Страница 32 из 80
Минальда делала все, что было в ее силах, чтобы погасить эти сплетни, она проводила большую часть своего времени на четвертом и пятом уровнях, где воины Томека Тиркенсона спали на полу в залах и кладовках, которые и так уже были переполнены беженцами из Пенамбры. Джил видела, что Минальда находится на пределе своих сил и возможностей. Напряжение сказывалось на ней, и в их отношениях с Руди теперь сквозило лихорадочное отчаяние, от которого у Джил сжималось сердце.
Но в те дни в Убежище слухи были не единственным злом. Жестокая ненависть людей Дарвета к алкетчцам возродилась с новой силой. Особенно это чувствовалось среди воинов Геттлсенда и жителей Пенамбры, которые обитали по соседству с Империей. У некоторых воинов, семьи были убиты или уведены в рабство приграничными разбойниками Алкетча, встречались и жители Пенамбры, чьи дома и скарб были разграблены алкетчскими налетчиками. Жестокие драки стали обычным явлением.
Расовая и политическая ненависть были не единственными причинами ссор. Мало кто из маркитанток решился последовать на север за войском. Из уст в уста передавались ужасные истории о том, как женщины или даже подростки были изнасилованы где-нибудь в лесу, а то и вообще в задних коридорах самого Убежища, поэтому стало считаться опасным ходить в одиночку. Однажды трое плосколицых островитян напали из засады на Джил, когда та возвращалась от Минальды. Она рассказала об этом Янусу, но только для того, чтобы предотвратить досужие домыслы, которые могут возникнуть после того, как обнаружат трупы.
Образовались своего рода анклавы. Ни один южанин, даже по делу, не осмеливался подняться выше третьего уровня Убежища. Ингольд был единственным волшебником, который ходил в управляемые Церковью лабиринты в восточном конце Убежища, где Джованнин и инквизитор Пинард держали совет, окруженные бритыми молчаливыми воинами-монахами. Джил обнаружила, что очень неспокойно себя чувствует каждый раз, как он туда отправляется. Сведения о сферах разделения власти между церковными властями и гражданским правительством вычитывались в древних записях в заветной библиотеке Джованнин и горячо обсуждались на Совете. Более того, Джил узнала о песенке, которая была популярна среди королевской стражи: в ней описывались сексуальные наклонности алкетчских вождей. Веселенький марш насвистывался стражей во всех коридорах даже глубокой ночью, и от этого делалось только хуже.
- Не знаю, сколько еще я могу это выдержать, - заявила как-то вечером Минальда, сидя на покрытой овчиной скамье, за письменным столом Джил. Тир сладко спал, прижавшись к ее боку. - Словно ждешь удара молнии и не знаешь, куда и когда она ударит. Алвир и Стюарт совещаются между собой и приносят мне на подпись соглашения, о которых они уже полностью договорились, а я ничего с этим не могу поделать. - Ее руки беспокойно теребили черную куртку с нарисованным золотым орлом рода Дейра, которую Руди сшил специально для нее. - Я чувствую себя такой беспомощной.
Джил молчала. Задумавшись, она чертила палочкой на восковой дощечке для заметок узоры, напоминавшие рыбьи скелеты. Ее пальцы отбрасывали резкую черную тень на гладкую полупрозрачную восковую поверхность. Снаружи из общей комнаты доносился насмешливый голос Нан и раздраженный - Томека Тиркенсона.
- Отстань, женщина! Я что, не могу поздороваться с твоей дочерью, без того чтобы ты не кудахтала рядом, как наседка?
Джил подняла глаза и встретилась взглядом с Минальдой.
- Твой брат настаивает на этом союзе, не так ли?
Минальда вздохнула и откинула с лица волосы.
- Он как... как влюбленный, Джил. Ты знаешь, Стюарт привез с Юга подарки, вещи, которых у нас не было со времен падения Гая... отрезы бархата, музыкальные инструменты, книги. Он подарил мне вот это...
Она приподняла подол темной юбки и продемонстрировала остроконечные атласные туфельки, отделанные парчой и жемчугом.
- Алвир часами напролет твердит о торговле с Югом, о восстановлении той цивилизации, которую мы потеряли. Знаешь, Алвир всегда мечтал иметь все самое лучшее. Он любит красивые вещи, удобства и изящество. Суровая жизнь, в Убежище раздражают его, как ноющая рана. Ты сама это знаешь. Ты же его видела.
Джил подумала о безупречных нарядах канцлера, о роскоши, которой тот себя окружает, о запахе мыла и духов. Всем этим он словно бы возводил себя на пьедестал, возносясь над подданными. Однако Альда, запросто носившая простые крестьянские платья, все же пользовалась куда большей любовью и уважением.
- Но дело даже не в том, - спокойно продолжала Минальда. - Если мы намерены напасть на Дарков, делать это нужно сейчас. Кто знает, что может случиться к весне? Из всех правителей королевства только Томек Тиркенсон отозвался на призыв Алвира, но ведь известно, что, по крайней мере, еще четверо уцелели. Алвир прав в одном: если нам удастся отбить посевные поля вокруг Гая, мы сумеем установить с Алкетчем торговый союз, и на следующий год они не придут сюда как завоеватели.
Джил подавила желание высказаться по этому поводу и принялась зачеркивать нарисованные на воске узоры.
В комнате вспыхнул колдовской огонь, бросив отблески на сероватых гранях кристаллов для видеозаписи. Вошел растрепанный и небритый Руди, с красными от переутомления глазами. Умывался он, явно, не глядя в зеркало, и на лице остались пятна сажи.
- Привет, синий чулок, - бросил он Джил, а затем склонился, чтобы поцеловать Минальду, и сжал ее в объятиях с радостью и отчаянием.
Проснувшийся Тир с готовностью поднял ручки и сонно заворковал:
- 'Уди! 'Уди!
Руди с усмешкой взял его на руки.
- Чем тебя мама кормит, толстячок, неужто камнями? Все в Убежище только и думают о еде и воруют ее друг у друга, а ты все толстеешь. Как тебе это удается?
Тир только радостно засмеялся. Это обвинение вряд ли было справедливым: пока он был всего лишь младенцем, но в будущем обещал стать юношей, столь же стройным и изящным, как мать.
- Похоже, камер сгорания нам больше не найти, - вздохнул Руди, опускаясь на скамью рядом с Минальдой. - Отыскали всего пятьдесят две, при том, что обшарили кладовые сверху донизу. А огнеметчиков почти восемьдесят, придется использовать лишних людей на подмене.