Страница 17 из 30
– А это тогда кто? Вон похожий на командующего, только седой?
– Это брат его.
– В гробах сразу привезли.
– Да ну забрали из морга, видать, там всё и сделали…
– Ой, страсть-то какая. Сроду не забуду. Со стороны и то смотреть страшно.
– Дмитриевна, поди сюда-тка.
– Здравствуйте, бабоньки, – к сидящим на лавочке около сельсовета подошла сухонькая старушка с палочкой в руках.
– Здравствуй, Дмитриевна. Ну, ты расскажи про Митю с Ириной.
– Ой, господи, да чего же рассказывать. Чай, не свадьба, не праздник какой.
– Говорят, дюже хорошо было.
– Святой боже, – Дмитриевна перекрестилась, – всё смешалось: что свадьба, что поминки.
– Да ты присядь, расскажи.
Дмитриевна, не суетясь, села, поставила рядом бадик, расправила складки на юбке.
– Горе, бабы, большое. На всех нас хватит, – начала она свой рассказ. – Татьяна до сих пор сама не своя. Говорит, что всё как в тумане. А Даша, как смерть, прости, господи. Зашла – я и молитву забыла, какую читала…
– Да ты кряду сказывай, – перебила нетерпеливая Авдотья.
– Пришли за мной Ритус с Мишкой. Мол, так и так. Вечером прийти надо почитать псалтырь. Ну, я Матрёне-то сама уж говорила. Пришли мы, значит, к шести часам. Татьяна сидит промеж двух гробов, плачет. Мы читать начали. Все собралися. Ребята, значит, Алёнка, внучата, сват зашёл, Станислав Карлович, Стив. Потом Дашка с командующим приехали. Они когда подъехали, зашёл Ритус и попросил всех выйти, чтоб Дашка попрощалась. Её командующий под руки заводил-то. Мы в трехстеннике посидели, чаю попили. Потом гляжу, Наташа, жена Ритуса, со шприцем прошла. Видать, укол делать. А потом нас позвали опять читать. Мы зашли, а Даши нет. Видно, увели в спальню. Послужили. Пришли соседи, кому надо. До девяти служили…
– А чего ж, Дашка совсем не стояла?
– Да стояла потом. И сам стоял.
– А кто ж женщины это такие?
– Да, вот чёрненькая, такая красивая?
– Это Наташа, жена Ритуса, а светленькая – Лена – жена Стива. Да Георг – то ли друг, то ли родственник ихний. Я толком не поняла. Девки-то всё и приготовили. Видно, путные. Всё как-то тихо, чинно. Я, прям, диву далась. И мужики все, лбы какие, стояли – не шелохнулись.
– С вами поминать-то садились?
– Садились только Ритус да сам командующий. Ритус-то он так посидел. Пить не стал совсем. Нам разливал. Сказал, что ему нельзя. А командующий-то выпивал, и выпивал хорошо.… Наутро послужили, вынесли гробики. В церковь занесли, отслужили панихиду. На кладбище отвезли, да и закопали соколиков. Понравился мне Ритус. Мужик стоумовой, хотя самый младший из братьев.
– Не то военный?
– Да, ну, брось. Волосатый какой. У военных враз обреют.
– Не знаю, бабоньки, не интересовалась. Но понравился он мне сильно. Всё знает, всё умеет, но как-то ненавязчиво.
– В церкви-то я видала их. Молодцы, конечно, мужики. Командующий, видно, Дашку всё уговаривал. Отвёл к окну и чего-то ей говорил-говорил. А когда панихида кончилась, кивнул ребятишкам своим, они Дашу за руки взяли с обеих сторон, так и шли, пока он гроб помогал выносить.
– Путных их сразу видать. Вон Копыловы бабку хоронили. Прям, все на иномарках подъехали к церкви. Гроб дорогущий с откидной крышкой до половины. В церковь табором, да чего-то всё говорят, кричат. Мож, кто и своё, а слышимость-то сильная. Шум-гам – балаган да и только.
– Да, командующий – попутёвей. Иномарки у его дома стояли. А на кладбище подъехали две машины попроще. Когда вышли мы из церкви, Ритус помин обносил, а к нему Семён подошёл. Я слышу, Ритус говорит, мол, подгоните к кладбищу две машины потихоньку. И всё. И за столом как-то посерьёзней. К иным придёшь служить, а там почитай, чуть ли не свадьба: «Ой, кума, как давно не видались». – «Ой, Игнатьевна, а как твоя корова?»
– Ну, и помин хороший был?
