая листва в улицах и переулках, над площадями и цехами завода, и сам завод опоясан тополями. Сергея так утомила напряженная работа, что ему хотелось несколько отдохнуть, прежде чем ехать домой, и он, откинувшись на спинку садовой скамейки, скоро задремал. Очнулся он от стрельбы зениток. Он вскочил и побежал, но его задержал постовой милиционер.

— Имею пропуск, — сказал Сергей и, минуя парк, затрусил в штаб народного ополчения. Еще год тому назад по решению обкома партии в городе был сформирован корпус народного ополчения — из пехоты и кавалерии, артиллерия и танковых батальонов. Частями командовали офицеры запаса, они же руководили полевыми учениями. На тракторном из рабочих была сформирована танковая бригада народного ополчения. Сергей командовал танковым батальоном.

— Наконец-то, — обрадовался комиссар бригады, увидев Сергея. — Трех нарочных за вами посылал.

— В чем дело, товарищ комиссар?

— Садитесь. Вы сегодня в нашем распоряжении. Нужно продумать план действий танковых батальонов на случай высадки вражеского авиадесанта. Командование поручает вам эту работу. Примите во внимание: действуем совместно с истребительным батальоном нашего завода. Рассмотрение плана назначено на вечер. Подготовьте предложения.

В комнате остался один Сергей.

— С чего начать? — вслух произнес он, вороша волосы. — Итак, я офицер штаба и мне поручено разработать возможную операцию. Ну, Сергей, за дело. — Он подошел к телефону, снял трубку — Алло! Это штаб истребительного батальона?.. Говорят из танковой бригады народного ополчения. Попросите комбата. Как нет?.. — Сергей повесил трубку. — Есть одна неудача. С чего же все-таки начать? Не вижу противника, не знаю его сил, не имею никаких данных о нем. Однако что защищаем? В этом суть, и с этого начнем.

К восемнадцати часам командиры подразделений собрались в полном составе. Среди них были инженеры, администраторы, партийные работники.

Иван Егорыч пришел на собрание в черной сатиновой косоворотке. Его пригласили сюда как участника обороны Царицына. Он сел в переднем ряду, ближе к докладчику. Совещание открыл комиссар (командир был болен). Сергей приколол к стенке ватманский лист с нанесенным на него планом обороны завода.

— С кем нам, возможно, придется столкнуться? — на мгновение задумался. — Из опыта войны мы знаем, что враг сбрасывает воздушные десанты. Авиадесант состоит главным образом из автоматчиков. Задачи авиадесанта: разрушать важнейшие коммуникации, а если удастся, удержать их в исправности до подхода полевых частей. Условимся, что именно такую цель враг и поставил перед собой в районе нашего завода. Отсюда ставлю задачу: охранять дороги и подступы к заводу.

Сергей карандашом показывал большие и малые дороги, опускался к мостам через балки, подымался на гряду высот, подчеркивая ключевые пути к тракторному. Говорил о том, где и какие намечены им заслоны и засады, — какими силами следует охранять мосты и дороги.

— Таков мой план, — заключил взволнованный и раскрасневшийся Сергей.

Комиссар спросил:

— Какие будут замечания? Нет замечаний? Утверждаю.

Когда опустела комната, комиссар подошел к Сергею и горячо поблагодарил его.

— А теперь поезжайте домой.

Дубковы жили в центре города, невдалеке от площади Павших борцов, на южной стороне которой высился драмтеатр имени Горького.

Вместе с Сергеем в автобус сел Иван Егорыч, который решил проведать своих внучат и Анну Павловну. Сноху он застал в слезах. До нее дошли плохие вести: будто колхоз, на полях которого трудился Алеша, захватили фашисты. В ту пору Сталинград отправил на уборку колхозного урожая не одну тысячу школьников. Алеша поехал на Дон, к Якову Кузьмичу Демину. Провожая сына, Анна Павловна наказывала:

— Будь, Алеша, в колхозе примером для других. Там, конечно, будет не легко, но ты помни, что отец очень обрадуется, когда узнает, что ты…

Алеша вошел в отряд косцов. На всю жизнь останется в памяти первый день труда на пшеничном поле: тяжелым и трудным выдался денек. У него от непривычки и с натуги ныли кости, временами глаза застилались красноватым туманом. Страшный испуг охватывал его. Ему казалось, что он слепнет. Но спустя неделю Яков Кузьмич, у которого Алеша жил, удивляясь, спросил:

— Тебе сколько лет, Алеша?

