Страница 24 из 29
Наконец хищник опустил уши. Настала пора действовать. Юноша выпрямил спину, задержал дыхание и натянул тетиву до предела. Как только фаланга большого пальца уперлась в подбородок, он сделал ход. Раздался оглушительный щелчок. Все как обычно, но в этот раз волнение его подвело. В самый последний миг он приподнял лук, не дав стреле до конца покинуть полку. Сосновый стержень со свистом пролетел над головой хищника, срезав тому часть уха. Гримлак взвизгнул и подпрыгнул так высоко, что горбом почти коснулся нижних веток соседнего дерева.
Охотник отбросил лук и выхватил мачете. Зверь не заставил себя ждать. Затрещали кусты. Юноша уклонился от щелкнувшей пасти, в падении перехватив зверю заднюю лапу. Гримлака занесло. Брызнула кровь. Охотник вскочил на ноги и, не оглядываясь, припустил в сторону опушки. Горбатый волк ломился следом, норовя достать беглеца зубами. В какой-то момент ему удалось добраться до локтя, и юноша вскрикнул, расставшись с оружием. Свежая кровь придала хищнику сил. Он бросился на жертву с удвоенной яростью, но и теперь не смог настигнуть. Беглеца спасали плотные заросли орешника.
Выбравшись на поляну, охотник споткнулся о корни и упал. Искупался в ворохе прошлогодних листьев. Пополз вперед. Гримлак приземлился на лапы позади него и, оттолкнувшись от земли еще раз, взмыл в воздух. Юноша перекатился на бок, встретившись взглядом с монстром. От подернутой злостью морды его отделяло несколько футов. Гримлак сделал шаг, затем другой, разинул пасть и бросился на жертву, но на полу пути в изумлении замер. Тонкий слой листьев у него под лапами пришел в движение. Яростно барахтаясь, гримлак заскулил и стал исчезать под землей.
В следующий миг лес огласил яростный вой. Из ямы-ловушки донеслось утробное рычание вперемешку с противным бульканьем. Молодой охотник раскинул руки в стороны и рухнул на землю. Когда в яме стало тихо, он поднялся и подошел к землистому краю ловушки. Гримлак лежал на дне, встряхивая окровавленной головой. Из мохнатого туловища торчали два заостренных кола. Еще один, сломанный, застрял в шее. Наблюдая за конвульсиями животного, юноша недовольно кашлянул, попутно убирая прядь светлых волос со лба.
Вооружившись луком, он вернулся к яме и добил раненного монстра. Победа над грозным хищником не принесла ему наслаждения. Если бы не волчья яма, которую он вырыл две недели назад, землю со временем украсил бы очередной скелет, коих в окрестностях Готфорда было в избытке. Везение чистой воды. Никакой тактики. Никакого внимания. Даже шкуру не удалось сберечь. Пусть он искусно управлялся с луком, но лишившись его, становился беспомощным, как слепой детеныш свинокрыса.
Достав из тайника под корнями дуба веревку, он спустился в яму и обвязал ее конец вокруг туши. Вытягивая тело зверя, молодой охотник заметил, что деревянный талисман выскочил из-под кожаных пластин и теперь болтается снаружи. В этот миг чащу накрыло золотистое свечение. Первый луч солнца пронзил кроны деревьев и упал на деревянную безделушку. Потемневший от времени меч давно загрубел, став твердым, как камень. Пару лет назад ему даже пришлось обработать его лаком, чтобы тот не натирал грудь.
Этот талисман с каждым годом беспокоил его все сильнее, как беспокоили те, ради кого он поклялся его носить. Юноша шумно вздохнул и, размахивая мачете, зашагал к орешнику мастерить носилки.
***
Зеленое море пшеницы колыхалось на теплом ветру словно мираж. То тут, то там на просторах полей чернели фигурки сторожевых чучел, угрожающе распростерших костлявые руки-палки. Крестьян поблизости не было. До сезона сбора урожая землевладелец обязывал их трудиться на лесоповалах, ухаживать за домашней скотиной и вести огородное хозяйство. Всякий раз, проходя по этой пустой дороге меж полей, Гримбальд вспоминал детство и своего жестокого хозяина. Нынешний владелец долины — барон Орвальд — отличался от своего великодушного отца. Существуют на свете люди, в которых не осталось ничего светлого. Со временем они как будто выгорают изнутри, а смыслом их жизни сводится к накоплению ценностей. В Орвальде давно привыкли видеть одного из таких людей. Лендлорд был жаден и жесток. С простыми людьми говорил свысока. Городское ополчение мечтал истребить. Нисмантов и бродячих проповедников на дух не переносил. Сильных людей презирал и боялся. С собственными крестьянами обращался как со скотом, изнуряя непосильной работой, а подёнщикам часто урезал жалование. В городе даже ходили слухи, что он хочет стать губернатором острова и снаряжает армию наемников для междоусобной войны с королевскими арендаторами.
