Страница 22 из 33
Дженни оскалилась и почувствовала, как короткие волоски на руках сами собой встают дыбом при виде врага. Снова захотелось зарычать, как тогда в столовой.
Что д‘Крессен делает здесь, на месте ее встречи с Раумом?!
— Опаздываешь, детка, — раздался насмешливый голос из-за кафедры. Беловолосый демон поднялся из преподавательского кресла. — В следующий раз я не стану тебя ждать.
— Зачем ты меня позвал? — сердито спросила девушка. — И зачем здесь он?
— А, мой друг Арман хотел что-то тебе сказать, — Раум подмигнул. — Не так ли, ‘Крессен?
Вампир сглотнул и прожег Дженни полным дикой ненависти взглядом.
— Да. Я… — он замолчал — злой и какой-то жалкий.
— Ну же, — подбодрил его демон. — Смелее, дружище.
— Я хотел извиниться, — выдавил Арман, и в его глазах Дженни прочла, что мысленно в эту минуту вампир расчленяет ее на части. — Я был невежлив. Беру назад все свои слова.
— Как-то неубедительно, — покачал головой Раум. — Не забывай: девушка должна тебя простить. Ну-ка, попробуй еще раз. Верю, что у тебя получится.
Арман выдохнул сквозь зубы и заговорил. Что очень сожалеет. Что был глубоко неправ. И что тайна Дженни уйдет вместе с ним в могилу. И что никогда больше не позволит себе вольности в ее адрес.
Пораженная девушка слушала, как он распинается, не ощущая злорадства. Только легкий холодок страха. Даже ей, почти не знающей Армана, было видно, как корежит вампира от каждого произнесенного слова. Какой властью обладал Раум ди Форкалонен, если сумел заставить своего дружка не только оставить Дженни в покое, но и раболепно выпрашивать прощения?
Она не любила, и даже презирала Армана, но при виде унижения давнего недруга, не почувствовала никакого удовольствия. Наоборот захотелось как можно скорее закончить этот балаган.
— Хватит, — довольно резко оборвала девушка поток излияний. — Я тебя прощаю. Иди отсюда!
Надо, обязательно надо высказать все, что она думает по поводу этой сцены ее организатору. Но не при вампире же!
Арман бросил вопросительный взгляд на демона, дождался одобрительного кивка и рысью помчался к двери. По дороге он снова подарил Дженни полный ненависти взгляд, но больше ни словом, ни жестом не показал своего настоящего отношения. Раум хорошо выдрессировал своих шавок.
— Ну и что это было? — резко спросила девушка, когда за вампиром захлопнулась дверь и шаги в коридоре затихли в отдалении.
— Моя часть сделки, сладенькая, — он поманил ее к себе пальцем, но Дженни сделала вид, что не заметила этого жеста. — Я не привык что-то делать наполовину. Он запомнит, что обижать мою девочку — себе дороже.
— “Твою девочку”?! — она задохнулась от возмущения. А потом взлетела по лестнице и встала напротив наглого, бесстыжего демоняки, уперев руки в бока. — Это с каких это пор я “твоя девочка” ди Форкалонен?! Ты головой не стукнулся?
— С того дня, как я решил, что ты — моя, — демон выскользнул из кресла и встал рядом. Совсем рядом, невыносимо близко. — Это было… дай-ка вспомню. Точно! В то утро, когда ты выпрашивала у меня расписки для малыша Чарли.
Он шагнул ближе, и Дженни отступила, ощущая, как кровь приливает к щекам. Сердце суматошно заколотилось. Странно, но слова демона кроме возмущения отозвались в душе чем-то щемяще-сладким.
Разве это плохо быть “чьей-то” девочкой? Разве не об этом мечтает любая девушка в академии?
Но ведь Раум имеет в виду “моя” явно не в том смысле, который обычно вкладывают влюбленные юноши, когда ухаживают и предлагают встречаться. Проклятье, он даже у самой Дженни не поинтересовался, что она думать по этому поводу и хочет ли быть “его девочкой”!
Кем он ее считает? Одной из своих доступных девок?! Или думает, что если Дженни согласилась тогда на унизительную сделку, то теперь принадлежит ему до конца жизни?!
Что вообще значит “моя”? Это раб может быть “чьим-то”.
— Я не твоя!
— Моя, — с взбесившей ее самоуверенностью отозвался Раум. — Ты сама это чувствуешь, Дженни-любительница-врать-себе.
— Фигушки. Я — своя собственная и еще Чарли…
Его лицо на мгновение исказилось от злости.
— На хрен Чарли!
