Искусственное зло

А сегодня вдруг снизошло озарение. Наверное, раньше у меня просто не было возможности разобраться в своих мыслях, желаниях и чувствах, потому что мешали настырные, надоедливые сослуживцы.

Подумав о сослуживцах, я подумал и о том, что все злобные шуточки, которыми мы вечно обмениваемся — это ни что иное, как наша естественная потребность к творчеству, выраженная в такой вот своеобразной форме. Подкалывая друг друга, мы разом убиваем двух зайцев — и развлекаемся, и самоутверждаемся.

Да, самоутверждение здесь тоже играло далеко не последнюю роль. Не имея возможности проявить свои способности в работе, показав блестящие результаты и тем самым выделившись из коллектива, мы стремимся навредить друг другу, унизить всех остальных. У кого лучше получится, тот и круче.

Все проблемы нашего коллектива вытекают, по сути, из-за неправильной организации работы. Если бы она подразумевала под собой наличие конкуренции и соперничества, а также требовала к себе творческого, неординарного подхода, у нас не было бы такого острого стремления делать друг другу гадости.

На этом месте я остановился и… опять поразился собственным мыслям. Ведь я, простой клерк из шестого отряда «С», только что занимался глубоким психологическим анализом взаимоотношений, складывавшихся в нашем коллективе, и даже пытался предложить модель, с помощью которой проблемы можно решить. А с чего я вообще взял, что у нас в коллективе какие-то проблемы? Ведь столько лет я жил в этой враждебной, напряженной среде, и считал это абсолютно нормальным, считал, что по-другому и быть не может, а сейчас хочу это изменить.

«Почему?» — мысленно спросил я у себя. И дал себе же мысленный ответ: «Потому что мне это не нравится».

«Но ведь раньше меня всё это вполне устраивало», — возразил я себе. — «Что же изменилось сейчас?»

Найти ответа на этот вопрос я не смог, и потому решил отшутиться: «Должно быть, когда на меня упал Крис, я сильно головой приложился, вот и приходят на ум какие-то бредовые мысли».

Наверное, это немного странно — отшучиваться перед самим собой, но что я ещё мог поделать?

После короткого обеденного перерыва наш офис, подумать только, почтила своим визитом сама Ника. Встретиться с одним из Лидеров дважды за день — это уже перебор. Такого со мной, насколько я помню, ещё никогда не случалось. Лично я предпочел бы видеться с Никой как можно реже, потому что прекрасно понимал, что встречи с начальством не сулят ничего хорошего. Остальные клерки тоже понимали это и потому, увидев Нику, вжались в кресла, ссутулили плечи и мелко-мелко задрожали. Но в этот раз, к счастью, всё обошлось. Оказалось, что самая опасная женщина галактики заглянула к нам в офис только для того, чтобы сообщить мне и Крису, что на протяжении второй половины рабочего дня мы будем красить какое-то служебное помещение. Мы, конечно же, тут же поспешили покинуть офис и принялись разыскивать это самое помещение.

То, что нам, клеркам, специализирующимся на бухгалтерии, документах и прочих бумагах, поручили такую нетипичную для нас работу, меня совсем не удивило. Ведь мы работали на Арии — ещё недостроенной космической станции, и потому нас, сотрудников среднего звена, часто задействовали в различного рода ремонтных и строительных работах, в связи с выраженным дефицитом грубой рабочей силы. Но для приличия я всё-таки возмутился (разумеется, когда мы отошли от офиса на безопасное расстояние, и Ника не могла нас услышать):

— Я, между прочим, в маляры не нанимался! С какой радости нас погнали красить стены? Я не для этого экономический факультет заканчивал! Неужели они не могли поручить это задание тупоголовым необразованным рабочим?

— Значит, не могли, — вздохнул Крис, который тоже был явно не в восторге от предстоящего нам занятия. — Тупоголовых рабочих на Арии недобор, сам знаешь. А с рабами вообще катастрофа. Эти уроды Агенты освободили всех, кого только можно, а у нас из-за этого обязанностей прибавилось! Уж лучше бы рабы всё делали, как раньше.

— Согласен, — не знаю почему, но я испытал некое удовлетворение оттого, что есть вещи, по которым у нас с Крисом нет разногласий: постоянно ругаться через какое-то время надоедает.

