Страница 51 из 88
Устав от пустых терзаний, понимая, что на самобичевание совсем нет времени, я отложила доспехи и приготовила сапоги, рубаху и брюки, чтобы через час можно было переодеться в них. Нужно ещё навестить Эйовин и наведаться в конюшню, чтобы отнести в стойло Талы перешитое в попону тёмное бархатное покрывало. Ох и влетит мне за него от Ранары, зато кобыле будет тепло, и её рыжая масть не так сильно будет бросаться в глаза. Почему-то от мысли о суетливой доброй служанке на сердце стало теплее, уж наверное её дочери не такие чокнутые, как я, наверняка влетает от маменьки за всякий проступок. Может и познакомлюсь с ними, если суждено вернуться из последнего похода против Врага.
В Палатах Исцеления в этот ранний час был ещё тихо, лишь редкие стоны и негромкий храп нарушали сонный покой, но моя подруга уже сидела в постели и тщательно расчёсывала здоровой рукой спутавшиеся пряди светлых волос. От моей помощи она отказалась, заявив, что в отличие от многих лежащих здесь мужчин, капризным, беспомощным младенцем себя не ощущает, зато тут же принялась расспрашивать, что я знаю о предстоящем походе. Услышав, что я отправляюсь в него с разрешения Боромира, девушка встревоженно свела тонкие брови.
— Лютиэнь, прошу тебя, останься со мной, мне будет не по себе в чужих стенах без тебя.
— Но здесь остаются Мэрри и Пиппин… — растерявшись от такой просьбы, я, недоумевая, взглянула в её потемневшие до льдистой синевы глаза. — Я уже не могу отказаться, через час мы отбываем.
— Хафлинги тоже уезжают, разве их удержишь? — взяв за руку, Эйовин усадила меня рядом с собой на кровати. — Но ты… Мэрри рассказал мне вчера вечером обо всём, что случилось. Я виновата перед тобой, но обещаю, я всё улажу. Я поговорю с Эйомером, как только появится возможность. Брат не такой, клянусь, он бы никогда не оставил тебя без защиты, он не прогнал был…
— Не стоит, — стараясь подавить предательскую дрожь в голосе, которая появилась, стоило услышать имя любимого, я осторожно сжала её пальцы. — Он прав, я обуза, вам не до меня теперь. Возможно, здесь, в Гондоре, мне будет лучше.
— Обуза?! Не смей даже говорить о подобном! Думаешь, я не понимаю, что ты задумала? — вспылив, повысила голос Эйовин, чем вызвала недовольное бормотание спящих в Палатах раненых. — Ты не собираешься возвращаться в Гондор!
— Это не так!
— Не стоит врать, будто я сама не хотела того же, когда отправлялась сюда… — запнувшись, она отвела взгляд, понимая, что выдала то, о чём говорить вовсе не собиралась. — Но у меня были на то причины, у тебя же их нет. Оставь детское ребячество, тебе не нужно участвовать в битвах, не нужно ничего никому доказывать, останься.
Упрямо покачав головой, я попыталась подняться, но рохирримка оказалась сильнее, чем можно было ожидать, и, крепко сжав мою руку выше локтя, не позволила сдвинуться с места.
— Ты никуда не поедешь, я обо всём расскажу брату.
— Нет, — сжавшись от такого шантажа, я затравленно посмотрела на подругу. На душе и так скверно, неужели нельзя обойтись без ссор и споров? — Пожалуйста, я ведь не выдала тебя в Медусельде, у меня даже мыслей таких не было.
А ведь могла, и тогда бы не было этой ужасной ссоры с Эйомером, всё было бы по-другому, хотя лучше знать правду о его чувствах, чем жить в своих иллюзиях.
— Это всё из-за Эрвина? Что натворил это несносный юнец? — загоревшись новой догадкой, Эйовин нехотя отпустила мою руку, принимаясь разглаживать невидимые складки на стёганном одеяле. — Он обидел тебя, да?
— Нет! Честное слово, он здесь ни при чём.
— Брат спрашивал у меня, как случилось, что ты нанесла увечья Гриме, а в темницах оказался Эрвин. Прости, я солгала. Сказала, что он поджидал тебя после ужина и увидел, как ты, ссорясь с этим червём, двинула его подносами. Только, может, Эрвин и правда тебя там поджидал? Ты никогда ничего не рассказывала, может, он позволил себе вольности, о которых тебе стыдно говорить?
