Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 88

Рассматривая великолепные панно на стенах столовой, я пришла к выводу, что Цитадель, если можно так выразиться, выглядит утончённой и изысканной, но всё же гораздо ближе для меня немного языческий Медусельд. Нельзя об этом думать, нельзя сравнивать, от этого лишь сильнее тоска по потерянному, сожаление о том, что не вернулась в столицу Марки, как то подсказывало сделать сердце. Уже ничего не изменить, остаётся попытаться быть такой, какой захочет видеть меня мой покровитель, хотя мысли о своём бессилии, о положении, которое заставляет подчиняться чужой воле, вызывают новые волны отчаяния.

Чувствуя, как подступает усталость, хотя провела на ногах не более часа, я попросила Ранару, чтобы она отвела меня в конюшни. В душе теплилась надежда, что в руки местных конюхов могла попасть моя своевольная кобыла. Так оно и оказалось: Тала стояла в одном из стойл, в которых содержались роханские кони. Как сказал мне светловолосый мальчишка, помогавший на конюшне, её опознал Хама, который уже успел побывать здесь рано утром. Сдерживать слёзы больше не было сил, когда, шагнув за загородку, я обняла за шею мою красавицу, прижавшись лицом к её лоснящейся шкуре. Словно стремясь выразить, что тоже была напугана вчерашними событиями, она прикоснулась носом к моему плечу, жарко задышав и нетерпеливо переступая копытами. Думает, мы сейчас отправимся домой? Тоже здесь не нравится? Увы, этого уже не случится никогда, вдобавок придётся просить Боромира, чтобы он выкупил у Эйомера мою лошадь, самой мне нечем за неё расплатиться, но и расстаться с ней я не смогу, это будет уж слишком: потерять всё и даже кобылу. Заметив на вбитом в стену крючке свою седельную сумку, я испытала некое подобие радости: Тала сумела сберечь мои скудные пожитки.

Долго оставаться со своей любимицей не было никакой возможности: на нас во всю глазели местные конюхи, которым, похоже, позарез нужно было узнать хоть что-то о рохирримке, внешне не похожей не то что на рохиррим, но и хоть на какой-то народ известных им земель, которую взял под свою опеку их господин. Да и Ранара напомнила, что пора завтракать и в постель: наверное, у меня был слишком измождённый вид, если она так торопилась отвести меня обратно в выделенную мне комнату в северном крыле Цитадели. Всё же мне удалось уговорить её зайти хоть ненадолго в Палаты Исцеления к Эйовин. Моя подруга выглядела сегодня немного лучше, она была всё так же бледна, но уже могла сидеть, опершись о подушки, и задавала слишком много вопросов, на которые мне совсем не хотелось отвечать. Что я могу рассказать о том, как чувствуют себя наши раненые, если она находится к ним ближе, чем я, или о том, как устроили остальных воинов? Понятия не имею, наверное, они в здешних казармах, меня поселили далеко от наших. О своём самочувствии тоже говорить не хотелось, впрочем, и она не имела желания распространяться о своём. Посидев у кровати подруги меньше получаса, я была вынуждена сдаться под напором недовольных взглядов Ранары, которой не терпелось отправить меня отдыхать и заняться другими своими обязанностями. Пообещав Эйовин постараться прийти вечером, я направилась вслед за служанкой к раскрытым дверям, в которых столкнулась с Эйомером и Хамой.

— Доброе утро, госпожа. Ты уже на ногах?

А что, мне забиться в угол и, жалея себя, пересчитывать порезы на руках? Не дождётесь!

Несмотря на усталость, желание огрызнуться на неодобрительный тон начальника стражи было очень велико, но, стушевавшись под пронзительным взглядом Сенешаля, я лишь потупилась, рассматривая начищенные половицы. Выручила меня Ранара, которой, похоже, очень хотелось высказать своё мнение о сложившейся ситуации. Даже не знаю, радоваться ли компании этой прямолинейной женщины или в отчаянии закатывать глаза и мечтать провалиться сквозь пол.