Дженни еще попятилась, чувствуя, как под его горящим взглядом что-то плавится внутри, а голова становится легкой и бездумной. И ойкнула, когда наткнулась на стоящий у стены журнальный столик.
В следующее мгновение Раум преодолел разделявшее их расстояние. Чуть толкнул, принуждая опуститься ягодицами на столешницу. Одна рука демона легла на талию девушки, пальцы второй зарылись в густые рыжие пряди, заставляя Дженни запрокинуть голову и заглянуть ему в глаза.
— Даже если раньше этот хлюпик и трахал тебя, теперь ты — моя, Дженни-конфетка, — произнес он, не отрывая от нее потемневшего взгляда. — Ты сходишь с ума от моих прикосновений. Ты пришла ко мне, когда была нужна помощь. Не к этой пародии на волка…
— Потому что все из-за тебя… — пискнула Дженни и уперлась выставленными ладонями ему в грудь, пытаясь отстраниться, но это было все равно, что пытаться сдвинуть каменную статую.
От возбуждения, которое читалось в расширенных зрачках демона, стало жутко. А еще жутче от собственной беспомощности, абсолютной неспособности что-то сделать. Девушка ощутила себя куклой. Игрушкой в руках демона.
И в то же самое время, по коже снова пробежало постыдное и неуместное возбуждение. Дженни вдохнула запах мужчины рядом — элитный парфюм, еле заметный аромат дорогих сигар от одежды и еще что-то почти неуловимое — мужское, дразнящее и волнующее. Мелькнула странное противоестественное желание лизнуть Раума. Попробовать на вкус его кожу, пройтись языком от видневшейся в расстегнутом вороте рубашки ямке между ключицами, подняться вверх по шее, кадыку, гладко выбритому подбородку, прикусить мочку уха — можно даже до крови…
— Я сама решаю, чьей мне быть. Я — свободная волчица!
Его ноздри дрогнули, словно демон принюхивался, а губы изогнулись в ухмылке.
— А ты ведь хочешь меня, Дженни-разум-не-в-ладах-с-чувствами, — пробормотал он. И потянул девушку на себя, заставляя прижаться к нему теснее, обнять раздвинутыми ногами его бедра. И эта слишком откровенная, недопустимая близость посеяла в душе Дженни настоящую панику. Ноющее возбуждение внизу живота усилилось. Ей одновременно хотелось, чтобы Раум отпустил ее. Ушел, навсегда исчез из ее жизни. И чтобы не исчезал никогда. Дженни закусила губу, надеясь, что боль прогонит умопомрачение.
— Не хочу и никогда не хотела! — в панике выкрикнула она. — Я хочу Чарли…
— На хрен этого слизняка, — прорычал демон. И впился в ее губы злым поцелуем, словно пытался заклеймить ее таким образом.
На этот раз Раум был резок, почти груб. И нетерпелив. Его рот терзал и наказывал ее губы, а пальцы скользили по блузке, расстегивая пуговицы. Одна, другая, третья. Руки нырнули под ткань, добрались до застежки бюстье и расправились с ней в одно мгновение. Дорогое сукно его жилета кольнуло обнаженную грудь, а потом полные опасной силы пальцы до боли стиснули напряженные соски, заставив девушку застонать.
— Нет, — пробормотала она, когда он оторвался от ее губ.
Надо бежать… Кричать… Сопротивляться… Но лоб полыхает, и в теле убийственная слабость. Так же было, когда Дженни пошла с другими волчатами купаться на реку поздней осенью, а потом неделю лежала в лихорадке.
— Да, детка, — с мрачным торжеством отозвался демон.
Она вскинула руки, замолотила кулаками по его плечам, и это не понравилось Рауму. Он дернул блузку — нерасстегнутые пуговицы застучали по полу. Стянул ее ниже, связывая руки Дженни ее же одеждой. И снова склонился над ее грудью — лаская, пощипывая и прикусывая съежившиеся соски.
Нет, демон не стремился доставить наслаждение своей жертве, и его прикосновения отнюдь не были бережными. Скорее они были агрессивными, собственническими, несли с собой кроме удовольствия легкую боль. Как будто Раум желал пометить ее, оставить на коже и в душе отпечаток, знак своего права владеть ею. Но даже эти грубоватые ласки тело Дженни приняло, отзываясь на них горячими спазмами внизу живота. Девушка всхлипнула, чувствуя, как гнев и страх растворяются в волнах болезненного наслаждения. Исчезают, превращаются в безудержное желание отдаваться и обладать. Подалась вперед, плавясь от прикосновений, чуть выгнулась, подставляя грудь, и уже не желая, чтобы сладкая мука заканчивалась.