Страница 71 из 88
Вместе с аппетитом ко мне начали возвращаться и силы, поэтому вскоре целитель и Леголас разрешили перебраться из надоевших Палат в свою комнату, а ещё через пару дней Эйовин призналась, что через сутки рохиррим покинут Минас-Тирит, чтобы начать обратный путь домой, в Эдорас. Эта новость буквально выбила из колеи, заставила внутренне сжаться, но обдумать происходящее я не успела: вошедшая Ранара уведомила о том, что меня ожидает опекун, и ей велено проводить меня к нему. Пришлось вымученно улыбнуться подруге и, пытаясь хоть на время отрешиться от нахлынувшего отчаяния, последовать за служанкой на первый этаж в кабинет Боромира, который теперь был главным советником Арагорна, бесспорно хорошего воина, но почти не имевшего опыта в политике и дипломатии.
Сама мысль о том, почему гондорец вызвал меня столь официально, настораживала, а уж стоило увидеть его напряжённое от негодования лицо и стоявшего у высокого окна Эйомера, как ноги и вовсе подкосились от недобрых предчувствий. Это не укрылось от глаз Ранары, которая, усадив меня на диван, поспешила покинуть помещение.
— Лютиэнь, — хмурясь, обратился ко мне Боромир после того, как намеренно выдержал вызывающую неловкость паузу. — Несколько минут назад Сенешаль просил у меня твоей руки. Я, разумеется, уже отказал ему, так как в силу его вспыльчивого характера и в свете последних событий не считаю его подходящим для тебя женихом, но поскольку возник спор, полагаю, нужно услышать и твоё мнение.
Растерянно моргнув, я перевела взгляд с одного на другого, отчётливо понимая по их разгневанным лицам, что слова о вспыльчивости и споре являются вопиющим преуменьшением произошедшей ссоры. И что, обязательно меня в неё втягивать? Самим договориться нельзя? Речь, конечно, о моём будущем, но если не кривить душой, то я сама ещё не решила, чего хочу. Остаться здесь, в Минас-Тирите, без Эйомера страшно, выйти за него замуж ещё страшнее, потому что так и не уверена, что смогу стать такой женой, которую он хочет видеть рядом с собой, и терпеть и дальше пренебрежение к моим чувствам и мнению, с которыми он, похоже, никогда считаться не будет. А быть вечными возлюбленными, не принеся брачных клятв, в Арде увы, невозможно — не те нравы и обычаи царят в здешнем обществе.
— Лучик мой, я не забыл, что обещал уладить всё без твоего участия, — произнёс после вновь затянувшегося молчания Эйомер, устремив на меня спокойный, требовательный взгляд. — Но в силу того, что возникло слишком много разногласий, ты должна подтвердить своему опекуну, что хочешь стать моей женой.
Поперхнувшись воздухом от допущенной рохирримом фамильярности и того, как, реагируя на это, поднялся из-за стола взбешённый пуще прежнего Боромир, я и слова не смогла из себя выдавить, только прижала к груди ладонь, испугавшись, что едва сросшиеся рёбра сейчас снова треснут от того, как неистово заколотилось взволнованное сердце.
Хочу стать женой?
Я?
Да это мой самый страшный страх, а не желание… честное слово…
Но что можно сказать под воздействием родных серых глаз и боязнью потерять любимого навек?
— Лютиэнь, ты вправе прямо сейчас ответить отказом, и клянусь, никто не принудит тебя к свадьбе, — по тону опекуна я тут же поняла, что он на дыбы встанет, но не даст согласия на брак Эйомеру, и моё мнение тут никакого значение не имеет, даже если я сейчас скажу, что хочу под венец, он сто раз сделает вид, что не расслышал ни слова. — Только мне теперь решать твою судьбу. Поверь, девочка, я смогу оградить тебя от любого зла.
— Единственное зло, которое сейчас происходит, творишь ты сам, — вспылил Эйомер, который не хуже меня понял, что гондорец уже принял решение и не отступится от него ни на шаг. — Не ты, никто другой не может мне запретить жениться на Лютиэнь. Я в своём праве.
— Нет у тебя никаких прав, о которых бы я не знал, — вкрадчивый тон Боромира не предвещал ничего хорошего, как и выдвинутый вперёд квадратный подбородок. — Моё решение окончательное, и на этом разговор окончен. Желаю доброго пути и не смею больше задерживать перед сборами в дорогу.
— Никто не может разлучить нас, — помрачнев, любимый вновь взглянул на меня, словно просил прощения перед тем как ударить. — По сути, Лютиэнь уже является моей женой, и мне не требуется чьё-либо согласие для проведения свадебной церемонии, я лишь пытаюсь соблюсти правила приличия и не быть дикарём, которым меня здесь считают.
