Первокурсница

Наших было немного — всего девять человек, но отрастивший элегантную бородку (точно, лавры Бунши покоя не дают) бывший классрук был более чем доволен и, улыбаясь словно гордый орёл и глава многодетного семейства в одном флаконе, кивая здоровавшимся педагогам и завучам, повёл нас к «забронированным» местам в третьем ряду. Судя по их количеству, слишком большого наплыва бывших учеников он и не ожидал, да и кроме нас классного руководства больше не брал — хватило одного раза. Громко переговариваясь, потому что тихо в стоявшем гуле переполненного зала было просто невозможно, мы удобно устроились и стали обмениваться житейскими новостями: кто женился, и у кого кто родился, пока на сцену не вышла попросившая тишины директриса. Надо же — такая же маленькая, кругленькая и темноволосая, как и прежде, и трепет перед ней тот же, что и раньше. Вот что значит студенческий авторитет. Но сегодня нам не грозили неудами и отчислением за нерадивость и хулиганские выходки. Нет, всё было по-другому — получившим крылья и взлетевшим нам были рады в этот вечер единения и возвращения в общее гнездо.

Чувство дежавю не покидало меня с той минуты, как я увидела родные рябины и вошла в вестибюль, и оно лишь усилилось, когда со своими неизменными шутками-прибаутками появился Сергей Анатольевич, наверное и по сей день так же нежно любящий герани. После него начали выступать, показывая лучшие самодеятельные номера, учившиеся сейчас студенты. Определённо, нынешнюю молодежь вдохновляли народно-сказочные мотивы, потому что нам весьма задорно исполнили «Хороши весной в саду цветочки» и «Выйду на улицу, гляну на село», по окончании которых на сцене со своим номером появился дракон в картонных доспехах, полыхнувший благодаря какому-то спрею и зажигалке таким изысканным пламенем, что стало даже любопытно, имелся ли у него под хвостом огнетушитель. Ну так, исключительно на всякий случай. Всё-таки мне ещё жить хотелось, пусть и не слишком счастливо, но зато хоть не скучно. Тем более что Вика прислала сообщение что у неё начались схватки, а значит скоро появится на свет мой второй крестник. Честно говоря, мне и регулярно привозимого на выходные трёхлетнего шалопая Андрюши хватало за глаза, двое таких специалистов подрывной деятельности мою квартиру вообще по кирпичику разнесут, но подруга была непреклонна и в роли крёстной видела только меня.

— Не спи, замёрзнешь, — бесцеремонно вырвав из грёз о Викиных отпрысках, пихнул меня в плечо сидевший рядом Володька и тут же, игнорируя мой недовольный взгляд, кивнул в сторону сцены. — Вон и твоя первая любовь, золотая рыбка!

— Десятая!

— Так я и поверил.

Насупившись от его бесцеремонности, я всё же соизволила отвести взгляд от погасшего экрана смартфона и посмотреть на сцену. Вот лучше бы не делала этого, честное слово. Лицо бы так не пылало от прилившей к щекам крови, а душа не вопила бы: «Моя хата с краю, ничего не знаю!», забившись с перепугу и от нахлынувшей дрожи смущения в самые кончики пальцев ног. И чего, спрашивается, так кипишиться и устраивать паническую атаку? Подумаешь, очередной препод решил нас поприветствовать, спев под гитару «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», что здесь такого? Всё же в порядке и совершенно в рамках приличия. Кроме того, что это тот самый учитель, с которым я обменивалась прямо на парах такими неприличными шутками, что даже вспомнить страшно и стыдно. Который одним своим взглядом будил во мне самые сокровенные страсти. Уж лучше сразу на костёр, чем ещё раз испытать всё то, через что мне довелось пройти на первом курсе. Ну, или месяц питаться тем самым порезанным на тридцать частей засушенным пирожком. Но ни костра, ни пирожков не было, а физик был. И как оказалось, глубокие чувства к нему никуда не делись. Они просто дремали до поры до времени за семью печатями в самом потайном уголке сердца. Стараясь сдержать рвущийся из горла тяжкий вздох отчаяния и тоски, я вглядывалась в его высокую фигуру, ставшие ещё более строгими мужественные черты лица, слушала такой родной бархатный голос и понимала, что их нет, просто нет тех девяти с половиной лет, которые прошли с того памятного первого сентября. Что я всё та же наивная застенчивая влюбленная первокурсница, которую магнитом тянет к запретному плоду преподавательской любви. Не могу сказать, что я была счастлива, или, напротив, придушена отчаянием, когда затихли последние аккорды песни Митяева, и наши глаза встретились. Мне просто не хватало воздуха, чтобы вдохнуть, а он, приподняв в знак приветствия тёмные брови, сделал то, что опалило словно раскалённым воздухом не только лёгкие, но и всё внутри меня. Он снова, перебирая струны гитары, запел. Обнажая раны. Заставляя посмотреть на меня сидевших рядом одногруппников. Которые теперь точно знали о том, о чём раньше только подозревали. И остановить ни его, ни их мысли и догадки, понимающие улыбки я не могла. Просто тонула в океане солёной боли от каждого слова старой, давно забытой многими песни.

