Страница 61 из 88
— Уже опять что-то задумала? — словно читая мысли, негромко поинтересовался мой опекун, когда, решив перекинуться парой слов с Гэндальфом, нас покинули Арагорн и Маблунг. — Полагаю, покоя мне и теперь ждать не приходится?
— Просто размышляю, позволено ли мне будет немного похозяйничать на кухнях Цитадели? — опустив ресницы и постаравшись придать лицу как можно больше невинности и безмятежности, я молча подивилась тому, как сильна интуиция у гондорца. Ведь пока Эйомер не сговорится с ним о моём отъезде в Эдорас, покоя и впрямь не будет никому из нас троих. Опять же, я уже говорила любимому, что слова поперёк Боромиру не скажу, потому что это будет верхом неуважения и неблагодарности после всего, что он для меня сделал, так что пусть разбираются сами, без моего участия. И чем быстрее, тем лучше: во-первых, мне тоже исход дела и аргументы любопытны, а во-вторых, очень хотелось бы вернуться в Медусельд вместе с эоредом. — Я обещала хоббитам испечь такой пирог, какого они ещё не пробовали.
— Меня угостить не забудь, прежде чем они всё слопают, — добродушно хмыкнул военачальник, который уже был наслышан о затее с выпечкой, а потому ничуть не удивился. Да и не с чего было, ведь, похоже, мужчины в Арде считают, что все женские помыслы сводятся к тому, как бы посытнее их накормить. Как бы не так! Но им об этом лучше не знать. Крепче спать будут.
— Тогда, пожалуй, испеку два.
Или сразу три, если только терпения на это хватит, потому что хоббиты прожорливее саранчи, а устроить чаепитие хочется не только для них. Радостно улыбнувшись в предвкушении предстоящих хлопот, я погладила по лоснящейся шее Талу, но стоило увидеть впереди серебрящуюся ленту Андуина и поселения на его берегу, как все мысли о готовке тут же вылетели из головы. Теперь разрушенные стены Осгилиата уже не пугали, они словно стали символом начала пути в Великую Битву, которая закончилась полным разгромом Врага. Символом наступившего мира и возвращения домой. Во всяком случае, теперь это случится уже скоро. За прошедшие с нашего ухода три недели жители сумели привести в порядок восточный берег, на нём теперь почти не осталось следов разгрома и минувших пожаров. Лишь глубокие борозды в земле напоминали о метательных орудиях. Воины радовались поздравлениям сельчан с победой и звонкому детскому смеху, я же, зная что вид девушки в их рядах вызовет лишь удивление, постаралась побыстрее натянуть на голову капюшон плаща. В этом мире героями бывают только мужчины, а таким, как я, сумасбродкам могут лишь подивиться. Да и не гонюсь я за славой и почестями, всё это лишнее, чуждое, главное, что на душе, наконец, спокойно, тепло и уютно, и можно улыбнуться обернувшемуся Эйомеру, пока Боромир беседует со старейшиной. Заметив моё желание укрыться от чужих глаз, рохиррим удивлённо приподнял брови, и это было таким привычным, таким родным.
В этот раз мы так торопились вернуться в столицу, что проделали путь, на который в прошлый раз ушли почти сутки, вдвое быстрее и уже после полудня подошли к облепленным деревянными лесами восстанавливаемым стенами Минас-Тирита. Не желая участвовать в долгих приветствиях и поздравлениях, я направила кобылу к уже знакомой боковой калитке, и, несмотря на явное недовольство Талы по поводу разлуки с Киборгом, заставила её промчаться галопом по узким улочкам. Почти все горожане были сейчас у главных Врат, поэтому на нас мало кто обратил внимание, и удалось беспрепятственно добраться до Цитадели. Вручив любимицу заботам удивлённых конюхов, я сделала то, о чём давно мечтала — помчалась в Палаты Исцеления, где нашла всё за той же ширмой сидящую на кровати с книгой румяную Эйовин. Подруга кажется была растрогана моим столь спешным появлением, о чём-то безостановочно расспрашивала, но, спрятавшись в её объятиях, чувствуя, что скоро просто погибну от усталости, навалившейся за все эти дни, я так и уснула, не ответив ни на один вопрос. Наверное, она даже не обиделась на меня, однако проснуться от тихих голосов и изучающего зелёного взгляда высокого рыжеволосого незнакомца было очень неловко. Понять, кто стоит возле узкой кровати, не составило большого труда: если Боромир был похож на могучего медведя, то его младший брат напоминал грациозного хищного леопарда.
