Готамерон. Часть I

Другие стрелки поддержали товарища кивками. Спорить со всеми сразу Барток не решился и так же быстро удалился. Остальные, насмотревшись на хищника, тоже стали расходиться. Никлас, ни слова не говоря, еще раз с пристрастием осмотрел добычу, одобрительно кивнул и ушел загружать телегу.

Как только поляна опустела, Кэрк вновь разошелся.

— Ты меня в могилу сведешь подобными выходками! Опять книжек про королевских арбалетчиков начитался? — вполголоса закричал старик, схватив его за плечо. — Отправиться на гримлака и не сказать мне! Такого я от тебя не ожидал, сын.

— Причем тут арбалетчики? После того как землегрыз сожрал второй том, Кассия мне больше книги не дает. И я не на гримлака ходил, — оправдывался Гримбальд, не понимая, почему отец просто не может его похвалить. — В лесу за фермой Годвина есть спуск в долину. С севера оттуда приходит много волков. Я хотел поохотиться на них, но появился гримлак. Что мне было делать?

— Многие так гибнут, сынок. Восемь лет назад всего один такой волк. Один! Растерзал пятерых опытных охотников. Помнишь, как их привезли в лагерь? А помнишь Гарольда, того самого, который из лука стрелял лучше Алкуина? Даже он лежал с перегрызенным горлом.

— Еще бы, — сквозь зубы произнес Гримбальд, навсегда запомнив пять изувеченных тел. — Это была самка, очень крупная, и она защищала детенышей.

— Ты сам еще детеныш.

— Я же не виноват, что гримлак почуял мою приманку. Или виноват?

Старик не нашел что ответить и окончательно поник духом.

— Не волнуйся. Ты меня хорошо подготовил. Я цел и невредим. Благодаря тебе.

— А это что? — сильнее помрачнел Кэрк, схватив его за локоть.

Гримбальд вздрогнул, только теперь вспомнив об укусе. Рана не болела, только слегка кровоточила, покрывшись белой пеной. Слюна гримлаков останавливала кровотечения и заживляла раны лучше растительных мазей. Твари использовали ее с той же целью, но лишь затем, чтобы дотащить жертву до логова живой.

— Давай принесу чесночную мазь. Столько раз говорил! Ты всегда должен брать с собой эликсиры и целебные мази, сын.

— Чтоб меня выдал их запах. Уж я сам разберусь.

— Разберется он. В следующий раз это может быть не локоть, а, скажем, шея…

— Отец, пожалуйста.

Он засунул руку в пасть гримлаку и стал скоблить пальцами глотку, набирая в ладонь холодную слюну.

— Если уж не думаешь о себе, подумай о других охотниках.

— С ними-то, что не так? — спросил Гримбальд, щедро смазывая рану желтоватой массой.

— А ты представь, что Барток теперь решит всем доказать, что умеет охотиться не хуже тебя, и пойдет на мирквихтта. Повезет еще, если мы найдем его останки, чтобы передать отцу.

— Это не повторится. Клянусь! — громко и по слогам произнес он, тем самым дав понять, что не намерен больше говорить о гримлаке. — Позволь, я займусь тушей, иначе не поспею к отъезду Никласа. Мне нужно в город… Нужно проведать друзей. Я, наверное, умру, если не увижу их.

Последние слова он произнес вслух только потому, что подумал о них и сильно смутился, поймав на себе настороженный взор отца.

— Ты же навещал Кассию и Фергуса позавчера.

— Да?

— Помню, ты чуть с ума не сошел, когда мы четыре дня путешествовали по Южным холмам. Только о друзьях и болтал.

— Мы связаны друг с другом.

— С вами что-то происходит. — В голосе старика вновь звучали нотки беспокойства. — Может тебе стоит сходить к Морелле?

— К ведьме? Ни за что!

— Тогда в кеновию к мастеру Тамадану.

— Я в полном порядке. Мои друзья тоже, — успокоил его Гримбальд, доставая из-за пояса любимый нож с рукоятью из красного дерева.

