Страница 166 из 202
— Ты мог бы сказать, что я милая, — Танияма от души улыбнулась ему, и бедного Сибую чуть не поразил смех. Добродушию его помощницы, а отныне и возлюбленной, кажется, не было конца.
— Ты милая! — он припал с поцелуями к её щекам и следом придавил головой её грудь.
— Я рада, — она чувственно потрепала его волосы, разрешая какое-то время ему отдохнуть. Зная, что как бы ни были чувственны их отношения в эти часы, он не будет вечно покоиться у неё на груди, позднее оставив её без права на выбор, без права на его спасение ею же.
Продолжение следует…
* Гонорар, получаемый гейшей, назывался “цветочные деньги”. Это деньги, потраченные на покупку ароматизированных палочек, сожженных за время пребывания гостя в чайном домике.
* Гэнкан — зона у входной двери, традиционная для японских домов и квартир, представляет собой комбинацию крыльца и прихожей.
* Куртуазная любовь - поклонение молодого неженатого рыцаря знатной замужней Даме, возможно, супруге сеньора этого рыцаря или какого-нибудь другого высокопоставленного человека. Очень важный стимул этого поклонения — телесное влечение рыцаря к Даме.
Для достижения своей цели влюбленный рыцарь проходил несколько стадий-степеней: любовь «колеблющегося», любовь «умоляющего», любовь «услышанного», любовь «друга».
========== Глава 13. Обитель зла ==========
I
Закат раскрасил небо, как чуткий художник. Вечно страждущий и испытывающий тягу к прекрасному, он смело мазнул алых разводов на бирюзовом холсте, добавил тёплых апельсиновых, и горизонт утонул в пригретой неге затаившегося спокойствия.
Нару разложил возле окна в сад своё одеяло, отодвинул ширму и пригласил Май, закутавшуюся в его сине-белую юкату, посмотреть с ним на закат. Она прихватила белую подушку, заметив впоследствии, как сильно в пучине их страсти измялась хлопковая наволочка. Каждый оставленный след, свидетельствующий против них, заставлял её стыдиться. Она смутилась и затолкала подушку под одолженную у Сибуи хлопчатобумажную ткань. Её тело приобрело массивность, а лицо смышлёно-наивный вид, так она объясняла своё поведение: понять, что сделала что-то верно — поняла, а где сглупила — запуталась.
Директор SPR при виде Май накрыл ладонью глаза, не желая заострять внимание девушки на том, что и без того весь измучился, рискуя своей возможной свободой.
— Вынь эту подушку и иди сюда, — он помотал головой, стараясь даже не думать о том, что когда-нибудь (в его понимании лет так через десять) сможет стать отцом.
— Ты покраснел! — Танияма уловила на лице Нару какой-то розоватый оттенок и обрадовалась, словно настоящее дитя.
— Не преувеличивай, — резко ответил он, колыхая от одного глубокого вдоха свою бледную грудь.
Освободившись от уз усталости, он первым делом попрощался с покоем на груди Май. Для него, человека, разбирающегося в психологии, не составляло труда понять одну немаловажную деталь: для девушки, не знающей мужской ласки, куда тяжелее встретиться с мужчиной лицом к лицу после того, как она разделила с ним постель, чем в момент, когда сознание не отвечает за действия тела. Заботясь о её и без того чутко реагирующей на любые жизненные обстоятельства психике, он накинул ей на голову свою юкату, чтобы она не видела, как он облачается в свои одежды. За то немногое время, что он дал ей для передышки, Май успела натянуть на себя лишь нижнее бельё. Остатки затаившейся тишины она потратила на разглядывание его самого.
Ему бы не помешало немного загореть… — она пригрела взор на обнажённом торсе возлюбленного, старательно оглядывая красивые очертания его мышц. Май не заметила в нём вульгарности в виде ярко накаченного тела, зато замечталась от естественности самого очертания, которое ни много ни мало поддерживалось изнурительными тренировками.
— Ты идёшь или нет? — он отвлёк Танияму от красочных мечтаний, где они вместе отдыхают на пляже, загорают, и он, без всяких сомнений, ревнует её к каждому озирающемуся встречному.