Лиза, еще вчера мы были вдвоем,

Еще вчера не знали о том,

Как трудно будет нам с тобой расстаться, Лиза,

И новой встречи ждать день за днем…

Лиза, когда теперь увидимся вновь?

Кто знает, — может, это любовь?

А я еще не смог сказать о самом главном

Тебе всего лишь несколько слов… О, Лиза!..

Лиза, не исчезай, Лиза, не улетай…

Побудь со мной еще совсем немного, Лиза,

Как жаль, что расставанья час уже так близок…

Вдох-выдох, вдох-выдох, иначе не сдержать истерического всхлипа, не спрятать готовых пролиться слёз.

Лиза, где же ответ? Счастье — было и нет…

Последние минуты навсегда уходят,

Часы остановить хотел бы я сегодня…

Шаг за шагом вслед за другими, когда окончилась торжественная часть сегодняшнего мероприятия. Кто ещё выступал? Что пел? Я не помню. Когда душа разорвана в клочья, трудно сложить вместе отдельные паззлы воспоминаний. Помню столовую, в которую всей шумной толпой мы отправились за родными студенческими булками с чаем и кириешками. Там не остались. Заполучив добычу, отправились в нашу бывшую аудиторию.

Лиза, я так хотел признаться тебе,

Что я навек обязан судьбе

За то, что мы с тобою повстречались, Лиза,

Однажды на огромной земле.

Какое огромное, всепоглощающее дежавю — даже обои и занавески не изменились. Всё так же, как и было. Словно только вчера после получения диплома мы ели здесь пирожные, запивая их сладким лимонадом и радуясь тому, какой груз скинули с плеч. Значит, он всё же чувствовал что-то. Что-то настоящее. А я так испугалась стать игрушкой. Новой куклой, которую, наигравшись, сломают и выкинут с глаз долой. Как же много непоправимого я натворила из-за этого страха.

Лиза, сегодня между нами моря,

И грусть сильнее день ото дня,

И только я, как прежде, буду верить, Лиза,

Что ты все так же любишь меня… О, Лиза!..

Лиза, не исчезай, Лиза, не улетай…

Побудь со мной еще немного, Лиза,

Как жаль, что расставанья час уже так близок…

Конечно люблю. Никого другого никогда не смогла бы полюбить. Даже если бы постаралась. По-настоящему. Всем сердцем. Люблю. Дура. Маленькая разрушившая всё своими руками дура. Чёртова застенчивая монашка. Как же странно смотрят ребята. Как хорошо, что Алексей Николаевич тактично отвлекает их от моей раскисшей персоны. Он тоже всё знает и понимает. Всё. И нарочно позвонил сегодня, позвал. А всё, что я могу, это держать спину ровно и пить остывающий чай. Жаль, что нет ничего покрепче. Покрепче водки. А Вика рожает и шлёт странные эсэмэски между схватками. Грозится мужа в монастырь отправить, чтобы его там обучили азам воздержания. Счастливая.

Лиза, где же ответ? Счастье — было и нет…

Последние минуты навсегда уходят,

Часы остановить хотел бы я сегодня…

Лиза… Лиза…

Побудь со мной еще немного, Лиза,

Как жаль, что расставанья час уже так близок…

Не помню, как выудив из сумочки сигареты, спустилась в вестибюль и вышла на заметённые снегом ступеньки. Щелчок зажигалки и лёгкие наполнил спасительный табачный дым с привкусом вишни. Редко курю, но сейчас это просто необходимость более важная, чем дышать. Небо совсем без звёзд — мрачное и туманное, густое, чёрное. Конечно, какие же звёзды в снегопад? Холодно? Нет. Только снежинки путаются в волосах.