— Значит, ты и есть та девушка, опеку над которой взял на себя Боромир? — заметив, что я открыла глаз, спросил мужчина. От того, как он изогнул бровь, захотелось провалиться сквозь землю или, как малое дитя, вжаться лицом в колени Эйовин. И угораздило же вырубиться, не добравшись до своей комнаты, это всё бессонница последних ночей виновата. Разве уснёшь, когда сердце просится к любимому, но нельзя покидать шатёр? — Мне уже довелось услышать о твоих подвигах и непослушании. Довольно похвально, если бы не было так печально.
Ох, как же мне надоели нравоучения со стороны мужской половины населения Гондора и Рохана! Да будет ли им конец, в самом деле? Или мне придётся отстаивать свои права в местном суде? Если он вообще существует. Судя по тому, как побледнела и подобралась Эйовин, она будет моим адвокатом.
— Фарамир, я уже говорила тебе, что как только мой брат вернётся, он разберётся в произошедшем недоразумении, — нахмурившись, подруга придержала меня за плечо, когда, заливаясь багровым румянцем, я попыталась вскочить на ноги. Вот нужно же было забыть, что теперь и ей уже точно известно о скандальном поступке Эйомера. Ну конечно! Такое в тайне не удержишь, наверняка сплетни давно достигли Палат. — Лютиэнь, прошу тебя, сядь. Обещаю, я сделаю всё, чтобы вы с Эйомером помирились.
— Эмм… мне кажется, мы уже достигли понимания… Всё в порядке, — совершенно не желая, чтобы эти пораненные жизнью влюблённые голубки ссорились из-за меня, я решила смолчать по поводу открытого наезда Фарамира и всё же, поднявшись с кровати, направилась к дверям, в которые уже вводили тех из раненых, которых по прибытии решили тщательно долечивать местные целители. — Мне нужно переодеться и привести себя в порядок. Увидимся за ужином, хорошо?
Удивительное дело: Палаты Исцеления я нашла как по наитию, а вот выделенную мне небольшую уютную комнат удалось отыскать уже не так легко. Лишь пару раз заблудившись в коридорах и лестничных пролётах, случайно выйдя к обеденному залу, мне посчастливилось вспомнить, как до неё добраться. Больше, чем тому, что не пришлось спрашивать дорогу у снующей прислуги, я обрадовалась только мягкой постели, в которую забралась, едва скинув одежду. Всё-таки это высшее благо — мягкие подушки и тёплое одеяло. Особенно после заменявших постель шкур, расстеленных прямо на холодной земле. Стоило поуютнее свернуться клубочком на свежих простынях, как сон одолел с новой силой. Проваливаясь в его сладкую бездну, пришлось признать, что я слабее, чем хочу казаться, и за последние недели выдохлась так, что вряд ли проснусь раньше следующего дня. Но это была лишь мечта. Выбираться из кровати пришлось тем же вечером, когда в освещённую лучами заходящего солнца комнату ворвалась Ранара. Требуя, чтобы я немедленно вставала, и выливая принесённую горячую воду в маленькую деревянную купель, она ругалась так грозно, словно и часа не прошло с моего отъезда. Похоже, затаила обиду за то, что мне всё же удалось уговорить Боромира взять меня с собой в Мордор. Служанка не отличалась свежестью взглядов и, как подавляющее большинство средиземцев, считала, что девушке в сражениях делать нечего, а коли уж она, упрямица, настояла на своём, то пусть теперь слушает, что об этом думают порядочные люди.
Слушать пришлось долго, молча и смиренно, потому что ни одного слова в её полную праведного гнева речь вставить просто не удавалось. Даже в купели, помогая намылить волосы и омыться, Ранара не переставала уверять меня, что взялась бы за розги, если бы одна из её дочерей впала бы в подобную моей блажь. Я, конечно, тоже была рада видеть словоохотливую служанку и даже по-своему соскучилась по ней, но оглохла от нравоучений настолько, что выразить этого уже не могла никаким образом. Подобный пылкий выговор наверняка бы одобрил Эйомер, очень славно, что он его не слышал. А ещё очень славными, а точнее красивыми, были несколько сшитых для меня за это время платьев. Настоящее чудо, потому что с ночи судьбоносного попадания в Эдорас, у меня не было своих вещей, а только те, которые одолжила Эйовин, совсем не новые, а пролежавшие долгое время в пыльных сундуках. Радуясь, как ребёнок, я расцеловала замолчавшую от удивления служанку и, облачившись в невесомое белое чудо из шёлка и синих лент, принялась расчёсывать высушенные у камина непослушные кудри.