Незнакомцы в поезде

Гай снимал дешевый номер в дальнем углу отеля с мебелью, окрашенной в коричневые и розовые цвета. Там стояла кровать, похожая на смятый пирог, до душа надо было пройтись по коридору. Где-то во дворе всё время капала вода, время от времени доносился грозный шум водопада из соседних туалетов.

Когда Гай вернулся из «Ритца», он снял с руки часы — подарок Энн и положил их на розовый столик возле кровати, а бумажник и ключи — на поцарапанное бюро, как он это сделал бы и дома. Он с удовольствием добрался до постели с местной газетой в руке, а также книгой по английской архитектуре, которую купил в этот день в книжном магазине «Аламеда». На короткое время погрузившись в испанский язык, он положил затем голову на подушку и перевел взор на свое неприглядное жилище, прислушался к звукам, напоминавшим крысиную возню, но на самом деле представлявшим собой результат человеческой деятельности в разных концах здания. Ему хотелось было понять, чем же его прельщает нынешняя ситуация. Живет в неустроенном, малопристойном жилище. Может, он тут прячется от Мириам? Не легче ли было бы спрятаться в «Ритце»?

Энн позвонила ему утром и сообщила, что для него есть телеграмма.

— А я тут слышу, тебя разыскивают. Чуть было не бросили тебя искать.

— Прочти, пожалуйста, Энн.

Энн прочла:

— «Мириам вчера случился выкидыш. Расстроена хочет видеть тебя. Можешь приехать домой? Мама». О, Гай!

Ему стало тошно от этого, от всего этого.

— Она сама это сделала, — пробормотал он.

— Ты же не знаешь, Гай.

— Знаю.

— Ты не думаешь, что тебе лучше бы увидеться с ней?

Его рука сжала телефонную трубку.

— Я получу «Пальмиру» обратно, — произнес он. — Когда отправлена телеграмма?

— Девятого, во вторник, в четыре дня.

Он послал телеграмму мистеру Бриллхарту с просьбой, нельзя ли пересмотреть его решение. Конечно, это возможно, думал он, но в какое же дурацкое положение он ставит себя. И всё из-за Мириам. Он написал Мириам:

«Это, конечно, меняет все наши планы. Независимо от тебя я намерен получить развод сейчас же. Буду в Техасе через несколько дней. Надеюсь, ты к тому времени поправишься, но если и нет, я сумею уладить всё необходимое сам.

Желаю скорого выздоровления.

Гай.

Буду по этому адресу до воскресенья».

Письмо он направил авиапочтой и заказным.

Потом он позвонил Энн. Он хотел пригласить ее вечером в лучший ресторан города. И хотел он начать с самого экзотического коктейля в баре «Ритца».

— Ты действительно чувствуешь себя счастливым? — спросила со смехом Энн, словно не веря ему.

— Да, есть ощущение счастья. И чего-то странного. Muy extranjero.[3]

— Почему?

— Потому что я не думал, что это судьба. Я не думал, что «Пальмира» это часть моей судьбы.

— А я верила.

— О, ты верила?!

— А почему же, ты думаешь, я так разозлилась на тебя вчера вечером?

Он не ожидал ответа от Мириам, но в пятницу утром, когда они с Энн были в Хочимилко, он не удержался и позвонил в свой отель, чтобы узнать, нет ли для него каких-либо сообщений. Его ждала телеграмма. Гай сказал, что заберет телеграмму через несколько минут, но не вытерпел и, оказавшись в городе, позвонил в отель из аптеки в Сокало. Служащий «Монтекарло» прочел телеграмму по просьбе Гая: «Вначале нужно поговорить. Пожалуйста приезжай скорее. Любовью, Мириам».

— Теперь она покрутится, — сказал Гай, повторив телеграмму Энн. — Я уверен, что тот другой не хочет жениться на ней, у него и так есть жена.

— М-м.

Он взглянул на нее на ходу и хотел что-то сказать Энн насчет того, что, мол, сколько же ей требуется терпения с ним, с Мириам, со всей этой историей.

— Забудем об этом, — только и сказал он с улыбкой и прибавил шагу.

— Ты сейчас хочешь поехать?

— Ну уж! Может, в понедельник или во вторник. Я хочу провести эти несколько дней с тобой. Я соберусь во Флориду не раньше чем через неделю с лишним. Это если они намерены придерживаться прежнего графика.

— А Мириам теперь не поедет за тобой?

— Через неделю в это время, — сказал Гай, — у нее не будет уже никаких притязаний на меня.

Десятая глава

Элси Бруно сидела за туалетным столиком в номере гостиницы «Ла-Фонда» города Санта-Фе и салфеткой снимала с лица ночной крем для сухой кожи. Время от времени она приближала широко открытые голубые глаза к зеркалу и рассеянным взглядом пробегала по сети морщинок у век и «линиям улыбки», идущим от основания носа. Хотя подбородок у нее не выдавался, нижняя часть лица была слегка выдвинутой, оттого губы были выпячены, и совсем не так, как у ее сына. Санта-Фе, подумалось ей, было единственным местом, где можно было неторопливо разглядеть у зеркала свои морщины.

