Страница 40 из 202
— Мари для вас Кокоро поймала, — сказал Нао весело, но во всём его тоне слышалось раскаяние и глубочайшие извинения.
— Вам же сказали дома сидеть! — вылупил глаза Хосё и дал бы другу хороший подзатыльник, вот только руки были заняты.
— Да я всё помню, но тут такое дело…
— Какое дело? — спросил Сибуя и сделал это отнюдь не дружелюбно.
— Правила… — вздохнул Нао и его светлые волосы прикрыли постыдные глаза. Так бы их назвала хозяйка рёкана, его мать, но и Мари от этого недалеко ушла.
— Какие ещё правила? — спросил Сибуя и вопросительно посмотрел на Мари. Она придерживала у груди кошку и смотрела карими глазами так, словно и не видит никого из присутствующих.
— После заката в том доме мужчинам находиться запрещено. На август эти правила неприложны. — сказала Мари то, что хотела. По существу это она вышла на улицу, а Нао убедил её немного подождать, это ещё хорошо, что вся команда SPR закончила, когда на небе алели последние лучи уходящего солнца, а то она не постеснялась бы и ворвалась в любой момент.
— И как же нам тогда работать?! — повысил голос Монах, забывая и о сне Май, правда, она и ухом не вела, на что обратил внимание Сибуя. Хосё так вопил, потряхивал её тело, а она продолжала спать. — Днём духов практически не изгоняют, а у вас ими всё кишит!
— Я не говорю лично о вас, — ровно сказала она. — На монахов, священников и врачей это правило не распространяется.
Сибуя понял, что речь шла о нём и Лине, но в целом никак на это не отреагировал.
— Больше это не имеет никакого значения, мы уже закончили ночные прогулки.
— Как так? — удивился Монах.
— Так получается, вы изгнали всех духов? — обрадовался Нао раньше времени.
— Нет, — ответил Сибуя и переключился на кошку. Её белая морда с чёрным пятном на голове возмущала его, он бы взял её за шкирку, да та вцепилась Мари в большой палец и чуть не прокусив его, шмыгнула в кусты и скрылась в саду.
— Мари! — напугался Нао, ведь Кокоро её раньше никогда не кусала. Девушка сморщилась и проглотила выходки домашнего любимца.
— Не надо меня трогать! — дёрнулась она, не успев замаскировать очевидную злобу. Нао хотел помочь, а вот ей такая помощь показалась излишней. — Царапина… Заживёт, — сказала она и поспешила удалиться.
— Простите, пожалуйста, — поклонился Нао, почувствовав перед гостями неловкость. — Мне очень жаль, здесь что-то необъяснимое творится…
— Напротив, всё вполне объяснимо, — спокойно отреагировал Сибуя. — Кошка… Проследите, чтобы завтра она не путалась под ногами.
— А как она вообще в дом проникла? — удивилась Аяко.
— Я входил последним, — сказал Джон. — Но двери я закрыл плотно.
— Для неё есть дырка в полу, — разъяснил Нао. — Моя вина, я не позаботился о том, чтобы её закрыли. Завтра всё будет…
— А как ты собрался изгнание проводить? — спросил Хосё, отвлекая Нару от его сканирующего взора. Нао и Мари ему до сих пор доверия не внушали, вот только он ещё не совсем понимал почему. — Если тебе и Лину не позволят войти в дом, то тогда как? Нет никаких гарантий, что мы успеем сделать всё за вечер.
— Завтра мы проведём дзёрей*, а мне и Лину уже не так важно находиться внутри здания и сегодня мы все в этом убедились…
— Ничего не понимаю… — подумал Монах, что утро вечера мудренее, так тут и врачебный интерес Нао пробудился.
— А что с Май? Почему она спит, как убитая? — он взял её за руку с целью проверить пульс.
— Небольшой обморок, — ответил Сибуя. — Ничего страшного…
— Это не проблема! Сейчас нашатырь принесу, — поторопился Нао.
— Нет нужды, — перебил ему Сибуя весь врачебный интерес. — Пусть спит до утра. Матсузаки, переночуешь в комнате Май?
— Но только если не в медкабинете, — выдала она. — Кровати там узкие.
— А тебе большую подавай?! — поглумился Хосё назло.
— Лучше больше, чем меньше! — закрыла она глаза и зашагала вперёд.
— Не врежься! — посмеялся Такигава. — А то место на ручках уже занято, — пошутил он не со зла, а вот Аяко со злости притопнула.
