Страница 18 из 20
Такова уголовно-следственная статистика за январь 1933 года. Здесь нет никаких указаний, что хотя бы один из случаев связан с попыткой «уберечь собственные семьи от голода», как о том пишет Снайдер.
Ссылка на Дэвиса и Уиткрофта посвящена теме спекуляции зерном и попыткам советского руководства ликвидировать ее – с хорошими, хотя далеко не окончательными результатами.
Спекуляция зерном вредила всему, что стремились осуществить Советы: сбору с колхозов зерна в качестве налога для обеспечения питанием рабочих в городах; максимально широкому и насколько возможно справедливому нормированию имеющегося зерна, учитывая неурожаи и голод. Колхозники, спекулировавшие зерном, обычно воровали его у колхоза, делая его, таким образом, недоступным ни для государственных хлебозаготовок, ни для использования другими колхозниками. Покупали зерно исключительно те, у кого водились деньги, то есть не деревенская беднота; вот почему спекулятивная торговля зерном угрожала любым попыткам справедливого распределения хлеба в условиях голода. Последнее означало то, что прежде случалось в голодные годы: богатые продолжали есть, а бедные – голодать.
Еще Снайдер утверждает, что в качестве резерва Советский Союз сберегал 3 млн т зерна. Дэвис и Уиткрофт напрямую не указывают размер «резерва» (они используют термин «запасы») на декабрь 1932 года, отмечая, что в июньском (1933) плане значилось 3608 млн т, а далее заключают:
«Подобные надежды наверняка вызывали серьезный скептицизм со стороны тех немногих руководителей, которые знали о судьбе прежних попыток накопить хлеб» (с. 196–197).
Далее Дэвис и Уиткрофт пишут, что в действительности на «1 июля 1933 года общий объем запасов составил 1392 млн т», включавший в себя семенное зерно (с. 236). Снайдер не говорит, где ему удалось отыскать цифру в 3 млн т, сохраняемых в декабре 1932 года в качестве резерва.
Заключение. Ни одно из наиболее важных положений Снайдера по данному пункту не документировано теми источниками, которые он приводит.
Следующее утверждение Снайдера с особой ясностью показывает его недобросовестность:
«В конце декабря 1932 года Сталин одобрил предложение Кагановича насчет того, что посевное зерно для весны нужно изымать ради выполнения годового плана хлебозаготовок. Из-за этого у колхозов не осталось, чем сеять следующей осенью озимые» (с. 73).
Конечно, ничего подобного не было. Сталин и Каганович совершили бы огромную глупость, изъяв семенное зерно и ничего не оставив для сева. Утверждение Снайдера, вероятно, связано с директивой Политбюро от 29 декабря 1932 года и другими решениями, разобранными ранее при обсуждении п. 5.
Правительство отказывалось снижать план хлебопоставок, считая, что не выполнившие его колхозы и единоличники прячут зерно. Зачем? Конечно же, для питания, но и для продажи. Спекуляция на черном рынке в период голода сулила огромные барыши, поскольку цены взлетали намного выше, чем обычно.
Тезис о «запланированном голоде» понадобился Снайдеру, чтобы в отношении «массовых убийств» уподобить СССР нацисткой Германии, а Сталина – Гитлеру. «Семь политических практик» служат Снайдеру доказательствами того, что советское руководство преднамеренно морило голодом Украину. Читателям нетрудно убедиться: тщательной проверке подверглась каждая из ссылок, с помощью которых Снайдер пытался обосновать свои «политические практики». И ни в одной из них нет доказательств для утверждений Снайдера об организованном голоде.
Снайдер прибегает к различным видам псевдоссылок. В первом случае приводимый им источник совсем ничего не содержит в подтверждение его утверждения. Такого рода цитация – просто блеф. Читатели наивно полагают, что такой профессор истории Йельского университета, как Снайдер, обязан добросовестно цитировать источники, а стало быть, действительно располагает доказательствами своих утверждений.
