Серый

Он вышел на узкий балкон и с удовольствием вдохнул холодный ночной воздух. Краски звуков перед глазами поутихли. Рядом курили и вполголоса разговаривали другие посетители клуба, решившие отдохнуть от шума и толчеи.

— Вот ты где!

Артур под руку с какой-то девицей привалился к перилам.

— Слушай, чо за муть, а? Мне твоя мама звонит, спрашивает, почему на тел не отвечаешь.

— Что?! — вскинулся Серый.

Девица хихикала, глядя на него из-за плеча хмурого Артура. Он протянул Серому свой мобильник. На экране светился вызов со знакомого номера.

— Нахера мой телефон предкам даешь? Это как-то не супер, сечешь?

— Я не… — Серый схватил мобильник. — Я не давал твой телефон… Не знаю, откуда она его взяла!

В груди словно клокотал вулкан.

— Да! — рявкнул он в трубку, — Какого черта ты звонишь людям среди ночи?!

Мама ахнула.

— Володенька, да я… Я волновалась, ты ведь никогда…

В интонации послышались слезы, голос рябил, проливался, тянулся слизью.

— …ты забыл дома листочки, там были два телефона, я не смогла до тебя дозвониться и стала искать…

— Мне не пять лет! — прорычал Серый так, что запершило в горле, — не смей звонить сюда, поняла?!

Он сбросил звонок, протянул телефон Артуру. Руки ощутимо дрожали, Серый торопливо сунул их в карманы и выругался. Во рту остался солоноватый вкус. Губу себе прокусил, что ли? Девица визгливо заржала и, потеряв равновесие, повисла на Артуре. Тот брезгливо стряхнул ее:

— Я тебе не вешалка!

— Ну А-арчи, милый, — надула губки девушка, — проводишь меня домой?

— Нет! — рявкнул он, — Нехер было так укуриваться! Ты это… — повернулся он к Серому, — может, перезвонил бы со своего, мало ли…

Тот упрямо мотнул головой и раздраженно облокотился на парапет, глядя на освещенную фонарями улицу.

***

Только рухнув на постель, Серый осознал, насколько устал. Тело растеклось по матрасу киселем, шевелиться категорически не хотелось. Хорошо хоть душ додумался принять сразу, а ложиться уже потом. В ушах еле слышно шумело после грохота музыки. Шум постепенно перестал сверкать, стал ритмичным, тусклым, превратился в пульс, потом — в мамины всхлипы в трубке. Серый открыл глаза и встретился с темным взглядом.

— Она и в сорок будет считать меня ребенком?!

Черное кивнуло, по-совиному склонило лицо на бок.

“Ей нужно выходить из зоны комфорта, если хочет остаться близким тебе человеком”.

Оно распахнуло крылья, вновь свернулось клубком. Черное стало больше, чем прежде, занимая почти всю стену до книжной полки.

— Она не имела права… Копаться в бумагах… Звонить!

Черное сползло ниже, укрыло прохладой, словно одеялом.

“Конечно… твоя реакция обоснована. Нужно иметь представление о личных границах. Наконец, это элементарное чувство такта…”

— Типа, она волновалась, — проворчал Серый, поворачиваясь на бок.

“О чем тут можно волноваться? — мягко прошелестело Черное. — Ты ведь уже не мальчик. У тебя своя жизнь. Тебе не за что извиняться”.

Серый облегченно вздохнул и закрыл глаза.

***

Пасмурное утро выдалось холодным, люди на улицах и в переходах кутались в шарфы, кашляли и чихали. По городу бродили вирусы. Преподаватель в последний момент прислал классу сообщение, что плохо себя чувствует и пара отменяется. Серый вышел из метро, и тут с неба неожиданно хлынул снег — именно хлынул, мокрая ледяная каша, серая от смога. Ботинки промокли в момент, как и джинсы. Серый бегом добежал до подъезда и поднялся по лестнице. Родителей не должно было быть дома, и он рассчитывал потратить двойное“окно” на то, чтобы без приключений, наконец, забрать забытый месяц назад учебник и немного обсохнуть перед тем, как возвращаться в институт на последнюю пару.