Час от часу не легче, оказывается, она умолчала о своём участии в той истории, оставив отличившимися нас с Эрвином? Вот уж чего я никак не ожидала от племянницы погибшего Конунга! Только увечья были не слишком сильными, черепную коробку Гриме я, к сожалению, не проломила.
— Эрвин никогда не совершал недостойных поступков, мне не в чем его упрекнуть, — пытаясь быть убедительной, я не опустила глаз под её пытливым взглядом. — Он не обидел меня ни одним словом или действием и не имеет никакого отношения к принятому мною решению.
— Но Мордор, Лютиэнь, это же безумие…
— Не большее, чем любое другое, — уже раскаиваясь в том, что перебила подругу, я устало прижалась лбом к её плечу, — не держи меня, прошу, лучше пожелай удачи.
Молча кивнув, она обняла меня, прикоснувшись холодными губами к щеке, и от этого стало во сто крат труднее, чем минуту назад: я не умею прощаться, не умею уходить от близких, лгать им.
— Обещай, что справишься, что мне не придётся оплакивать и тебя тоже.
Так нечестно, против правил шантажировать дважды. Или это ещё не предел?
— И ты обещай принимать лекарства целителей, и, если встретишь воина более обаятельного, чем Арагорн, то, пожалуйста, прояви всё очарование, на какое только способна, — да, я тоже умею играть в подобные игры, но всё же особой жестокостью не обладаю. — А когда я вернусь, мы будем гулять в садах, они здесь очень красивые.
Не найдя слов для достойного ответа, Эйовин скосила глаза в сторону ширмы, за которой в этот момент раздался особенно залихватский храп, и, не сдержавшись, рассмеялась. Всё понятно, в обаяние гондорских витязей она ничуть не верит. Что ж, подожди, принцесса, приедет и к тебе рыжий принц на белом коне. Конечно, может и не на совсем белом, но это уже не столь важно.
Довольная тем, что сумела хоть немного развеселить подругу, я обняла её ещё раз, а затем, не имея больше времени задерживаться, поспешила к конюшням. В коридорах и внутреннем дворе Цитадели уже во всю кипела жизнь: сновала торопливая прислуга, собирались группами воины, которым совсем скоро предстояло отправиться в самый опасный из походов этой войны, заливисто лаяли собаки, которых царившие неразбериха и суета, похоже, привлекали больше, чем ароматные запахи, распространявшиеся с кухонь, где поварихи спешили приготовить раннюю трапезу.
Пройти по запруженному повозками двору и обойти длинные помещения казарм, стараясь быть не замеченной попадающимися на пути рохирримами, было задачей не из простых; лишь оказавшись возле стойла Талы, я смогла вздохнуть с облегчением. Но и эта передышка длилась недолго: стоило спрятать в сене свои вещи и потрепать по холке радостно всхрапнувшую кобылу, как за спиной уже раздались чьи-то лёгкие шаги. Прижавшись на мгновение щекой к лоснящейся шее своей любимицы, я обернулась к проходу только для того, чтобы увидеть приближающегося к нам… Эйомера. Что я там говорила о лёгкости шагов? Ну вот, кто бы мог подумать, что этот здоровенный бык-культурист умеет передвигаться почти бесшумно? И почему именно сейчас кроме нас с ним и лошадей здесь никого нет? Закон подлости, не иначе. Ведь должны же конюхи уже седлать жеребцов? Или в первую очередь завтрак, а обязанности обождут?
— Лютиэнь, — он был уже так близко, что ноздрей коснулся запах травяного мыла. Похоже, в гостях любимый помнит о том, что нужно посещать купальни и выглядеть подобающе, или слугу приставили, такого же расторопного, как моя Ранара? — Я бы хотел поговорить с тобой, но боюсь, времени осталось слишком мало.
— Мне тоже есть, что сказать вам, господин. Позвольте поблагодарить за такой щедрый подарок как моя кобыла, — не смея поднять на Эйомера глаз, я отчаянно пыталась вспомнить, как обращалась к нему в первые дни своего появления в Медусельде, ведь всё вернулось на круги своя: он — Сенешаль, будущий Король Марки, а я — лишь чужеземная девчонка, которая должна помнить о своём месте, об оказанной милости. По-другому нельзя, иначе он поймёт, как мне больно; видит Бог, этого мне хочется меньше всего. — Если бы я имела возможность расплатиться за Талу, то непременно сделала бы это.