Фальшивые ссылки второго вида и вправду содержат положения, похожие на те, что приводит Снайдер. Но либо они сами не опираются на доказательства, либо отсылают к другим работам, в которых, в свою очередь, нет доказательств для тех заявлений. Пример: книга Кушнира – вторичный источник, особенно часто цитируемый Снайдером по теме голода. Она главным образом представляет собой сводку украинских националистических исследований, а не самостоятельную научную работу. Кроме того, Кушнир то и дело искажает данные по голоду. Так, он пишет:
«Существуют и другие взгляды, как правило, не опирающиеся на серьезные доказательства, о причинах возникновения голода на Украине. Например, согласно американскому исследователю Марку Таугеру, голод был результатом неурожая, и Сталину пришлось принять трудное решение для того, чтобы спасти городское население за счет деревни» (с. 197).
Это ложь. Исследования Марка Таугера о голоде 1932–1933 годов очень хорошо документированы. Но мало кто из польских читателей Кушнира станет смотреть работы Таугера, чтобы понять, что Кушнир лжет.
Для Кушнира характерна такая же научная недобросовестность, что и для Снайдера: он делает вид, что проводит объективное исследование, тогда как на самом деле протаскивает предвзятую идею. Как и у Снайдера, в книге Кушнира вообще нет доказательств того, что голод 1932–1933 годов стал результатом коллективизации либо что «голодомор» украинцев или кого бы то ни было «организован Сталиным» (с. 15).
Третий вид фальшивых ссылок выражается в форме «предвзятости через замалчивание». Снайдер не сообщает своим читателям важной информации, содержащейся в цитируемых им работах. Например, большое и детальное исследование Дэвиса и Уиткрофта, один из основных источников Снайдера, содержит вывод о том, что советский режим не был виновен в организации голода, но Снайдер об этом своих читателей не информирует.
Никто из многочисленных украинских исследователей националистического и антикоммунистического толка, заявлявших, будто Сталин сознательно морил голодом Украину, не представил каких-либо доказательств в поддержку своего тезиса. Естественно, что Снайдер как неспециалист в этой области лишь полагается на работы других антикоммунистов и тоже не предоставил ни единого доказательства.
Антикоммунисты и украинские националисты, по крайней мере, с 1980-х годов неутомимо искали подтверждение своим предвзятым мнениям о «спланированном голоде». Однако то, что до сих пор никаких доказательств тому не обнаружено, возможно, подтверждает наилучшим образом факт отсутствия какой-либо «спланированности».
В действительности никакого «голодомора» – преднамеренного или «рукотворного» голода – не было. Имел место просто голод – один из тех, что некой периодичностью случался в каждом столетии. Благодаря коллективизации и механизации сельского хозяйства голод 1932–1933 годов стал последним голодом в русско-советской истории (за исключением послевоенного голода 1946–1947 годов, который так же не был ни «спланированным», ни «рукотворным»)[62].
Снайдер часто ссылается на работы Юрия Шаповала. Последний принадлежит к ведущим украинским историкам из националистического и антикоммунистического лагеря. Но доверять Шаповалу в точности цитирования источников нельзя. Вот один из примеров из самого начала статьи «Ложь и замалчивание», которую Снайдер цитирует в своей книге:
«Чуев описал эти встречи в книжке “Сто сорок бесед с Вячеславом Молотовым”, где можно прочесть следующее:
– В писательской среде говорят о том, что голод 1933 года был специально организован Сталиным и всем вашим руководством.
– Это говорят враги коммунизма!
– Но ведь чуть ли не 12 миллионов погибло от голода в 1933-м…
– Я считаю, эти факты не доказаны, – утверждает Молотов.
– Не доказаны?..
– Нет, нет, ни в коем случае. Мне приходилось в эти годы ездить на хлебозаготовки. Так что я не мог пройти мимо таких вещей. Не мог. Я тогда побывал на Украине два раза на хлебозаготовках, в Сычево, на Урале был, в Сибири – как же, я ничего не видел, что ли? Абсурд! Нет, это абсурд».
62
Об этом послевоенном голоде кратко говорится в одной из следующих глав. См.: Wheatcroft Stephen G. The Soviet Famine of 1946–1947, the Weather and Human Agency in Histori-cal Perspective. Europe-Asia Studies 64 no. 6 (2012). Р. 988–1005.