Орда I

Рыжуха голая да сиденьем заморённая, уронила голову взлохмаченную, потупив взгляд и увидела, как к ней босыми ногами подошла одна из ведьм, [12] ведуний [13] иль колдуний, [14] для неё тогда они все были «в одном мешке перемешаны». Погладила вековуха мученицу по лохмам растрёпанным, воткнула что-то в волосы и было это последнее, что дева запомнила…

3. Говно по реке плывёт, о пути не задумываясь. Опьянев от жизни, в яму падают расслабившись. Только лезть наверх – упираться приходится. Ну, а коль горы не видать поблизости, то и тужится за просто так нет нужды…

Райс буквально вырвалась из цепких щупалец сна жуткого в коем сволочи какие-то непонятные, но все как один пола мужицкого топили её в отхожей лохани нечистотами переполненной. Распахнула глаза в ужасе, задерживая, как и во сне дыхание да принялась в панике по сторонам метаться взглядом перепуганным.

Какое-то время глаза непонятно куда смотрящие, отключившись от ничего не понимающего сознания лихорадочно метались из стороны в сторону, будто что-то выискивая, выхватывая лишь фрагменты отдельные нереального окружения. Вот только как в мозаике испорченной, никак те куски не складывались в картину полною, реальную да целостную.

Потолок бревенчатый толстым слоем мухами засиженный через щели коего слабый свет просачивался, делая всё вокруг сумрачным. Земляные стены да нечистот море целое с кишащей белой коркой на поверхности. В этой жиже она и болталась по груди самые. Глаза что распахнула, защипало от зловонья дикого, и они бедные тут же защитной слезой ответили.

Одуревши от увиденной картины мерзопакостной, учащённо задышала дева только ртом, чтоб не нюхать запаха, но тут же сглотнув массу рвотную наружу рвущуюся опять задержав дыхание крепко глаза зажмурила, отчего по щекам покатились слезинки крупные. Кутырка приказала себе успокоиться мысленно, и глаз не распахивая, да и не дыша совсем, прислушалась к ощущениям.

Первое что осознала – жужжание полчища мух тугое да противное, что не только вокруг летали, но уже по всей царской дочери ползали, пытаясь не то сожрать её беззубые, не то защекотать да зализать до смерти. Второе, то что жижа, где она стоя плавала, была мерзко тёплая. Подрыгала ногами в разные стороны, дна не нащупала, лишь наткнулась сзади на стену склизкую отвесную.

Тело будто висело в этой жидкой гадости, не имея под собой опоры для стояния. Под грудями пояс широкий почуяла, что был похоже где-то наверху привязанный и не давал опуститься в клоаку копошащуюся, ниже того уровня, на котором трепыхалась она словно приманка на удочке.

Руки тоже были где-то вверху привязаны, но некрепко как ей показалось по ощущениям. Дева вновь задышала только ртом, хотя зловонье мерзкое и без этого пронимало до самых внутренностей. Задрала к верху голову. Осторожно глаза раскрыла узкими щёлками. Руки оказались вовсе не привязаны, а просто вдетые в петли кожаные и висели на одних запястьях расслабленных.

Мученица медленно вынула из петли одну руку затем другую и закрыв лицо ладонями задышала мелко да надрывисто будто ладони могли служить фильтром для ямы выгребной, а то, что рыжая сидела в ней она уже догадывалась.

Райс никуда не смотрела, ни о чём не думала, так как всё её естество грешное отчаянно боролось с желудком собственным, просившимся во что бы то ни стало наружу вывернуться. Он в итоге победил хозяйку упёртую, выплеснув из себя все что смог на тот момент и даже после этого ещё пытался что-то выдавить, что уже ну никак не выдавливалось.

Опосля того как рыжую вырвало, голова поплыла кругом опьяняющим, но задышала кутырка ровнее значительно. Наплевав на зловоние едкое и злобно закипая лютой ненавистью ко всему на свете несправедливому, готовая порвать каждого опарыша, что под самым носом копошился в месиве, нормально осмотрелась вокруг себя.

