Речники

Ей припомнилась малышня посикушная, что мамок тогда почитай бесчувственных по родным углам растаскивала, где в банях домашних отогревали их да приводили в сознание. А как вспоминая дошла до Сладкой, подруги своей с девства самого, с коей прошла её жизнь горемычная, разревелась в голос да навзрыд словно кутырка сопливая.

Та как вышла из дурмана лишь качнулась слегка да растянула харю в улыбке радостной. Хрюкнула громко словно порося молоденькая, как всегда это делала, да со всего маха на спину рухнула, раскидав руки в разные стороны. И опять тогда её выходка бесшабашная стёрла всю серьёзность происходящего в Данухином сознании. Она Сладкую отматькала, как следует. Не со зла, конечно, да и не в серьёз, естественно. А та в ответ принялась дурачиться, смешно пытаясь из сугроба выбраться, что у неё не получалось как не пробовала. При этом она издавала звуки различные, непотребные да громко хохотала до слёз размазывая краску по харе жиром намазанной…

9. Была Варвара мужиком, да любопытство подвело. Оторвали Варваре на базаре…

Зорьку выбросило из воспоминаний сладостных, когда тряхнуло крепко это несуразное средство транспортное. Толи кочка большая попалась там, толи колесом на камень наехали, притом в аккурат с её стороны лежания. Тушку ярицы по рукам ногам вязаную вверх подкинуло да на край коробки бросило, там, где у неё борта не было. Она край тот, ногами почуяла. Тело затормозило на животе, что позволило приподнять голову да украдкой осмотреться вокруг подробнее.

Увидала сразу две пары ног. Одни, что впереди стояли обуты были в мужские сапоги кожаные, а вторые, что ближе – лапы беровы, но ни те, ни другие не смотрели в её сторону, что позволило ей осмелеть да поднять глаза на нежить чёрную.

Тут кутырка и обалдела аж челюсть на пол выронив. Оба оказались людьми арийского роду племени! Эту народность ей знакомую ни с кем не спутаешь. Один, конями управлял длинными верёвками, а другой облокотившись на борт лишь обувку имел в виде лап беровых, притом сапоги высокие, выше колена ноги закрывающие. А так мужик мужиком только раза в два здоровей первого.

Оба стояли, не смотря в её сторону. Сердце ярицы затрепетало в груди так, что казалось, наружу выскочит. «Бежать», – мелькнуло в голове девичьей, – «в траву да схорониться тетёркой малою».

Оглянулась Зорька. Коробка катилась по степи прямёхонько, дорог не выбирая торёных. И пусть трава в местах этих, рост не набрала как за их огородами, но укрыться в ней можно было, коль пластом лежать да задницу не выпячивать.

Принялась она извиваться телом связанным, аккуратно сползая на край нащупанный, да украдкой поглядывая на захватчиков. Наконец соскользнула со шкур в траву степную, при этом чуть головой о землю не шмякнувшись. Быстро откатилась в сторону да замерла, уткнувшись носом в пучок травы.

Но не успела ярица обрадоваться побегу удачному, как рывок резкий чуть ноги не выдернул. Крутануло Зорьку, развернуло. Нещадно потащило по стерне жёсткой да мелким камешкам. Как назло, трава по пути попадалась колючая, да и камешки в земле далеко не покатые. А потом вообще на какие-то кусты наехала. Ни трава, а деревья целые.

Обе рубахи почти сразу задрались на голову, так как тащило её вперёд ногами бедную и оттого скребла землю абсолютно голая. Сложилось стойкое ощущение, что ей на голову мешок накинули. Света белого не видно, да и дышать резко стало затруднительно.

Ужас девку обнял, паника, от чего забилась она в молчаливой истерике, головой мотая из стороны в сторону в рубахах закутанных, да мыча носом, будто кто рот зажал ладонью широкою. Зорька тела своего не чуяла. Даже не понимала тогда, что голышом по земле едет кверху задницей. Вернее, ярица не помнила о своих ощущениях в тот момент от страха панического, хотя её естество нежное буквально протиралось на тёрке каменной, сдирая тонкую кожицу да до мяса тело царапая. И вообще, даже опосля ничего не помнила из того, как поранилась.

Только тут перестали тащить. Всё вокруг резко замерло. И тогда осознала Зорька умом своим от страха парализованным, что её притащили на гибель верную. В аккурат в кострище непогашенное. Потому что тело девичье с головы до ног в раз зажгло безжалостно. Завертелась девонька рыбой жареной, что на раскалённом камне к обеду готовится. Закусила кубки алые, чтоб от боли нестерпимой не заняться криком предательским.