— Пятнадцатый идет.

— Не может быть, — удивился Яков Кузьмич. — Который же год косой работаешь?

— Понемногу третье лето. За Волгой у нас знакомые живут. К ним на рыбалку езжу и там сено — кошу. Я люблю косить.

Алеше приятно было слышать доброе слово о своей работе. Он тогда же послал домой вес-точку, делясь своими успехами. Письмо это не дошло, но кто-то, не застав Анны Павловны и не подумав, воткнул в щелочку зловещую записку: «Алеша попал к фашистам в плен».

На самом деле с Алешей случилось другое. Светило жаркое солнце. Степь дышала зноем. Орлы, поднявшись до неподвижных облаков, часами парили там, ни разу не махнув крылом. Люди старались, торопились, забывая об отдыхе, помня о том, что на просторах Донщины гремит война. Спокойный был день. И вдруг кто-то громко крикнул:

— Воздух!

Самолет приближался к тому полю, на котором работал Алеша. Не прошло и минуты, как в воздухе вдруг что-то засвистело, потом застучало по каленой земле. Алеша, приподняв голову, закричал:

— Горит! Горит!

Самолет сбросил сотни мелких зажигалок, которые, густо дымя беловато-серым смрадом, подожгли поле. Огонь, быстро разгораясь, все шире охватывал пламенем наливное поле пшеницы. Знойная и душная степь запахла горелым житом. Взрослые косцы и школьники, которые постарше, бросились тушить пожар.

— Забрасывай землей! Землей! — возбужденно шумели они.

— Ребята, топчите пшеницу. Притаптывайте!

Мальчишки кидались в удушливый дым, и скоро кто-то уже вскрикнул от ожога, на ком-то задымилась рубашка, у кого-то затрещали волосы. Разрозненные очаги пожара без особого труда потушили, но там, где зажигалки свалились охапкой, пламя, бушуя, создавало невыносимую жару и подступиться к огню не было никакой возможности.

Яков Кузьмич, схватив косу, закричал:

— Окашивать надо! Окашивать!

И косари широким прокосом начали отмежевывать сплошной очаг пожара от пшеничного поля, уходящего к далекому горизонту. Алеша, следуя за Яковом Кузьмичом, работал изо всех сил. У него стучало и билось сердце, пылало в груди, дрожали ноги, туманилось в глазах. Он крепился, но все же под конец ему изменили силы, под ним качнулась земля и пошла кругом. Алеша упал. Его повезли в больницу. Колхозное поле лежало за Доном, и Яков Кузьмич во избежание потери времени отвез Алешу в участковую больницу соседнего района. А ночью Алешу внезапно подняли с постели. В первую минуту он ничего не мог сообразить, но, заслышав тревожный шум и суетливую беготню, понял, что в станицу пришла беда. Перед ним стояла испуганная няня с застывшим ужасом в глазах. Алеша быстро оделся. Пришла дежурная сестра, бледная, всполошенная.

— Дорогу к Дону найдешь, Алеша? — спросила она дрожащим голосом.

— Что случилось? — спросил Алеша, поспешно шнуруя ботинок.

— Фашисты входят в станицу. Быстрее, Алеша. Тебя проводит мой сын.

Станица притихла, люди попрятались и затаились. Все это случилось так внезапно, что Алеша, не рассуждая, во всем положился на мальчика, покорно доверился ему. По вымершей улице они промелькнули тенями и выбежали в темную и прохладную степь. Ночь была темная, безлунная. Из темноты, казалось ребятам, каждую минуту можно ожидать самого невероятного.

— Ты, Алеша, хорошо плаваешь? — спросил мальчик. — Дон переплывешь?

— Переплыву.

— Весь Дон? — сомневался мальчик. — Дон ведь широкий.

— Широкий, но не шире Волги.

В стороне блеснула вспышка, издалека донесся тяжелый артиллерийский гул, высоко в небе прогудел самолет. Ребята, затаив дыхание, залегли в бурьян, выжидая новых вспышек, новых выстрелов. Но вокруг все было тихо и безмолвно. Алеша, вставая, шепнул мальчику: — Возвращайся домой. Дальше я один пойду.