Дом встретил его теплом и тишиной. Розовый плюш дивана в дождливом освещении казался совсем бесцветным. Серый снял мокрые вещи, положил на батарею и вошел в свою бывшую комнату. Мама явно наводила в ней порядок — большинство вещей было убрано в шкаф, а те, что остались, лежали слишком аккуратно. Учебник нашелся на полке, рядом с любимыми книгами. Рука сама потянулась погладить знакомые корешки, но замерла в последний момент.

“Хватит, не маленький уже”.

Серый вытащил учебник, положил в сумку и лег на постель. Старый плакат, приклеенный над батареей, колыхался от жара. Еще полчаса — и джинсы высохнут, можно будет идти. Серый перевел взгляд в угол над кроватью. Три линии светотени и пустота светлых обоев.

Он проснулся от звука приглушенных голосов за дверью, вскочил и взглянул на часы. Прошло всего двадцать минут. Но почему родители оказались дома посреди дня? Мать всегда по пятницам пропадала на рынке, отец работал до шести.

Вещи Серого остались на батарее в гостиной, и, конечно, мама уже заглядывала в комнату, пока он дрых тут в одной футболке…

Теперь они сидят на кухне и ждут, когда он выйдет. Серый вытащил из шкафа и надел свои домашние штаны, пригладил волосы и взялся за ручку двери. Вспомнил мороз, которым всегда тянуло от Черного, впустил внутрь. Он будет вести себя прохладно и так, будто ничего не случилось. Будет говорить и делать, что хочет. В конце концов, он в этом доме тоже прописан.

Родители и правда сидели на кухне. Отец с головой скрылся за газетой, мать так и этак перекладывала плюшки на блюде, поглядывая на дверь. Увидев Серого, она радостно улыбнулась, хотела что-то сказать, но глянув на мужа, поджала губы. Ну конечно. Младшие здороваются первыми. Таковы правила. Серый кивнул ей, молча прошел к плите и включил чайник. Отец крякнул, отложил газету и вышел. Хлопнула дверь спальни.

Он промолчал! Впервые за семнадцать лет не нашел, что сказать! Внутри у Серого словно исчезла натянутая струна, взорвалась колкими искрами. С нежным малюткой легко управляться: захотел — похвалил, захотел — довёл до слез. “Дети — это глина, лепи что угодно”. Так он говорил. Но что делать с новым, незнакомым Серым, отец явно не знал.

— Покушал бы плюшек, Володенька, — просяще проговорила мама. — Испекла, как чувствовала, что ты придешь.

Он улыбнулся и сел за стол. Мама вполголоса рассказывала свои маленькие уютные новости, поминутно прерываясь и заглядывая в глаза, словно проверяя, интересно ли ему? Серому на миг стало тошно от мысли, что с отцом она говорила так же. При виде мягких маминых щек и сеточек морщин в уголках глаз внутри что-то дрожало. Серый пытался абстрагироваться от этого чувства.

Стало ясно, почему родители нарушили привычный распорядок. Отец воспользовался тем, что на соседних предприятиях бушевал грипп и, отговорившись плохим самочувствием, легко получил отгул, чтобы поработать над своей диссертацией. Мама закончила пятничные дела поскорее, чтобы вернуться домой и ухаживать за мужем.

— Но он же здоров, — полувопросительно проговорил Серый.

— А вдруг что? — покачала головой мама. — Вчера вот давление поднималось, — доверительно сообщила она.

Серый раздраженно поморщился и куснул теплый бок ванильной плюшки.

Джинсы стали горячими и жесткими после просушки, пуговица с трудом протиснулась в петлю. Серый сидел у окна и прихлебывал чуть теплый чай. До выхода оставалось десять минут. Рядом шумела вода, звучал мамин голос. Мама всегда напевала, когда мыла посуду или возилась с цветами. Серый открыл ленту мессенджера, ткнул в мамин номер. Ни одной фотографии цветов с того, последнего, раза. На душе было бы совсем хорошо, если бы не этот маленький факт. Да еще тикающая бомба, чье напряжение ощущалось со стороны родительской спальни.

“Тебе не за что извиняться”.

Раздался телефонный звонок.

— Володенька, возьми, пожалуйста, у меня руки грязные.

Голос начальника предприятия Серый узнал сразу.

— Передай отцу, когда он вернется из поликлиники…

— Он там и не был, — нейтральным тоном заметил Серый.

Из кухни выглянула мама и протестующе замахала руками.

— …он дома, сидит, пишет, — неумолимо закончил Серый, — Позвать?

Несколько секунд на том конце провода молчали.