Страница 80 из 87
— Насчет альпинистки не знаю, а в случае с Коди он, кажется, испортил снаряжение. С тремя предыдущими жертвами тоже было что-то подобное.
Они прошли на веранду, Губерт зажег лампу. Пока Мадлон сервировала стол, он сходил на кухню и вернулся с фарфоровой супницей. За едой Мадлон спросила:
— Про мотивы Стривера что-нибудь известно?
— Вроде бы он убивал по причине личной неприязни. Вообще-то я думал, что ты можешь знать об этом больше, ведь вы работали вместе.
— По мне, он просто ненормальный. А ментоскопирование он еще не проходил?
— Что ты! В местной полиции нет нужного оборудования. На Земле, конечно, ему проведут эту процедуру, но мотивы этим методом не выявить — считывание памяти дает информацию только о самом преступлении. Если Стривера признают вменяемым, то, думаю, ему грозит пожизненное где-нибудь на другом краю галактики.
— Туда и дорога.
Когда с супом было покончено, Мадлон вспомнила:
— Слушай, я еще вчера хотела спросить: что нужно было от меня Френку? Он как-то странно себя вел… Метени сказал, что Френк хотел меня изнасиловать, но мне кажется, там было не место и не время.
Не поднимая глаз, Френсис проговорил:
— Ты ведь вылитая Елена, а брат любил ее еще больше, чем я. Для него она стала наваждением. Когда она выбрала меня, он даже обрадовался, говорил: «Может быть, теперь все это прекратится, может, теперь я стану свободным от нее». Не прекратилось. Когда она ушла от меня, он… Ну, это нельзя назвать преследованием, да Елена и не потерпела бы преследования… Но он пытался наладить с ней контакт. Ничего у него не вышло, разумеется. И в конце концов он решил выбросить ее из головы, ничего о ней не знать, даже наратские новости почти не просматривал, чтобы не наткнуться там на ее имя. О ее гибели, правда, узнал — я ему сказал, думал, хоть это его вылечит, но нет, не вылечило. А про тебя Френк не знал, я не говорил ему. Не думаю, что ему понравилось бы, что у Елены есть дочь, к тому же от меня. А если учесть ваше сходство с матерью… Я беспокоился за тебя. Надеялся, что вы с ним никогда не столкнетесь, но вот он увидел тебя, и, видно, совсем свихнулся. Принял тебя за Елену… Он любил и ненавидел Елену одновременно. Очень много боли она ему причинила, сама того не желая и даже не зная, как он страдает. Это ужасно.
— Да уж. Эта ваша история — ужасно мерзкая глупость.
— Это трагедия, самая настоящая трагедия, — тихо и печально произнес Френсис. — Но все имеет оборотную сторону. Именно эта неразделенная любовь толкнула брата помогать мне с созданием искусственных людей.
— При чем здесь ваши андроиды?.. Постой, он что, хотел создать копию Елены?
— Да. Диана… В ее образе Френк хотел воссоздать ту, которую любил. Он собирался вложить в программу Дианы директиву привязанности, чтобы она тоже полюбила его, но не успел. Диана осталась практически свободной, не считая директивы подчинения нам двоим. Да, мы не рискнули сделать ее совершенно свободной. Кого-то она должна была слушаться, хотя бы только нас… Вернее, теперь, после гибели Френка — только меня одного.
Мадлон кивнула. Губерт принес пирожные, поставил вариться кофе и нерешительно проговорил:
— Послушай… После того, как ты улетела в экспедицию, я кое-что разузнал… Оказывается, Елена чудом уцелела во время мятежа, ее вытаскивали из-под обломков того здания, которое боевики успели взорвать. Ты была с ней в то время?
— Во время взрыва — уже нет. Нас завалило не вместе, а по отдельности.
— Это ведь ты прожила две недели под развалинами, верно?
— Я, — неохотно ответила она. — Ты хочешь подробный рассказ? А зачем? Думаешь, что именно эти две недели под завалом меня изменили? Со мной потом работал какой-то психолог, наверное, он тоже так считал, но вы оба ошибаетесь. Я всегда была такой. Если бы я была другой, более чувствительной, что ли, я, наверное, сошла бы с ума от темноты, тесноты, одиночества и… В общем, от всего.