А тут кто-то ещё ухватил её волосы чрез «мешок наброшенный». Грубо дёрнул, вверх подкидывая словно пушинку невесомую. Она и вовсе потеряла ориентацию, заблудившись, где земля с небом находится, но не успев уж в который раз испугаться как следует, тут же стукнулась ногами о землю твёрдую.

Голова закружилась от такого выверта, но Зорька приложила старание, чтоб удержать равновесие да не упасть опять в костёр воображаемый. Рубахи, что мешком на голове были собраны, в раз расправились, да и приняли привычное положение. Глаза ярицы ослепил диск солнечный, оказавшийся прямо перед лицом её вверх задранным.

Ничего ни понимая в этой жизни грёбанной да соображая с трудом где находится, не видя пред собой ничего в упор глазами прищуренными, все же заметалась взглядом бешеным по сторонам осматриваясь, тяжело дыша с голосом. Девка так и не успев понять «что-здесь-где» да «какого пса вонючего», направилась в очередной полет оказавшись в воздухе, только пред глазами замелькало небо с облаками, да ещё что-то непонятное.

Лишь когда её больно брякнули об пол коробки уже ненавистной по запаху, ярица сориентировалась в своём пространственном положении да не осознано вдавилась в стенку мехом обитою, поджав колени к груди да пытаясь за ними спрятаться.

Её бестолковый взгляд мечущийся, упёрся в морду мужика в сапогах беровых. Тут на Зорьку ступор напал глаза распахивая, да и рот вместе с ними в одном движении, а по башке словно кто бревном оприходовал. Перед ней стоял не обычный мужик! Его лицо было чем-то вымазано чёрным с подтёками оттого казалось страшным до безобразия. Единственно что Зорька поняла, мужик был молод, судя по только что отрастающей бороде с усиками.

Ариец был вида здоровенного, широченный в плечах, да и сам весь какой-то с крупной кости сложенный, но видно не жиром заплыл, а весь из мяса свит слово вожак туровый. Лицо похитителя суровым сделалось, но глаза при этом смеялись хохотом. Зорька молча на него пялилась быстро по лику его глазками бегая, даже не думая о чём-либо спрашивать. Ей самой было не понятно потом почему она так старалась в тот момент голос не показывать.

Рыжий мужик наклонился над одуревшей ярицей, сцапал в ладонь волосы пучком охватывая, но не больно как в прошлый раз, а где-то даже ласково. Настойчиво наклонил голову, сунул её меж колен в подол. Второй рукой её руки выпростал, что в локтях за спиной были стянуты.

Зорьке как с крыльев путы скинули. Такая нега разлилась по телу с облегчением, что даже жжение всего переда содранного, отпустило боль да забылось на время короткое. Только захватчик и не думал выпускать на свободу птичку пойманную. Вновь связал ей руки, только в этот раз спереди за запястья тонкие. Она не сопротивлялась, даже не пытаясь противиться. Ей и в голову не приходило артачиться. Будто всё вот так и было изначально задумано.

Сделав дело своё, он выпрямился, отвернулся от Зорьки на него во всю глазевшую да отойдя на другую сторону, опять на борт упёрся даль разглядывая. А кутырка узрела на борту, что напротив был, перекинутую шкуру берову, башка коего в аккурат оказалась прямо перед ней на одном с лицом уровне. Зорька вздрогнула, ещё больше съёжилась да только тут по-настоящему почуяла боль жгучую всего тела изодранного.

Кони тронулись, и коробка затряслась на неровностях. И чем больше Зорька приходила в себя от ужаса пережитого, тем больней становились раны на теле истерзанном да так всё зажгло, что ярица закусила губу до привкуса солоноватого да глаза зажмурила только б не заорать голосом.

Дальше молча ехали. Нудно как-то пленницу потрясывая. Сначала девка похитителей разглядывала, но те постоянно к ней спиной стояли и со временем ей надоело это занятие. Стала степь рассматривать, что видна была позади через борт отсутствующий. Там за ними целая вереница таких же парных коней с похожими повозками ехали, только за собой тащили волокуши, гружённые барахлом награбленным. Наконец и это надоело ярице. Выбрав тогда позу поудобнее, чтоб не так было больно трястись на ухабинах с кочками она уставилась на облака далёкие.