Ожог

— Я видела тебя во сне, пока лежала в больнице. Будто ты сидишь рядом и смотришь на меня.

Он свел брови.

— Я был там. Должен был убедиться, что ты вне опасности.

Вновь улыбнувшись, я ткнула его в бок.

— Что, снова лез в окно?

— Да, — растерянно ответил он.

— Кто ты, Человек-Паук или Зимний Солдат? Прости, — быстро добавила я, спохватившись, что сморозила глупость.

Барнс медленно покачал головой, в глубине глаз зажегся гнев.

— Кто угодно, только не он!

— Пойдем к реке, — предложила я. — Кажется, я не гуляла уже целую вечность.

И мы медленно направились в ту сторону, держась по разные стороны тротуара, тревожа тихим эхом шагов узкие прохладные улочки старого города. Он — сунув руки в карманы и опустив голову, я — расправив плечи и подставляя щеки солнечным лучам.

Я знала одно местечко у реки, известное только старожилам. Туристы купались на городском берегу с привозным песком, в трёх километрах отсюда. А здесь, под сенью крутой скалы изгиб русла образовал природный каменистый пляж. Вода у этого берега была чище и холоднее, обломки скал, давным-давно упавшие в воду, обросли водорослями, медленно колыхавшимися с ленивым течением реки. На камнях лежали прошлогодние листья, принесенные речными волнами. Это место хранило секрет, который мы обнаружили, еще будучи детьми. Скала, ограждающая пляж сбоку, казалась сплошной. Подойдя вплотную к стене, становилось видно, что это на самом деле две скалы, и между ними есть щель. Тайный берег, на котором мы играли в пиратов и сокровища. Весенняя река разлилась, и проход был залит водой.

Сняв свои кожаные эспадрильи, я вступила в ледяную талую воду, прошла между скал и оглянулась. Джеймс дернул уголком рта, подошел ко второй скале и, примерившись, ударил левой рукой, врубившись в камень на ширину ладони. Сбросил каменное крошево, и на скале образовалась удобная ступенька выше уровня воды.

— Это на обратный путь, — пояснил он, перепрыгивая ко мне, и, наконец, слабо улыбнулся.

Крупная галька блестела на солнце. Я сидела на стволе дерева, выброшенном паводком на берег, а он, подойдя к реке, погрузил обе ладони в воду и словно прислушивался к чему-то. Я подошла, и, выбрав плоский камешек, попыталась пустить блинчик по воде, но тут же, охнув, схватилась за плечо. Барнс взвился, как пружина.

Я махнула здоровой рукой.

— Все нормально, просто рука отвыкла от движений. Это даже хорошо, что я впервые за два месяца совсем забыла о ней! — и, поискав глазами, вытащила из гальки еще один подходящий камешек.

— Умеешь пускать блинчики по воде?

Он непонимающе смотрел на меня.

— Ну, смотри. Я постараюсь пустить левой рукой, но вряд ли у меня выйдет что-то путное. Нужно, чтобы камешек пропрыгал как можно дальше, прежде чем утонуть.

И я бросила. Блинчик прыгнул трижды и пошел ко дну.

— Обычно меньше пяти не выбиваю, — вздохнула я.

Сначала у него мало что получалось. Потом я поняла, в чем дело.

— Ты выбираешь не те камни. Попробуй вот этим, — и я вложила в его ладонь подходящий голыш.

Джеймс примерился и швырнул камень по касательной. Я смотрела, как он пропал из виду, утонув где-то так далеко, что от слепящего блеска воды я этого даже не увидела.

— Мы команда! — хлопнула в ладоши я. — Только камни надо брать потяжелее!

Он рассмеялся открыто, как смеются дети. Я зажмурилась. «Только не закройся снова, только не закройся».

На пути к дому я поинтересовалась: — Где ты жил все это время? В Германии?

— Нет, Сэм почти сразу переправил меня в Австрию, потом в Вене начались беспорядки, обычная политическая игра, но я счел за лучшее перебраться в Венгрию, где все тихо.

— Как ты добрался, разве твои документы остались целы?

Джеймс покачал головой.

— Но…

— Там идти всего-то около суток.

— И сколько километров? — остановилась я.

Он дернул плечом.

— Где-то две сотни.

Опускался вечер. Нагретые за день каменные стены городка окутывала лиловая мгла.

