Непобежденный

В том же «Волчьем паспорте» не названный по фамилии секретарь ЦК по идеологии, но понятно, что речь идет о Зимянине, распекая поэта за репортаж о Монголии в американском журнале «Лайф», вызвавший возмущение монгольского руководства, «вдруг сварливо добавил:

– И с вашей женитьбой на англичанке вы тоже учудили. Надо же было до такого додуматься! Почему вы все время противопоставляете себя обществу, гусей дразните?!

Я встал и сказал:

– Это мать моих двух детей. Если вы немедленно не извинитесь, я сейчас же уйду…

Он с торопливой гибкостью обнял меня за плечи, усадил:

– Ну, хорошо. Снимаю личный вопрос. Но гусей- то дразнить все-таки не надо. Ни монгольских, ни своих.»

Уже упоминавшийся Борис Панкин в одной из последних своих публикаций так характеризует отношение Зимянина к Евтушенко: «Блажит? – спросил он при мне о Жене кого-то из руководящих деятелей Союза советских писателей.

– Есть немного.

– Анти нет?

– Нет.

– Так что мы не в состоянии это выдержать?..»

В 1964 году познакомился с Зимяниным известный дипломат и журналист, руководивший в 1988–1991 годах Международным отделом ЦК КПСС Валентин Михайлович Фалин: «Небольшого роста, щуплый, подвижный, как ртуть. Большую часть войны партизанил в Белоруссии. С партийной работы попал в дипломаты. Будучи послом во Вьетнаме, Зимянин энергично противодействовал тому, чтобы эту страну постигла полпотовская драма».

В конце лета 1979 года В. М. Фалин, тогда первый заместитель заведующего отделом международной информации ЦК КПСС, с секретарем ЦК М. В. Зимяниным с глазу на глаз обсуждали ситуацию в Афганистане. Страна охвачена гражданской войной, и соотношение сил явно не в пользу правящего режима. Президент Тараки и премьер Амин молят Москву о военной помощи, не только оружием, но и войсками. До осени 1979 года позиция советского руководства сводилась к тому, чтобы оказывать Афганистану политическое и экономическое содействие, в том числе оружием и военной техникой, но не более того.

В этой новой ситуации Фалин задавал вопрос, от кого и с кем теперь защищать афганскую революцию? И он, и Зимянин замечали возросшую активность советского Генштаба и тех отделов ЦК, которым положено заниматься афганской проблематикой. Друг другу они доверяли, поэтому поделились общим печальным выводом: страну втягивают в «авантюру с сомнительным финалом».

Фалин вспоминал, как Зимянин в разговоре с ним с глазу на глаз сказал об Андропове, что тот «знает о каждом из нас больше, чем мы сами знаем о себе».

По мнению Фалина, «внимая фактам, Юрий Владимирович вместе с тем неадекватно реагировал на сплетни» и испытывал аллергию «на инакомыслие любых оттенков». «Судя по всему, венгерский опыт 1956–1957 годов глубоко засел в его подсознании. В несколько заходов я пытался пробудить интерес Андропова к правовому опыту Швейцарии, Англии, США и ФРГ в защите ими государственных устоев. Там закон проводит грань между инакомыслием и инакодействием.

Такого рода рассуждения не пришлись ко двору. И, похоже, не случайно микрофоны подслушивания были моими спутниками».

О совместной поездке с Зимяниным в Афганистан в апреле 1980 года, то есть через четыре месяца после ввода туда наших войск, рассказывал народный артист СССР Иосиф Кобзон. Секретарь ЦК КПСС М. В. Зимянин возглавлял советскую делегацию на праздновании первой годовщины Апрельской революции.

«Мы тогда, как и все советские люди, ничего не знали, и нам стали рассказывать страшные вещи о том, какая здесь идет война, как погибают наши ребята. Летчики погибают, десантники погибают… Ребята наши там находились в тяжелом психологическом состоянии. Они не знали, за что их прислали сюда воевать».

Певец обратился к Зимянину: «Надо выступить перед ребятами». На что Зимянин, по утверждению Кобзона, ответил: «Нельзя, пока еще наши взаимоотношения с Афганистаном не стали достоянием гласности».

«Но они гибнут!»

«Кто тебе сказал?»

«Очевидцы».