— Вот, Джон, смотри, какие они современные женщины, когда им переваливает за двадцать, — сказал он в шутливо-грустном тоне католическому священнику, а Сибуя не слушая их неразумных шуток, ещё раз посмотрел на хозяина рёкана и статую, возле которой он задержался.
V
Почему я вечно оказываюсь в таких ситуациях?! — ругала Май своё избыточное везение, блуждая по саду. — И когда это рассвести успело? И я не помню этого ограждения… — она остановилась, чтобы оглядеться и упёрлась взглядом в каменную белую стену. Она огибала всю территорию домика, где Нару проводил исследования, но рёкана Нао и в помине не было. — Должно быть, он за этой стеной… — подумала Танияма, догадываясь, что это её очередной сон.
Сад завораживал — зелёный, сочный, гармоничный. Дорожки были усыпаны мелкой галькой, а из-за стен слышался приятный шум листвы.
— Это та самая девочка! — увидела Май ребёнка в саду и не смогла сдержать удивления. Та девочка, которую она освободила, она кружилась с веерами, а две красивые девушки в светлых кимоно играли ей на сямисэнах.
Эта песня… Я уже слышала её однажды ночью… — вспомнила Май свою первую ночь в комнате Дзасики-боко и от любопытства подошла ближе.
Её присутствие заметили. Обычно такого не бывало, во снах она была сторонним наблюдателем, за исключением одного случая, когда дело зашло о божестве, тогда Нару помогал ей иным способом, но его поблизости нигде не было слышно. Тёмноволосые, бледные и достаточно худые особы завернули свой струнный инструмент и засеменили к дому, а девочка в красном кимоно осталась. Она смотрела большущими карими глазами и дрожала.
— Ты боишься меня? — Май улыбнулась и наклонилась, так она казалась меньше ростом, однако девочка её совсем не боялась, она вдруг раскраснелась и побежала в её сторону со слезами и шмыгающим от соплей носом, как показались подпоясанные тугими оби слуги и остановили девочку в метрах от Май. Ребёнок вырывался, что-то кричал, но как это было и всегда, Танияма практически ничего не слыша, кроме слов: «Пустите меня!»
— Пошла прочь! — услышала Танияма достаточно чётко и опешила. Её за кого-то принимали, но вопрос за кого?.. — Прочь! — кричала ей женщина средних лет, крепкого телосложения, да ещё и с бамбуковой палкой в руке. Такими темпами она выгнала Май к калитке, там схватила за локоть и куда-то потащила.
Мне больно! — подумала она и сжала зубы. — Но пока рано просыпаться, если Нару привёл меня сюда, то нужно дождаться…
— Сколько от тебя проблем… — качала женщина головой. За стенами она показалась даже не такой грубой, как в саду, пока они не дошли до другой калитки, с восточной стороны, а там последовал нервный звон в колокольчик, и какой-то мужчина отворил им дверь. — Забирайте! — сказала женщина, которая её привела и толкнула во двор. — Следите за своими вещами лучше!
— Приносим свои извинения, — поклонился уже не молодой мужчина, с наполовину лысой головой, и вскоре Май заперли в каком-то амбаре из толстого бамбука, швырнув туда, как какую-то дворовую шавку.
Снова больно… — потёрла Май локоть, благодаря бога за то, что здесь земля, а не какой-нибудь бетон, как было бы в современном обществе. Солома, щели и ругань, доносящаяся из сада — так прошёл день. Танияма уже голову изломала, куда подевался Нару и что с ней собираются делать.
Стемнело на улице быстро, появилось чувство промозглости и одиночества.
— Зачем ты снова пошла в тот дом? — Май услышала знакомый тихий голос за зелёными бамбуковыми палками и засуетилась.
— Я должна была! — заторопилась Танияма объяснить, забыв про осторожность.
— Не шуми! — говорил её гость тихо. — Я не должен приходить и говорить с тобой. Забудь о ребёнке! Эта девочка больше не принадлежит тебе!
Нару, я тебя не понимаю… — Май повисла на бамбуковых решётках, видя сквозь щели чёрную одежду Сибуи.
— Ты должна об этом знать куда лучше других. Тебя саму нашли зимой в корзине, не заставляй никого жалеть о том, что тебе спасли тогда жизнь. Я больше не могу говорить, как и видеться с тобой. Там что-то случилось… — он услышал крики слуг, зажжённые факела и суету в саду.