— Да, я иду! — Май вернула подушку в изголовье футона и по привычке рьяно поднялась.
А вот с этим я поспешила! — она осунулась, сжав в страхе колени. Низ живота так скрутило и закололо, что у неё чуть искры из глаз не посыпались. Внутри всё щипало, и будь у неё горячая ванна под боком, желательно на уровне вытянутой руки, то вперевалочку, осторожненько она бы нырнула в горячую водичку и страдала бы потихоньку именно там.
— За удовольствие иногда надо платить, — Нару покачал головой, приподняв брови. — Не всё сразу. Дай своему телу отдохнуть… — он подошёл, взял подушку, обратив внимание на полный беспорядок на полу. Его старательно заправленный футон был изничтожен. Они не только порядком измяли и свезли его, но и немного запачкали. Видимо, пока Май сидела одна, она попыталась как-то это скрыть, подогнув простыню. Сибуя ничего не сказал, так как был вполне к этому готов. А вот что потом начнут говорить горничные — это головная боль. Глядя на него не сильно-то радушного, траурно-серого, они наверняка придумали бы какую-нибудь небылицу со смертельной болезнью или, того хуже, жертвоприношением. И немного погодя, когда бы слухи коснулись ушей Хаяси-сана, вот тогда бы всё встало на свои места, но к тому времени Нару планировал со всем покончить и вернуться в Токио.
— Да я всего лишь резко поднялась, — рассмеялась она, находясь на грани крайнего стыда. — Уже отпустило… — Май приложила руку к животу и потихонечку, с внутренними молитвами и обещаниями так больше не делать, доковыляла до чистенькой лежанки, с удовольствием и тем же скребущим чувством где-то внутри присела на прохладную ткань.
Нару бросил подушку на одеяло и вновь присел, прикрыв спину Май. У Таниямы глаза закатывались от его прикосновений. И даже не важно, что он всего лишь отодвинул её волосы и, исследуя мягкими касаниями пальцев её шею, проверял насколько будут заметные следы его вмешательства в тихую и мирную жизнь Май Таниямы.
— Нару… — задрожал её голос. — Я всё понимаю, но прошу, дай мне время… — у неё всё внутри опустилось от одной мысли, что этот смущающий танец их обнажённых тел может повториться вновь.
— Не говори глупостей, — внёс он свой вклад в её бурные фантазии. — Я сделал исключение, разделив постель с тобой здесь, но это только в этот раз. Я смотрю, чтобы на тебе не осталось следов. Сейчас не подходящий момент для разглашения наших с тобой отношений. Лин, разумеется, в курсе, по поводу остальных я бы попросил тебя держать язык за зубами.
Не о таких отношениях я мечтала, но это лучше, чем ничего… — поразмыслила Май, посматривая на Сибую. Он отстал от её тела, перелез поближе к окну и лёг на подушку.
— Ты спрашивал совета у Лина? — ей захотелось об этом поговорить и, устроившись рядышком, она посмотрела в окно. Солнце садилось…
— С чего бы? — не понял он, приоткрыв глаза.
— Ну, ты сказал, что он в курсе, стало быть, ты ему что-то сказал?..
— Я ничего ему не говорил. Его комната через стенку с моей. Если ты думаешь, что он ничего не услышал, то ошибаешься. Впрочем, он мог пойти прогуляться, услышав, что у меня гостья…
А? Мне от этого не легче! Лучше бы вовсе рта не открывал, что за человек? Как откроет, сразу настроение испортит! Боже, как я теперь буду ему в лицо смотреть?! — Май с запечатанными в груди криками спрятала нос на плече у Нару. Он скосил взгляд на её макушку и мерно вздохнул.
— Если не хочешь смотреть на закат, тогда поспи. Тебе это не помешает…
— Нару, ты же вроде не романтик, тогда для чего всё это? — она оторвалась от его обнажённого тела, заглядывая ему в лицо.
— Это компенсация, — сказал он, приоткрыв глаза, видя перед собой вместо сада и неба Май Танияму.
Но за что? — хлопала она глазами, и Нару пришлось озвучивать расширенную версию.
— Нам бы следовало для начала сходить на свидание, — закатил он глаза, не желая показывать того, что даже его может мучить совесть. — И лучше не на одно…