Девочка, которая лгала

Едва мы затормозили у дверей, Марина выскочила и принялась бумажными салфетками оттирать платье.

Я выбралась наружу, открыла заднюю дверцу, подхватила хнычущую девочку на руки и понесла в дом.

– Мамочка, мне уже лучше, – пробормотала Луиза.

Девочка действительно выглядела не такой бледной. У меня все внутри кипело.

Нельзя, ну, нельзя кормить маленького ребенка такой гадостью!

Поднявшись в комнату девочки, я обнаружила, что няня Мариванна снова отсутствует. На вопрос, куда запропастилась женщина, мне ответили, что та отпросилась навестить внучка.

Стиснув зубы, я привела ребенка в порядок – умыла (кажется, у меня стало получаться намного лучше), переодела в чистое.

Тут в комнату ворвалась Марина.

Хозяйка успела сменить испорченное платье.

Оглядев апартаменты дочери, Лазарева поморщилась – с утра здесь было не прибрано, на ковре валялись игрушки, кроватка не застелена, на полу шкурка от банана.

– Где эта дура нянька? – недовольно спросила меня Марина.

– Поехала навестить внука, – честно ответила я. – Марина Эдуардовна, я знаю в нашем городе отличное агентство по подбору персонала, может быть, стоит обратиться туда и…

– Не лезьте не в свое дело, – оборвала меня Лазарева. – Думаете, я не знаю, зачем законник вас ко мне приставил? Думаете, я поверю в эту фигню – охрану моей дочери? Кто вообще в здравом уме поверит, что Лу нужна охрана?

– И зачем же, по-вашему, я здесь нахожусь? – подчеркнуто вежливо поинтересовалась я.

– Чтобы шпионить за мной, вот зачем! – торжествующе выдала хозяйка. – Он ведь меня терпеть не может, этот старик. После смерти Лёни он вообще на меня взъелся. Что я ему сделала, а?

Лазарева похлопала накрашенными ресницами.

При полном параде она нравилась мне еще меньше, чем без макияжа. Обычно вид у Марины Эдуардовны был просто неухоженный, а в праздничном варианте – откровенно вульгарный. И где Леонид Лазарев умудрился повстречать эту девицу?!

– Но раньше Сташевичу хотя бы ко мне в дом ходу не было. Лёня никогда его сюда не приглашал, всегда по делам ездил в контору. А после его смерти законник к нам зачастил. И чего ему от нас надо? Почему он не может оставить нас с Луизкой в покое? – тоскливо протянула Марина.

Я могла бы ответить, что Сташевич выполняет волю Елизаветы Михайловны и беспокоится о малышке, но промолчала. Я телохранитель. А если Марине Эдуардовне нужна психологическая помощь, пусть идет к психотерапевту, благо в нашем провинциальном Тарасове их несколько десятков, не меньше.

– А теперь мне в собственном доме покоя не будет, – зло бросила Лазарева. – Так что обойдусь без ваших советов.

Тут взгляд госпожи Лазаревой упал на Луизу.

Девочка сидела на полу и вдумчиво ковыряла в носу.

Вид у малышки, честно сказать, был довольно противный.

С полуоткрытым ртом девочка выглядела просто слабоумной. А может, у ребенка попросту аденоиды?

Девочка и так раздражала мать, а сейчас Марина вышла из себя без всякой причины. Впрочем, причина была – завещание, которое часом раньше зачитал Сташевич.

– У-у, зараза!

Лазарева приблизилась к дочери и уже занесла руку для привычного удара…

Я перехватила ее приемом, который использую для таких случаев – ничего особенного, выглядит прилично, однако, если попытаешься вырваться, вывихнешь себе сустав.

Марина Эдуардовна побагровела.

– Вы чего себе позволяете! – прохрипела хозяйка. – Ты кто такая, блин?

Фальшивые хорошие манеры – самая непрочная вещь на свете.

– Телохранитель вашей дочери, – довольно жестко ответила я. – Ее безопасность – приоритет. Если понадобится, я защищу ее от любого, кто захочет причинить ей вред. Даже от вас.

Марина тяжело дышала. Взгляд ее мог прожечь дыру в обшивке космического корабля, точно лазер.

Луиза смотрела на нас с интересом.

– Да, и еще: подчиняюсь я не вам, платите мне не вы, и отчитываюсь я тоже не перед вами.