Губерт выключил горелку, налил кофе себе и дочери и попросил:
— Может быть, все-таки расскажешь?
На мгновение Мадлон захотелось ответить ему так, как ответил бы Ник Метени: «Да что ты пристал, не твое проклятое дело!», но она сдержалась.
— Если тебе настолько любопытно, то слушай, но имей в виду — я половину не помню. Прошло много времени, да и воспоминания не из тех, какими дорожат, — она сделала паузу, соображая, с чего лучше начать, и заговорила: — Помню, как Елена разбудила меня и сказала, что нам надо уходить. Думаю, она заранее подозревала, что нам придется бежать из дома, потому что у нее уже была приготовлена сумка с вещами. Не помню, уходил кто-то кроме нас или нет, и где мы отсиживались несколько часов. Но как-то так получилось, что потом мы выскочили в этот парк, знаешь, на уровне сто, где сейчас памятник. А может, нас туда загнали. Там, как тебе известно, был большой расстрел. Боевики отключили силовой барьер по краю яруса и поливали толпу из автоматов, а толпа пятилась назад и валилась вниз с двухсотметровой высоты, на площадь следующего яруса. Да ты видел записи, наверное. У некоторых из тех, кто выжил, были цифровые линзы или другая мелкая электроника, так что…
— Все эти записи давно удалили из открытого доступа, — перебил Губерт. Он сидел, опустив глаза, и медленно перекатывал в пальцах сигарету.
— Правильно сделали, — одобрила Мадлон, — малоприятное зрелище. Я не знаю, как Елене удалось оттуда выбраться, тем более с ребенком… Помню, что потом мы долго бродили внутри здания по служебным коридорам. Елена сказала, что нам надо перебраться в другой сектор — вроде как туда уже прибыла полиция и спасатели. Мы наткнулись на двух убитых мятежников, Елена забрала у них автомат и пистолет. Откуда-то все время несло дымом и слышно было пальбу. Елена сказала, что пойдет посмотрит, можно ли нам пройти дальше, а мне велела ждать. В стене коридора была небольшая ниша, я там спряталась. Елена оставила мне сумку и пистолет, показала, как с ним обращаться, и сказала, чтобы я стреляла в любого, кто будет мне угрожать. Ее очень долго не было. После она объяснила, что заблудилась в дыму и не могла найти нужный поворот. А на меня вышел кто-то из боевиков. Наверное, мародер, а может, отстал от своих и тоже заблудился. Узнать-то его было легко — вооружен до зубов, форма эта дурацкая, черная с красным… Он увидел меня и пошел ко мне, я выстрелила, но до сих пор не знаю, попала или нет, потому что в этот момент корпус взорвали. Коридор, где я сидела, обрушился только частично, я даже не пострадала, а вот бандиту, в которого я стреляла, не повезло, его сильно привалило. Я это видела, потому что в сумке был фонарик. Свет-то сразу вырубился… Тот, которого завалило, звал на помощь, но я решила к нему не приближаться. Да и вряд ли я бы ему помогла, его там сильно засыпало. Я пыталась куда-нибудь выбраться, долго ползала среди обломков и в конце концов пробралась в чью-то квартиру. Две комнаты оказались завалены, а кухня, часть коридора и даже туалет уцелели. Там меня потом и нашли… — она замолчала, раздумывая, что еще сказать. — Я попыталась выбраться через вентиляционную трубу, но она оказалась очень узкой. Пришлось жить в этой квартире. В школе нас учили, что делать, если тебя завалило во время землетрясения, и я запомнила, что нужно запасти воды. В сумке было две полные бутылки и две пустые, я набрала их и все емкости, что нашла в комнате. Елена положила в сумку немного еды, и кое-что я нашла в квартире. Батарейки фонаря должно было хватить надолго. Я подобрала под обломками часть бумажной книжки и постепенно читала, старалась растянуть, чтобы хватило подольше. Там говорилось про мальчишку, который хотел стать юнгой и пробрался в трюм. Во время погрузки его замуровали ящиками и бочонками, и он выживал в полной темноте, ел крыс и резал себе путь наверх карманным ножом.