Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 39

с) Наконец, соглашение о процентах наряду с простым займом чаще всего ведет к путанице и послужило поводом для ошибочного понимания некоторых трудных фрагментов в римском праве, отчего это необходимо рассмотреть подробнее.

Если мы сопоставим сначала заем с только что рассмотренной стипуляцией, то обнаружим высказанное правило, что к займу можно правомерно добавить все то, что допустимо в стипуляции:

«Omnia quae inseri stipulationibus possunt, eadem possunt etiam numerationi pecuniae: et ideo et conditiones»[200].

Так как только что было показано, что позже соглашение о процентах наряду со стипуляцией было разрешено в качестве основания иска, то указанная последовательность привела бы к допущению такого же эффекта наряду с займом, чему не препятствовал бы ее строгий контрактный характер (который не был строже, чем у стипуляции). Я говорю, что так должно было бы быть, если быть последовательным, и в случае с займом в деньгах, и в случае с займом в иных «количествах». Эта последовательность на самом деле была реализована и признана во втором случае займа (зерном и т. д.), как это будет показано ниже. Зато в случае денежного займа дело обстояло иначе, но причиной этого отличия был не характер контракта, а скорее совершенно особенный характер иска, предписанного исключительно для этого контракта.

Ведь единственно возможным иском из денежного займа была certi condictio, в Intentio которой обязательно следовало называть определенную денежную сумму, которой должна была соответствовать Condemnatio. При таких обстоятельствах у судьи не было иного выбора, кроме как либо оправдать, либо присудить к названной сумме. Если бы в решении он увеличил эту сумму на обещанные проценты, то он должен был бы возместить все это за счет собственного имущества[201].

Основание правила, высказанного в столь многих фрагментах, заключается только в том, что в случае денежного займа никогда нельзя предъявлять иск о взыскании процентов, если эти проценты не были обещаны в стипуляции[202]. Если же причина заключалась в этом, т. е. в формуле иска, а не в характере контракта, то было совершенно непоследовательно сохранять это правило в Юстиниановом праве (в котором полностью исчезли исковые формулы); от него уже здесь следовало бы отказаться полностью[203].

То, что такое понимание правильно, неопровержимо следует из того, как римское право трактует заем зерном и другими «количествами», когда при этом проценты обещали простым соглашением, хотя указанный заем был совершенно таким же строгим контрактом и обладал таким же контрактным характером, как и денежный заем. Абсолютно решающими в этом отношении являются следующие фрагменты.

1. «Frumenti vel hordei mutuo dati accessio ex nudo pacto praestanda est»[204].

Здесь прямо признано, что при займе зерном можно предъявить иск о взыскании процентов по простому соглашению, только иск не назван.

2. «Oleo quidem vel quibuscunque fructibus mutuo datis, incerti pretii ratio, additamentum usurarum ejusdem matiriae suasit admitti»[205].

Этот фрагмент во все времена был предметом больших сомнений и недоразумений. Во-первых, в нем не сказано, о каких процентах идет речь. При этом можно было бы подумать о пене за просрочку или процессуальных процентах, что, однако, следует отвергнуть, так как они могут встречаться только при наличных деньгах, как это будет показано ниже. Равным образом нельзя подумать о стипулированных процентах, поскольку возможность потребовать их в судебном порядке и без того не вызывает сомнений, что не подходит к высказыванию во фрагменте. Таким образом, остается предположить только один случай, когда проценты обещали простым соглашением, стало быть, точно такой же случай, как и в предшествующем фрагменте, однако здесь с важным дополнением, что возможность требования подобных процентов в судебном порядке основывается не на строгой норме права, а на новом разрешении из справедливости («suasit admitti»). Отдельного объяснения требуют слова «incerti pretio ratio». Они прямо выражают высказанную выше противоположность подобного займа денежному займу. Тогда как в случае денежного займа certi condictio делала невозможным любое распространение судебного решения на проценты, здесь иск содержал incerta Condemnatio (quanti ea res est), неопределенный характер которой давал судье процессуальную свободу и позволял включить в судебное решение проценты, в то время как материальную допустимость процентов и без того следовало признавать по вышеназванным причинам[206].

§ 269. Действие литисконтестации.

II. Объем присуждения.

а) Расширения (процессуальные проценты)

(продолжение)

Из двух возможных причин возникновения требования выплаты процентов (§ 268) до сих пор рассматривалась первая (договор); осталось рассмотреть еще вторую.

II. Общая норма права как причина возникновения требования выплаты процентов.

Эта норма права основывается на следующем рассуждении, обоснованном опытом. При развитом обороте использование наличных денег с получением процентов является привычным и распространенным до такой степени, что, без сомнений, в качестве общего правила можно допустить, что любую большую или небольшую сумму денег можно использовать с получением процентов в любой момент времени. Правильность этого допущения становится особенно очевидной, если подумать при этом о существовании публичных банков или сберегательных касс или же об отношении текущего счета, в которое кто-либо вступает с банкиром, при котором любая внесенная или снятая сумма рассчитывается с начислением процентов со дня платежа. Но при этом нельзя представлять себе, будто только заем был единственной формой использования денег с получением процентов. Было бы также неправильно, если бы мы допускали высказанное предположение только для нашего сильно развитого денежного оборота, а для римских условий отрицали. Как раз римские юристы решительно исходят из высказанной здесь предпосылки, как будет показано ниже. У них даже институт аргентариев служил для содействия процентным сделкам[207].