Остолбенев от такого заявления, чувствуя, как душа уходит куда-то в пятки, я испуганно опустила глаза, не смея ответить на потрясённый взгляд обернувшегося ко мне опекуна. Интересно, Эйомер что, задался целью опозорить меня окончательно и бесповоротно? Может ещё и простыню с пятнами крови продемонстрирует? Варвар! Самый настоящий варвар, на всё пойдёт, чтобы добиться своего! Ощущая, как от отчаяния и стыда к щекам приливает кровь, я не знала, что делать: бежать без оглядки или устроить грандиозную истерику, подобной которой эти двое ещё не видели.
— Чтобы делать такое скандальное заявление нужны доказательства, — наконец процедил гондорец, обдумав всё услышанное. — Полагаю, у тебя их нет?
О, Боже! И ему простыню подавай?! Опоздали, я её давно постирала, а мыло в Эдорасе очень даже хорошее, любые пятна отъедает.
— Лютиэнь? — позвал Эйомер, заставив этим лишь сильнее вжаться в мягкую спинку дивана. Издевается, что ли? Или действительно ждёт, что я буду рассказывать о том, что между нами в спальне происходило?
И тут я узнала, что смутиться можно ещё сильнее, и поняла, что непременно хлопнусь в обморок, если появится ещё хоть один сюрприз, подобный двухметровому, изящному, как пантера, братцу Боромира, преспокойно появившемуся из дверей, ведущих в комнату с террасы, которые из-за тёмно-зелёной портьеры казались закрытыми. Неужели подслушивал?
— Полагаю, брат, чтобы не сказал сейчас Эйомер, ты подвергнешь это сомнению, но между тем, надеюсь, что моё слово ещё считается надёжным? — остановившись у камина, Фарамир как хороший актёр в плохом спектакле развёл руки, извиняясь за своё появление и вторжение в столь трудный разговор. — Скажу сразу: секрет, о котором мне стало известно совершенно случайно, казался ключом к тому, чтобы освободить Лотириэль от нежелательной помолвки, но, похоже, он и сейчас пригодится.
— О чём ты говоришь? — едва ли не в один голос вспылили Эйомер и Боромир, и на долю секунды мне даже показалось, что у них обоих чешутся кулаки пройтись разобраться с младшим сыном Дэнатора. И ведь зря он так рискует: только два дня назад Эйомер дал согласие на его свадьбу с Эйовин, а вдруг сейчас психанёт и передумает?
— О том, что тоже хотел участвовать в походе на Мордор и был слепо уверен, что полученные ранее раны мне совсем не помешают, — как ни в чём не бывало, словно и не замечая явной угрозы в глазах собеседников, продолжил Фарамир. — Так вот, ошибся я тогда. На то, чтобы сбежать от целителей и добраться до конюшни ушли все силы, в стойле своего Баргуса, даже не успев его оседлать, я почувствовал головокружение и от слабости свалился в солому, да там и пролежал, пока не привели в чувства голоса ссорящейся парочки. Уж очень бурно они ругались, даже любопытно стало взглянуть, что это за голубки такие.
— Ну и как, взглянул? — уже подозревая, что услышит в ответ, всё же спросил у него Боромир.
— Разумеется. Было бы желание, а силы всегда найдутся. Вот и представь моё удивление, когда я увидел, как женишок Лотириэль выцеловывает шейку какой-то темноволосой пигалицы, уверяя её, что сам обо всем позаботится и поговорит с Боромиром, который якобы является её опекуном. Я ведь тогда ещё не знал, что ты, брат, обзавёлся юной подопечной, и даже подумал, что мне всё примерещилось от упадка сил, но, как выяснилось позже, рассудок тогда меня всё же не подвёл.
Заливаясь мучительным румянцем, я вспомнила, с каким любопытством Фарамир рассматривал меня, когда по возвращении в Цитадель я первым делом помчалась навестить Эйовин. Он и впрямь тогда выглядел очень заинтригованным, и нужно признать, получается, было от чего. Теперь же наш с Эйомером невольный свидетель, похоже, гордился тем, какую внёс лепту в разгорающийся скандал, и даже принялся увещевать разъярённого брата, что, коли он, наконец, получил разрешение на свадьбу с возлюбленной, то нельзя и другим отказывать в супружеском счастье. Расхаживающий взад и вперёд, донельзя взбудораженный всем услышанным Боромир сначала послал его в весьма экзотические дали, после пояснил Эйомеру, что тот — баран, который не в состоянии вовремя разобраться со своими проблемами, а затем, опомнившись, взглянул в мою сторону и, перестав браниться, на некоторое время замолчал. И всё же, похоже, мой опекун не до конца поверил тому, что узнал, и не собирался сдаваться так просто. Выдержав долгую гнетущую паузу, он изрёк, что даёт разрешение на свадьбу с условием, что помолвка продлится положенный по такому случаю год. Потом, пользуясь тем, что Эйомер явно задумался, как обойти его условие, гондорец добил меня последним, самым унизительным из вопросов, который только мог поднять.