Обведя взглядом медленным отхожую яму вонючую, Райс упёрлась взглядом ошарашенным, на ещё одну горемыку рядом висевшую. Такую же кутырку по возрасту как она. Та в двух шагах левее от неё болталась и сплошным ковром из мух была облеплена. Волосы светло-русые почти белые изрядно нечистотами выпачканные. Большие глаза серые, в сумраке ямы блестевшие, словно мокрый камень полированный. Соседка, уложив на макушке руки в замок с улыбкой небрежного добродушия молча новенькую разглядывала.

– Ты кто? – ошарашено прошипела Райс почему-то шёпотом.

– Я – Апити, а ты? – представилась белобрысая, но в отличие от Райс вполне спокойным и даже довольным голосом.

– Райс, – рыкнула рыжая слабо да сдавленно и тут же продолжила, – а мы где?

– В говне, – хмыкнула Апити, расцветая в улыбке лучезарной да смахивая с лица насекомых надоедливых, – аль, не видишь чё ли, где плаваешь?

– Как я тут оказалась? – в изумлении вопрошала Райс толи соседку непонятную, толи саму себя бестолковую, – ничего не помню, хоть убей.

– Так не мудрено, подруга, – как-то запросто да по-свойски совсем ответила «мученица» светловолосая, – тебя под гребешком привели зачарованным. Втыкают такую костяшку в волосы, и ты как телок на привязи что велят то и делаешь, и при этом ничего не помнишь. Штука хорошая. Я как круги пройду так непременно заведу себе подобное.

– Да, да, – тут же спохватилась Райс растеряно, – что-то припоминаю про волосы. Вековуха белая сначала погладила, а потом вроде как гребень вставила.

Царская дочь, находясь в полной прострации осторожно прощупала голову, ища гребень видимо, но на копне волос по спине распущенной да на половину в жижу утопленной инородных предметов ни обнаружила. Кроме мух вообще ничего лишнего. Десницы тут же облепили насекомые, топча их своими лапами и она брезгливо руками задёргала, отгоняя мерзость непотребную.

Тут по настилу верхнему застучали чьи-то шаги в обуви, и дыра в потолке что была чуть левее ярицы, да служившая основным источником света солнечного, потемнела, окуная их и без того мрачное пристанище вообще в полумрак сумрачный. Апити предвидя реакцию новенькой тут же жёстко потребовала, переходя на шипение змеиное:

– Только не ори!

Райс не успела понять, что-к-чему, как сверху в дырку полилась струйка тонкая, создавая на поверхности «говноёма» вонючего ажурное облачко пенное, разбрызгиваясь мелкими капельками да поднимая из глубин клоачных свежую волну зловония мерзкого.

– Фу, – презрительно шипя, выдавила из себя рыжая, сморщившись да зажимая нос пальцами.

Кто-то, сверху сделав своё дело нехитрое так же неспешно ушёл, как пришёл, открывая дырку для света сумрачного да позволяя разглядывать окружение.

– Ты давно тут сидишь? – через время какое-то продолжила пытать Райс свою соседку светловолосую, решив через свою соратницу по ямному сидению хоть что-нибудь разузнать о деяниях вокруг творящихся.

– Третий день почитай в этой жиже плаваю.

– А ты кто вообще и за что тебя сюда бросили?

– Я? Никто. Впрочем, как и ты, – спокойно отвечала Апити даже с некой гордостью, – но, как и ты я «особая». [15] Других сюда не садят, да и близко не пускают. Только вон сверху до дырки и не более. А сидение здесь называется особым титулом: «познанием себя через нечистоту житейскую». Странно, что ты об этом ничего не ведаешь.

– Я вообще ни хрена не знаю, что происходит вокруг меня, – огрызнулась зло рыжая, отрывая пальцы от носа зажатого, – сначала законопатили в баню лесную на целых две седмицы, где я света белого не видела. Я там чуть с ума не сбрендила по четырём стенам ползая. Теперь вообще по горло в говне. Да, когда же это кончится!

– Успокойся подруга. Всё только начинается, – тут же с ухмылкой в голосе отвечала Апити, – а я смотрю ты в большой привилегии, коль чистить разум в баню была посажена. Небось и баня тёплая, и кормёжка не с помойки какой, да и водица колодезная?

– А толку-то, – пробурчала Райс озлобленно, подтверждая догадки о своих привилегиях, – темнота хоть глаз коли да ни единого звука как под землёй схороненная.