Высказанное здесь мнение приводит к следующей трактовке правоотношений. Когда какой-либо вещью некоторое время пользуется тот, кому это не положено, стало быть, этого несправедливо лишен другой и вместе с тем имеется правовое основание требовать возмещения за эту несправедливость, то в каждом отдельном случае все сводится в доказательству величины интереса этой перенесенной несправедливости, но об этом вовсе невозможно сформулировать радикальное правило.

У того, кто требует подобного возмещения, в этом случае наступает большое облегчение, когда предмет пользования, которого его несправедливо лишают, заключается в наличных деньгах. Благодаря этому становится ненужным отдельное доказательство суммы понесенного ущерба, так что истец может требовать за недостающие деньги выплаты процентов, принятых в данной местности. В отдельных случаях, правда, можно требовать большего возмещения, но для этого в каждом случае требуется специальное законодательное предписание или же особое доказательство. Зато для обычных для данной местности процентов не требуется особое доказательство, поскольку оно делается ненужным благодаря высказанному выше коренному эмпирическому положению.

Это крайне важное практическое правило применяется, в частности, в пене за просрочку, поскольку в качестве возмещения за просрочку в случае денежного долга можно требовать принятые в данной местности проценты без доказательства понесенного ущерба[208]. Но когда указанный случай считают совершенно особым классом процентов и строго отличают от него другие классы с различными названиями, что обычно происходит, то это совершенно неправильно[209]. Напротив, в пене за просрочку выражается самый частый случай применения, в то время как совершенно такой же принцип применяется во многих правоотношениях и без просрочки. Так, в частности, каждый, кто управляет чужими делами и несет при этом расходы за счет собственного имущества, может требовать принятые в данной местности проценты с израсходованных денег, даже если противную сторону нельзя обвинить в просрочке[210].

200





L. 7 de reb. cred. (12. 1).

201

Gajus, IV, § 52: «alioquin litem suam facit».

202

L. 24 pr. de praescr. verb. (19. 5); L. 10, § 4 mand. (17. 1); L. 11, § 1 de reb. cred. (12. 1); L. 3, 7 C., de usur. (4. 32); Paulus, II, 14, § 1. Отличие от предшествующего случая, в котором соглашение добавлялось к стипуляции, заключалось в том, что здесь чисто формальную ошибку исправляли путем нестрогого толкования, поскольку это воспринимали так, будто формулу стипуляции высказывали только в конце всего действия. Такой подход был невозможен при займе, так как в процентах фикция займа не имела бы никакого смысла, а без нее у иска из соглашения не было бы основания для возникновения. Впрочем, высказанное правило нельзя понимать так, будто подобное соглашение было совершенно недействующим; оно не должно было обосновывать только иск, но из него возникала naturalis obligatio (L. 5, § 2 de sol. (46. 3); L. 3, 4, 22 C., de usur. (4. 32)). В этом не сомневались даже самые строгие юристы.

203

Сомнительна трактовка nauticum foenus, при этом об иске не сообщается (L. 5, § 1, L. 7 de naut. foen. (22. 2)). В данном случае, возможно, всегда использовали стипуляцию, но и без стипуляции можно, пожалуй, допустить иск согласно принципам безымянных контрактов. Ведь форма займа была при этом лишь внешним проявлением, а на самом деле это была дача суммы с риском утраты с встречным обещанием большей суммы на случай, если утраты не происходило, т. е. сделка по форме do ut des.

204

L. 12 C., de usur. (4. 32).

205

L. 23 C., de usur. (4. 32).

206

Поэтому я вынужден отвергнуть следующие недавно предпринятые попытки объяснения фрагмента. Согласно некоторым авторам, «incerti pretii ratio» должно означать неустойчивую цену зерна, но совершенно невозможно придумать причину, по которой нельзя было бы разрешать проценты при совершенно неизменных ценах. Другие придают основное значение словам «ejusdem materiae», так что подлинным намерением фрагмента является запрет обещания процентов в других материалах. Однако эти слова следует объяснять исходя из того, что понятие и название «проценты» вовсе не подходят к обещанию в других материалах; в них не должен выражаться запрет. Согласно данному здесь объяснению фрагмента, следует исправить утверждение, которое основывалось на ошибочном его понимании (с. 618 [т. III русского перевода «Системы…»]).

207

Примечательное признание утверждаемого здесь общего обычая и опыта (даже в отношении условий в древние времена) встречается в том месте, где его едва ли можно было ожидать, – в притче о ленивом рабе (Мф. 25:27 и Лк. 19:23).

208

L. 32, § 2 de usuris (22. 1).

209

Так, например, иногда называют следующие классы процентов: usurae ex mora, legales, punitoriae (Schilling, Institutionen, Bd. III, S. 108). Это замечание отнюдь не должно подвергнуть сомнению то, что для некоторых отдельных правоотношений существуют позитивные предписания, например, из-за необычайно высоких процентов, а именно в том случае, когда управляющий чужим имуществом недобросовестно использует с выгодой для себя деньги, переданные ему в управление (L. 38 de neg. gest. (3. 5)), а также в случае usurae rei judicatae согласно новым предписаниям Юстиниана. Однако причина возникновения требования уплаты процентов в этих отдельных случаях не имеет специфических отличий, тогда как договорные проценты полностью отличаются от процентов, вытекающих из общей нормы права.

210

Так, например, в случае договора поручения, negotiorum gestio, товарищества и опеки (L. 12, § 9 mand. (17. 1); L. 19, § 4 de neg. gest. (3. 5)). Если в этих случаях управляющий сможет доказать, что для необходимых расходов он вынужден был взять деньги под необычайно высокий процент, то он сможет потребовать возмещения. Но это снова выходит за рамки нашего общего предположения.