Вот теперь я сказала все, что хотела. По телу молодой женщины прошла дрожь, Лазарева закусила губу и опустила взгляд. Все, счет один-ноль в мою пользу. Как обычно.

Теперь Марина не поднимет руку на девочку, по крайней мере, в моем присутствии.

Марина вырвала руку, разумеется, когда я это позволила, и пулей вылетела из комнаты.

– Катя-а! Катю-ю-ха-а! – донесся снизу ее зычный голос.

Ну, совершенно как в лесу! Впрочем, меня это не касается.

Катюха, которую звала хозяйка, была домоправительницей.

На мой взгляд, девица была слишком молода для такой должности. В хозяйстве она не слишком понимала, зато умела подольститься к хозяйке. Обслуга в доме побаивалась и ненавидела фаворитку, но возражать не смела.

Вчера, дождавшись возвращения домоправительницы с затянувшегося шопинга, я обратилась к ней с просьбой провести генеральную уборку в комнате Луизы.

Полог у постели был откровенно пыльным, окна грязными.

Судя по всему, Луиза привыкла к этому образу жизни, но ведь нельзя держать ребенка в таких условиях!

Похожая на кошечку Катя вскинула сделанные в салоне густые брови и выдала:

– Вы мне не указывайте. У меня хозяйка есть. Когда она скажет генералить, тогда будем убираться. А пока идите, делайте свою работу, а я свою.

Я решила, что, скорее всего, Катерина – одна из «подруженций» Марины Эдуардовны, и та после свадьбы пристроила ее на непыльную должность. Наемный работник не позволил бы себе так нахально хамить мне.

Не прошло и десяти минут, как взвизгнули тормоза, и из гаража на хорошей скорости выехала розовая машинка.

Госпожа Лазарева отбыла по делам.

Я повернулась к Луизе.

Девочка по-прежнему сидела на полу, опустив почти в колени зареванную мордашку.

– Эй, Лу! – позвала я.

Маленькая миллионерша подняла на меня полные слез глаза.

– Я не буду плакать, – проговорила девочка. – Мне нельзя плакать. А то придет медведь и меня съест.

– Пойдем-ка погуляем, – предложила я.

Луиза улыбнулась, демонстрируя отсутствие двух передних зубов, и с готовностью бросилась одеваться. Кое-как мы собрались на прогулку.

Я подумала, что девочке будет полезнее подышать свежим воздухом и поискать новых впечатлений, чем торчать в душной комнате.

На улице дул пронизывающий ветер, сметая остатки опавших листьев. Поселок выглядел безлюдным – видимо, днем все его обитатели отправлялись в город по делам, а возвращались к вечеру. Навстречу нам попался только уже знакомый мужик в форменном комбинезоне с пневматической трубой в руках.

Луиза семенила рядом, держась за мою руку. Мы дошли до ворот, помахали Игорьку и вышли за стену. Впереди синел лес, и девочка определенно тянула меня в ту сторону.

Малышка без умолку рассказывала о гномах, которых своими глазами видела летом на полянке.

Я решила немного прогуляться по дороге и вернуться в тепло минут через пятнадцать. Понятия не имею, сколько можно гулять с шестилетним ребенком.

У меня зазвонил телефон. Я сняла перчатку и приняла вызов:

– Охотникова.

– Евгения? У вас все в порядке?

Это был Сташевич.

Иосиф Леонидович казался непривычно возбужденным.

Я слегка занервничала – обычно юрист отличался завидным хладнокровием.

– А что у нас может случиться? Все в норме. Вот вышли на прогулку. Ситуация под контролем.

– Я имел в виду лично вас, – пояснил адвокат. – У вас все нормально?

Вот тут я удивилась. С тех пор как мне исполнилось восемнадцать – а надо признаться, это было давно, – никто не беспокоился обо мне. И не потому, что я так уж одинока или меня окружают сплошь черствые люди. Просто я привыкла сама справляться с проблемами.

– Рад это слышать. Я знаю, что на вас можно положиться, Евгения, но все-таки вы там поглядывайте…

– Ладно, Иосиф Леонидович, я удвою бдительность, раз вы так беспокоитесь, – сказала я наконец, мечтая прекратить бесполезный разговор.

Лу тащила меня вперед, как маленький и упорный оранжевый трактор. Мы уже почти дошли до леса.