Зимянин велел Кобзону посоветоваться с послом, бывшим лидером Татарстана Ф. А. Табеевым.

Тот заявил: «Нежелательно. Опасно».

Кобзон возмутился: «Что значит “опасно”? Надо постараться как-то поднять боевой дух наших воинов!»

Снова пошел к Зимянину, который, немного помолчав, пристально глянул на певца и сказал: «Ну, ладно, попробуй».

Кобзон без промедления отправился во дворец Амина, где располагался штаб 40-й армии, и дал первый концерт.

В течение десяти лет войны в Афганистане певец ежегодно приезжал с концертами к нашим солдатам.

Еще одно любопытное высказывание о М. В. Зимянине, принадлежащее Ричарду Косолапову, бывшему главному редактору журнала «Коммунист». Зимянин ценил его как философа-теоретика и относил, как и В. Г. Афанасьева, о котором речь пойдет далее, к числу своих друзей. «В конце семидесятых годов в связи с приближением 100-летия со дня рождения Сталина, – вспоминает Косолапов, – я внес предложение переопубликовать в журнале “Коммунист” его статью “Октябрьская революция и тактика русских коммунистов”.

– Ты что, хочешь показать, какой Сталин умный? – парировал это предложение секретарь ЦК КПСС по идеологии М. Зимянин.

Вопрос был закрыт. Между тем Зимянин (умерший в мае 1995 года) полностью пересмотрел в конце жизни (якобы под влиянием чтения Гегеля) свое отношение к марксизму и доказал лишь то, что он, как и многие в “застойном” партийном руководстве, занимался не своим делом».

Упомянул Зимянина в своих размышлениях на тему «“Русский орден” в ЦК партии: мифы и реальность», опубликованных в газете «Завтра» в июне 2002 года, руководитель Союза писателей России, в прошлом крупный комсомольский деятель, В. Н. Ганичев.

Зимянин на всероссийском совещании журналистов устроил Ганичеву, тогда главному редактору «Комсомольской правды», разнос за серию статей о взяточничестве высокопоставленных руководителей в Ставрополье, Краснодаре, Сочи. Мол, «Комсомолка» тщится доказать, что в СССР есть коррупция. Позднее уже на писательском съезде Зимянин подошел к Ганичеву и жестко сказал: «Вы должны уйти из “Комсомольской правды”. Только не жалуйтесь… (Ганичев полагал, что принимавшие по его кандидатуре решение партийные аппаратчики опасались заступничества М. А. Шолохова, который с большой симпатией относился к “Комсомолке” и ее главному редактору. – В.З.). Мы вас убираем по возрасту. (Хотя сам Ганичев, по его убеждению, был значительно моложе первого секретаря ЦК ВЛКСМ и многих других именитых комсомольцев. – В.З.) Вот, пожалуйста, “Роман-газета”, вы с писателями дружите, сами пишете, вам и карты в руки.” Я уже был членом Союза писателей и понял, что надо уходить в литературную нишу, скрываться от преследований товарищей по партии, да и духовно мне там было бы интереснее. Я дал добро. Так и поговорили с Зимяниным. Так что попытка сделать из “Комсомольской правды” оплот патриотизма, подобный “Молодой гвардии” у меня не вышла».

На одной из встреч с журналистами М. В. Зимянин уже в качестве Секретаря ЦК КПСС обрушился, по воспоминаниям В. Н. Ганичева, на публикацию Владимира Солоухина, посвященную проблеме сохранения русских памятников старины. «“Пишут, черт его знает что! Вот опять об этой Оптиной пустыне (делая то ли специально неправильное ударение, то ли по безграмотности). Что, у нас нет настоящих памятников революционерам, героям? Пишите себе!” Да, может быть, не самый атеистически мракобесный человек был Михаил Васильевич, но невежда безусловный», – заключает В. Н. Ганичев.

Пройдут годы, и один из самых близких мне людей – руководитель Союза писателей России Валерий Николаевич Ганичев напишет об отце по-иному:

«Когда меня утверждали главным редактором “Комсомолки”, то собеседование со мной проводил Секретарь ЦК партии М. В. Зимянин, человек в стране известный и бывалый, да к тому же много видевший и мудрый. Ведь он был из той преданной и честной группы белорусских партизан, которые в боях, болотах и лесах это подтвердили, а потом были на разных ответственных участках работы в стране.