Крис выдержал небольшую паузу, а затем выдал:

— Знаешь, Том, никогда не думал, что скажу тебе это, но… ты в чём-то прав.

— Какая неожиданность, — криво усмехнулся я. — И в чём же? В том, что ты законченный идиот?

— Я насчет Ники, — Крис решил не реагировать на провокацию с моей стороны, и я, признаться, был этому очень рад. Ведь, как я уже сказал ранее, ругаться мне надоело, а Криса я подколол машинально, не задумываясь.

— Что насчет Ники? — мне было сложно одновременно копаться в себе и поддерживать беседу.

— Да, тяжелый случай, — саркастично протянул Крис. — Боюсь, что вследствие травмы ты станешь умственно отсталым.

— Не боишься, а надеешься, — педантично поправил я, полностью переключаясь на общение. — Однако спешу огорчить, твои надежды безосновательны.

— Так я вот о чём. Ника действительно ведет себя странно, — за несколько лет мы настолько привыкли к взаимному оскорблению, что относились к нему, как к пустой трепотне и, когда было нужно, моментально прекращали словесную перепалку, забывая то, что наговорили друг другу. — Насколько я помню, никогда прежде такого не было, чтобы она появлялась у нас в офисе. А сегодня она пришла, да ещё с бытовым поручением, которое можно было просто вывести на электронный информационный стенд. Сдается мне, что за этим её визитом скрывается нечто большее, чего мы пока не видим.

— Наконец-то до тебя дошло, — презрительно фыркнул я. — Я тебе ещё утром об этом говорил. И у кого из нас развивается умственная отсталость?

— А ты, значит, такой умный? Тогда, может быть, сможешь объяснить поведение Ники? Теперь оно настораживает и меня. Всё это явно не к добру.

В это время мы дошли до рабочего объекта и тут же взялись за дело, не переставая обмениваться колкими язвительными фразочками.

Вторая половина суток прошла также скучно и однообразно, как и первая. Только в конце рабочего дня, когда мы закончили красить стены, и я снял с себя специальную накидку, защищавшую униформу от загрязнений, Крис, улучив удобный момент, незаметно подкрался сзади и мазнул меня по спине кисточкой. Я безо всяких особых чувств взял ведро с оставшейся краской и нахлобучил сослуживцу на голову — волосы и кожу лица рабочая накидка не закрывает.

Проделав эту нехитрую операцию, я поспешил выскочить за дверь. Крис попытался догнать меня, но, так как обзор ему закрывало металлическое ведро, врезался в стену и, не удержав равновесия, упал на пол.

Я, наблюдая из коридора эту эпичную картину, конечно же, рассмеялся, но как-то…неискренне. В действительности, я не испытал ни малейшего удовольствия, глядя на всё это. А засмеялся я потому что… знал, что в этой ситуации я должен именно смеяться.

Размышляя, я шагал в сторону жилых уровней, к нашей с Крисом комнате. Меня одолевали странные, непривычные мне чувства. Как бы мне хотелось разложить их по полочкам, упорядочить, как я проделываю это с документами, и понять, наконец, что же такое со мной творится, но я не мог. Мне казалось, что в моей голове бушует самый настоящий вихрь из различных ощущений, эмоций, мыслей, воспоминаний и образов, а я пытаюсь выловить из него самое важное, основное, что можно продумать и проанализировать.

Так, например, через некоторое время мне удалось установить, что я ощущаю фальшь. Фальшь во всём, что меня окружало, включая меня самого. Да, это звучит странно, но я чувствовал себя фальшивым, ненастоящим. Создавалось впечатление, словно я участник какой-то массовой ролевой игры и веду себя так, как должен вести себя мой персонаж, а не я сам. Ведь, унижая Криса и делая ему гадости, я действовал не по своему истинному желанию, а потому, что так здесь заведено, так здесь принято. Мы, клерки, просто не знаем других отношений, кроме этой вялой, ленивой вражды, и если бы я вздумал вести себя как-то по-другому, меня просто не поняли бы. Грубость, хамство и эгоизм стали неписаными правилами нашего коллектива, и нарушить их было не менее страшно, чем официальный Устав сотрудников «Чёрного Квадрата».