Кэрк сдался. Еще раз как следует отчитав его, старик ушел, позволив заняться добычей. Разделка туши была делом спорным. Все зависело от того, кто попадал на Красную поляну, монстр или животное. Внутри у монстров царил настоящий кавардак. На что он только не насмотрелся за три года, пока работал ножом по плоти. Тут кишки слишком тугие, там сердце смещено или печенка деформирована, иногда лопались отростки с кислотой или ядом, волосы росли внутрь, змеистые паразиты извивались в каждом втором желудке. С простыми животными было проще. Гримлак хоть и считался монстром, но по строению мало отличался от волка. Здесь, как и в случае с любым другим хищником сначала требовалось выпустить кровь, вынуть органы и проследить за тем, чтобы желудочный сок не испортил мясо, и только потом содрать шкуру. К счастью мясом обычно занимался отец, так что ему оставалось только аккуратно освежевать тушу.

Гримбальд не отходил от зверя до тех пор, пока его вес не перестал сгибать перекладину. К тому времени как вернулся Никлас, он уже закончил работу и отдыхал возле хижины, любуясь на черную шкуру, натянутую поперек деревянной рамы. Добродушный охотник помог ему погрузить ее на телегу и умягчил трофей сеном. Путь до Готфорда был неблизким, но при хорошей скорости и свежих лошадях занимал не более четырех часов.

Подхлестнув кобылу, Никлас направил повозку вверх по дороге, но вдвоем они пробыли недолго. На выезде из лощины в телегу запрыгнул Барток. На юноше была типичная городская одежда и новая жилетка с позолоченными цепочками. У пояса висел красивый кинжал и кожаный мешочек, набитый монетами. Примостившись на краю телеги, Барток склонил голову и дружелюбно подмигнул. Все знали, что он часто ездит в город, чтобы навестить отца, по которому, якобы, скучал. На самом деле скучал молодой охотник по бутылке джина в портовой таверне и друзьям-докерам. В душе Гримбальду было жаль Вулфгарда. Капитан был большой добряк и всякий раз краснел, когда подчиненные приводили в казармы его сына — пьяного или побитого. Наверное, потому он и отправил Бартока подальше от города, надеясь, что жизнь в глуши закалит гуляку и заставит ценить каждый прожитый день.

— Эх! Давно я не был в городе. Отец, наверное, уже соскучился, — рассмеялся охотник, искоса поглядывая на Никласа.

Гримбальд и Никлас обменялись взглядами, а затем скупо улыбнулись.

***

Путь до города пролегал сквозь долины и ущелья. Готфорд стоял в низине, с трех сторон окруженный холмами и лесами. Добраться до него можно было только по горам. Большая часть острова, за исключением фермерских угодий в центре, представляла собой огромную каменную глыбу, покрытую землей. На протяжении всего пути вдоль дорог попадались куски скальной породы, поросшие травой или деревьями. На крутых холмах, словно клыки чудовища, из земли торчали древние мегалиты. Лабиринт долин и лесов, отгороженных друг от друга ступенчатыми утесами, был соединен подвесными мостами и узкими серпантинными дорожками, по которым проходили торговые маршруты. По одной из таких дорог ехала их повозка, время от времени сталкивая с обрывов камешки, исчезавшие в кронах деревьев внизу. Иногда им приходилось спрыгивать на землю и ждать, пока Никлас переправит телегу через старый мост или рыхлый уступ. Широкоплечий охотник все делал быстро и без лишних усилий — сказывалось кочевое прошлое и опыт управления тягловым скотом.

Ближе к полудню они спустились в обширную долину, на дне которой рос светлый лес. Это был последний лес перед городом. Здесь не водились опасные хищники, зато орудовали шайки бандитов и лудильщиков, обиравших фермеров и торговцев. Ополчение с этим ничего не могло поделать, еженедельно принимая жалобы пострадавших, а иногда и их тела в повозках других торговцев. Все зависело от того, какого качества товары они везли, и насколько богаты были.

Обычно торговцы прибывали в две волны — рано утром к открытию городских врат и после полудня, когда просыпались богачи из верхнего предела. Самые предприимчивые объединялись в караваны или нанимали охрану, пересекая опасный лес с оружием в руках. Никлас это знал и специально поехал утром, чтобы проскочить опасный участок дороги до начала всеобщей грабли. К тому же в последние годы бандиты чаще стали устраивать облавы именно на караваны, а единичные повозки пропускали.

Спеша добраться до ворот, он разогнал телегу, но вскоре был вынужден остановиться. За очередным поворотом валялся человек. В кожаных доспехах, с обломком меча в руке, незнакомец лежал, погрузившись лицом в колею. Из спины торчала стрела. Судя по одежде, это мог быть охотник или бандит.