— Этот свет вокруг — как рентгеновские лучи, — заметила она сыну.

Чарли, одетый в пижаму, развалился в кресле из плетеной сыромятной кожи. Он поднял взгляд припухших глаз на окно. Он слишком устал, чтобы подняться и пойти задернуть шторы.

— Ты хорошо смотришься, мам, — хрипло пробурчал он, прильнув к стакану с водой, стоявшему у него на лишенной растительности груди, и в задумчивости нахмурился.

Как огромный грецкий орех в тонких беличьих лапках, эта идея крутилась у него в голове в течение нескольких дней. Ничего более грандиозного и навязчивого ему до сих пор в голову не приходило. Когда мать уедет, он собирался расколоть этот орех — и всерьез взяться за дело, то есть поехать и найти Мириам. Сейчас самое время. Гаю это нужно именно сейчас. Через несколько дней, даже уже через неделю, Палм-Бич может уплыть от него.

По припухлости щек рядом с аккуратным треугольником носа Элси показалось, что за несколько дней пребывания в Санта-Фе ее лицо пополнело. Она тряхнула кудрявой головой и обратилась к Чарли:

— Чарли, не купить ли мне тот серебряный пояс? — спросила она таким тоном, словно разговаривала сама с собой.

Пояс тянул сотни на две с половиной, но Сэм подкинет ей в Калифорнию еще одну тысячу. Пояс был на загляденье, в Нью-Йорке такого не найдешь. Впрочем, в Санта-Фе, кроме серебра, ничего хорошего и не было.

— Больше ни на что этот Сэм и не годится, — пробурчал Чарли.

Элси взяла шапочку для душа и умоляюще обратилась к Чарли с широкой улыбкой, которая у нее была безвариантной:

— Дорогой.

— М-м?

— Ты без меня не наделаешь тут ничего такого, чего нельзя?

— Не, мам.

Она водрузила шапочку на макушку, оглядела длинные красные ногти и потянулась за стопкой шкурки для обработки ногтей. Конечно, Фред Уайли был бы только рад купить ей этот пояс, но он и так, скорее всего, появится на вокзале с чем-нибудь ужасным и вдвое более дорогим. Но в Калифорнии Фред ей не нужен, хотя стоило бы его лишь пальчиком поманить, и он был бы там. Для него лучше поклясться в вечной любви на вокзале, промокнуть глаза и тут же укатить домой, к жене.

— Однако надо сказать, что последний вечер получился веселым, продолжала Элси. — Фред отметил это первым.

Она рассмеялась, и стопка шкурки разлетелась.

— Я тут был ни при чем, — холодно заметил Чарли.

— Нет, дорогой, ты тут ни действительно был при чем!

Губы Чарли изогнулись в зевоте. Мать разбудила его сегодня в четыре утра истерикой, что на рыночной площади сидит мертвый полисмен. Он сидел на лавочке в шляпе и костюме и читал газету. Типичная студенческая выходка Уилсона. Чарли знал, что сегодня Уилсон будет обыгрывать эту штуку, и будет делать это до тех пор, пока не придумает что-нибудь поглупее. Прошлым вечером в «Ла Пласита», баре отеля, Чарли сидел и обдумывал убийство, а Уилсон как раз рядил этого полисмена. Уилсон в своих многочисленных рассказах о войне никогда не упоминал, чтобы он убил кого-нибудь, даже японца. Чарли закрыл глаза, с удовольствием вспоминая последний вечер. Около десяти часов в «Ла Пласита» ввалились Фред Уайли и много других его лысых приятелей, полупьяные, без женщин, чтобы взять его мать на вечеринку. Чарли тоже пригласили, но он сказал матери, что договорился встретиться с Уилсоном, хотя на самом деле ему нужно было время для раздумья. И в тот вечер принял решение. Вообще-то он размышлял с субботы, с разговора с Гаем, и вот снова наступила суббота. Завтра, когда его мать уедет в Калифорнию, или никогда. Его уже начинало тошнить от этих раздумий. А сколько же он живет бок о бок с этой проблемой? Уж и не помнит — так долго. Они чувствовал, что может сделать это. Что-то говорило ему, что и время, и обстоятельства, и причины — всё сходится как нельзя лучше. Чистое убийство, без личных мотивов! Он не считал возможность убийства Гаем его отца мотивом — он и не рассчитывал в полной мере на это. Может быть, Гая удастся убедить, может быть нет. Но сейчас пора было действовать, потому что общая расстановка лучше не придумать. Он звонил вчера Гаю, чтобы убедиться, что тот еще не приехал из Мексики. Гай в Мексике с воскресенья, как сказала его мать.

3

Очень странно (исп.).

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.