Когда мы дошли до дому, улица была погружена во тьму и только наверху чуть светились окна нашей «голубятни».

Остановившись под черепичным козырьком крыльца, мы долго молчали.

— Зачем ты здесь, Джеймс? — тихо спросила я.

— Убедиться, что ты в безопасности.

Господи, разве обязательно вести себя так глупо? Я прикусила щеку, чтобы спрятать улыбку.

— Мы оба знаем, что я была бы гораздо в большей безопасности как можно дальше от тебя.

Он прерывисто вздохнул. Я сделала шаг к нему.

— Скажи мне.

— Я не знаю, как, — прошептал он еле слышно.

Стояла такая тишина, что было слышно, как за квартал отсюда прозвенел последний трамвай.

Я осторожно прижала ладонь к его щеке и провела пальцем по плотно сомкнутым губам. Джеймс наклонился и поцеловал меня. Мне показалось, что я рассыпалась на мириады атомов, рассеянных по сотням вселенных. Я чувствовала каждой частичкой струящийся шелк туманностей, бархатную тьму черных дыр и обжигающе горячее дыхание звездных гигантов.

Я не могла заставить себя оторваться, гладила по спине и плечам под курткой, зарываясь лицом в широкую грудь, пыталась вдохнуть его всего: плоть, кровь и сталь. Джеймс бережно поддерживал меня, от переполнявших эмоций ног я не чувствовала вообще.

— Не смей уходить больше, слышишь? — шептала я. — Пусть все катятся к черту, ты мой, весь целиком, с твоим прошлым, настоящим и будущим!

Он молча дышал мне в макушку. Так мы стояли, обнявшись, еще долго, слушая далекие звуки ночного города.

В доме было тихо, в гостиной горела неяркая напольная лампа. В кресле сидел Кит с планшетом и сосредоточенно что-то читал.

— Привет, это мы, — я оглянулась на Джеймса. — Заходи.

Никита отложил таблет и встал навстречу.

— Джеймс Барнс.

— Никита.

Они пожали друг другу руки. Я разделась и повесила вещи Джеймса на крючки у двери.

— Кит, ты ужинал?

— Ещё нет.

— Тогда достань мне синие тарелки, они в верхнем ящике.

Я вынула из холодильника овощи и опустила в раковину, чтобы вымыть.

— Я могу чем-то помочь? — спросил Барнс.

— Можешь нарезать салат, — я протянула ему доску с лежащим на ней ножом, но правая рука дрогнула, и нож, съехав с доски, полетел вниз. Солдат перехватил его у самого пола молниеносным змеиным движением. Никита уважительно хмыкнул и поставил на стол три синих глазурованных тарелки.

— Твоя работа? — улыбнулся Джеймс.

— А то! — гордо ответила я.

После ужина мы, взяв чашки с чаем, перешли в гостиную. Я упала в кресло, Никита устроился на ковре у моих ног. Джеймс присел напротив, поставил чашку на столик и сцепил руки.

Заметив, что он явно не знает, как себя вести, я сказала:

— Никита в курсе.

Джеймс перевёл выжидательный взгляд на брата.

— Что будешь делать? — Спросил Кит, прихлебывая чай.

— С чем? — мрачно бросил Барнс.

— Со всей этой херней.

Никита отставил чашку и оперся руками о колени, глядя ему в глаза.

— Не может человек вечно бегать от всего света.

Джеймс встал и, засунув руки в карманы, подошёл к окну.

— Я отвык считать себя человеком, — и, повернувшись к нам, добавил: — Сейчас я не могу ничего, я тень, и так лучше для всех. У Мстителей на руках все козыри, одно неверное движение, и я окажусь там же, где был.

— А они здесь причём? — поднял бровь Кит. — Корень проблемы лежит в другом, как мне кажется.

— Просветишь? — хмыкнув, обернулся Джеймс. — В детсаду платят меньше, чем в армии, может, поэтому все няньки мира подались в супергерои?! Куда ни кинь, все только и делают, что учат меня жизни.

Я напряглась.

— Чувак, притягивающий к себе неприятности быстрее, чем его чертова рука сувенирные магниты, самим своим существованием напрашивается на совет!

Барнс угрожающе зарычал.

— Из-за чего весь этот сыр-бор? — поднял руки Никита. — Где-то на белом свете, там, где всегда мороз, лежит в сейфе грёбаная папка, она же твой пульт управления.