– Да он сейчас уж редко у кого плохой бывает. В магазинах всё есть.
– Ребята теперь с Татьяной жить будут?
– Не знаю.
– Да им чего? Осталось два месяца доучиться. В ПТУ пойдут. Одна Алёнка. Небось, и Даша присмотрит за сестрой.
– Конечно.
Ещё долго сидели кумушки, перетирали косточки, как это водится на деревне. Уж очень нравится наблюдать со стороны, как другому человеку может быть плохо и как он с этой болью справляется.
Вот Даша справлялась плохо. То ли много успокаивающего ей ввели, то ли действительно простудилась, но вечером после поминок её бил озноб. Юли попробовал лоб:
– Так дело не пойдёт – звоню Стиву.
– Пройдёт. Я сейчас согреюсь и усну.
Согреться она не смогла. Пришлось среди ночи ехать в гарнизон.
А ещё через три дня бабу Таню вызвали в школу. Старушка не знала, зачем. Решила, что ребята чего-то набедили: Даши нет, в больнице лежит, и самого тоже нет. Пришла.
– Проходите. Татьяна Леонидовна, – пригласила её Ольга Васильевна, директор школы, к себе в кабинет. – Присаживайтесь. Познакомьтесь. Это Ситникова Тамара Сергеевна из отдела по социальной защите сирот. Она вам сейчас всё объяснит.
– Здравствуйте, бабушка, – Тамара Сергеевна поправила зачем-то очки, открыла папку. – Так… Дмитрий Николаевич Телешов приходился вам сыном?
– Да, – растерянно ответила баба Таня.
– Он состоял в браке с Толстой Ириной Владиславовной?
– Состоял…
– У них от совместного брака родилась дочь Дарья?
– Дашенька…
– В 198. году ваш сын Дмитрий Николаевич и ваша сноха Ирина Владиславовна усыновили ещё двух мальчиков и одну девочку…
– Правильно.… Это дети младшего моего, Серёженьки. Он-то сам погиб, а жена родила, да, видать, чего-то не так, врачи не доглядели. Она померла, и ребёночек вслед за ней…
– Я знаю, – перебила Тамара Сергеевна, повысив голос. – Девочка Елена после того, как прибыла в новую семью, перестала разговаривать. Так?
– Так, милая, так. Вить ей…
– Ей пришлось пойти в школу на год позже других детей из-за этого недостатка.
– Да какой же это недостаток? Она ведь не глупая. Всё понимала, рисовала хорошо, читала, только про себя.
– Хорошо. Это уже не важно. Комитет по опеке решил направить Телешовых Михаила Сергеевича, Николая Сергеевича в Н-кий интернат, Елену Сергеевну Телешову в распредприёмник в связи с гибелью опекунов.
– Оля, старая я стала. Чего это она тут говорит-то? – спросила баба Таня.
– Тёть Тань, детей хотят в интернат отдать, – ответила Ольга Васильевна, вздохнув.
– Ой, батюшки святы. Ты, милая, либо тронулась совсем? Куда ж это я их отдам, пока жива…
– Вот именно, пока живы. Бабушка, вам сколько лет уже? Семьдесят – восемьдесят? Именно. Вы не сегодня-завтра на кладбище, а дети?..
– Да чего ж ты меня хоронишь раньше времени? Я, может, до ста лет доживу.
– Вот и замечательно, вот и живите. А детей будет государство воспитывать. Их один раз взяли в семью – несчастье случилось. Другой раз.… А там депрессия… А там суицид. Вы знаете, сколько детей и подростков совершают самоубийств в год?
– Господи помилуй, да с чего они над собой что-то делать будут? Слава богу, учатся все хорошо, умные, работящие, на эти, как их, олимпиады, ездят, места занимают. Миша хочет в радиотехнический институт поступать.
– Ну, институт не институт. Во всяком случае, кусок хлеба себе заработает, если не дурак.
– Да ты подожди. Может, какую бумагу надо написать? Чтоб на опеку-то? Так я напишу.
– Бабушка. Какая вы непонятливая. Вы – старая. Если что случится – кто виноват? Отдел по социальной защите детей? К тому же, чего вы так переживаете? Ведь, не в Америку мы отправляем ваших внуков. Мальчики будут…
– А Даша может опекунство оформить? – снова перебила баба Таня.
– Вы имеете в виду вашу старшую внучку?
– Ну, да, её. Она замужем, работает. Детишки есть.
– Сколько?
– Чего сколько? – не поняла старушка.
– Детей у вашей внучки сколько? – Тамара Сергеевна с нетерпением начала стучать пальцами по столу.