Подобный бред Гримбальд слышал часто. Хотя, зная характер землевладельца, можно было бы догадаться, что толстяк попросту боится нового восстания. В свое время, когда они с отцом батрачили на ферме Годвина, он вдоволь насмотрелся на последствия этого страха. В срединной долине зависимые крестьяне был рабами, а свободные люди, такие как он и его отец Кэрк, жили в страхе, постоянно ожидая подвоха от наемников. Орвальд старался контролировать всех и постоянно искал врагов, главными из которых были «муравьи» — последователи мятежного Тайлера. С момента смерти Роберта долина превратилась в бурлящий котел, куда по глупости продолжали прыгать люди. В тот день, когда отец ушел оттуда, став охотником, он был самым счастливым парнем на острове, пусть и случилось это после страшной трагедии.
Вороша недобрые мысли, Гримбальд добрался до перекрестка и ненадолго остановился. Носилки, которые он смастерил из веток орешника, потяжелели вдвое. Рой зеленых мух становился все больше. Тащить тушу громадного волка становилось все труднее. Осмотревшись, он повернул вправо, и побрел в сторону утесов. Надо было обойти две сторожевые башни.
Сложенные из дерева и огороженные частоколом по типу военного форта, они стояла на краю долины по обе стороны дороги. Жившие там наемники обычно досматривали повозки торговцев и взимали с них плату, если те собирались торговать на землях Лендлорда. Веских причин сторониться псов землевладельца у него не было. Орвальд никогда не запрещал охотиться на своих землях, а наемники никогда не досматривали вольных стрелков. Тем не менее, он решил обойти форпост стороной.
Гримбальд то и бросал косые взгляды на башни, пока тащил носилки по тропе через пашню. Посторонние люди с детства вызывали у него отторжение. Возмужав и набравшись опыта в житейских делах, он так и не избавился от этого пагубного страха. В шумных компаниях чаще предпочитал держаться друзей, а если их не было рядом, вовсе уходил, ссылаясь на неотложные дела. Таких как он в больших городах не терпели, называя «одержимыми». Если ты много думаешь, мало смеешься, сторонишься людей и вечерних застолий, лучше сразу собирай походный тюк и уходи подальше в лес. Во всяком случае, проповедники утверждали, что у таких молчунов с животными больше общего, чем с людьми.
Когда срединная долина осталась позади, меж рощ и болот вновь потянулась большая дорога. Вскоре, поднявшись по крутому склону, Гримбальд вошел в зажатую меж утесов лощину. Охотничий лагерь находился неподалеку, прямо у подножья зеленых холмов. Вольный народ жили под нависшей скалой в шалашах и хижинах, обтянутых шкурами. Несмотря на близость фермерских угодий, места вокруг были дикие. Леса по соседству с лагерем кишели зверьем, и жить с каждым годом в них становилось все опаснее. Волки, стервятники и огромные жуки-землегрызы часто забредали сюда, вынуждая охотников поддерживать ночные костры. Неудобств было много, но никто не жаловался. Прелесть вольной жизни как раз заключалась в том, чтобы решать проблемы самостоятельно и не платить налоги.
Держась дороги, Гримбальд потащил свой трофей мимо высокого холма, на вершине которого стоял жутковатый гостевой двор «Черный уключник». Его островитяне называли просто «Ключником». Следуя на север от подножья холма, Гримбальд вскоре вышел на распутье. Сколько он себя помнил, из лощины вели пять дорог. Первая тянулась обратно в долину. Вторая поднималась в горы на западе и вела в сторону Готфорда. Третья уводила в Вальтерское ущелье, где среди скал возвышалась кеновия нисмантов. Четвертая огибала срединную долину, взбираясь к подножью Рудных гор, откуда любой желающий мог попасть в шахтерский городок Орклад. Пятая же, заросшая травами и кустами, терялась в лесах на севере.