— Доброе. Разумеется, доброе. Благодаря господину Боромиру. А вот кое-кому, наверное, стоит поучиться нести ответственность за чужие жизни прежде, чем он станет правителем целого государства.

С этими словами, не дожидаясь ответа, служанка схватила меня за локоть и буквально утащила в почти безлюдный коридор. Услышать, была ли реакция на такой дерзкий выпад, не удалось; вскипев, словно чайник на огне, она продолжала ворчать о том, как рада, что родилась в Гондоре, где немыслимы поступки, подобные тем, которые совершают дикари из Рохана. Попытавшись из неожиданно пробудившейся вредности возразить ей, я лишь нарвалась на возмущённый взгляд.





— Милая моя, он, конечно, хорош собой этот ваш Эйомер. Но и только. С лица воды не пить, а поступки его говорят сами за себя. Все мы имеем слабость терять голову от восхищения при виде статных воинов. Сначала мы видим в них доблесть, потом искусителей и лишь в последнюю очередь умудряемся разглядеть козла.

Невольно хихикнув от того, что, оказывается, не только в моём времени мужчин сравнивают с парнокопытными, я, наконец, заслужила одобрительную улыбку Ранары. Смягчившись, она принялась рассказывать о том, как сильно боялась связывать жизнь со своим покойным мужем — уж слишком красив и вспыльчив он был: разве сладишь с таким? Решив, что она, должно быть, от него не слишком отставала ни в том, ни в другом, потому что и сейчас была очень миловидна и остра на язык, я с удовольствием приняла предложение позавтракать в малой столовой, в которой ещё не успели убрать со столов.

Небольшая, хорошо протопленная зала оказалась очень уютной, а поданные каша, тушёная капуста, лепёшки с мёдом и чай – вкусными; но больше всего меня порадовала встреча с заглянувшими подкрепиться Мэрри и Пиппином. Оба хоббита выглядели уставшими и словно враз повзрослевшими, посерьёзневшими, однако разговорчивости в них не убавилось. Именно от Мэрри и Пиппина я узнала о многих подробностях вчерашней битвы, а так же о том, что сегодня днём Арагорн планирует провести Совет, на котором будет решено, как в дальнейшем действовать союзникам. О том, чем он закончится, мне примерно было известно, а чтобы воплотить в жизнь моё решение, нужно непременно вечером поговорить с Боромиром и заручиться его позволением, но всё это немного позже, а сейчас надо изображать из себя пай-девочку и, распрощавшись с приятелями, отправляться отдыхать под строгим присмотром Ранары.

— Встретимся за ужином, — постаравшись улыбнуться, кивнула я Мэрри и, когда он, навострив уши, склонился ко мне, тихо попросила, — попытайтесь передать Маршалу Гондора, что мне нужно с ним поговорить, вдруг он вечером будет занят и не выйдет к трапезе.

— Мне жаль, что всё так случилось, — нахмурившись, хоббит отвёл взгляд, и стало ясно, что ему тоже известно, что Эйомер запретил мне возвращаться в Рохан. — Возможно, ещё можно что-то исправить? Если Эйовин…

— Эйовин очень слаба, ей нельзя волноваться, прошу, ничего не говори ей, — пытаясь скрыть снова закипающие отчаяние и обиду на Эйомера, я опустила ресницы и, допив чай, поднялась из-за стола. Если бы можно было хоть что-то исправить, но что? Что я могу исправить? Что вообще от меня зависит? Устроить скандал и закатить истерику? Разве есть в этом толк, если я безразлична тому, которому так неосмотрительно подарила своё сердце? Если было бы по-другому, неужели бы он не нашёл слов, чтобы всё исправить? Слишком всё серьёзно, слишком необратимо, особенно, если Эйомер решил отмолчаться.

Несколько часов глубокого сна и впрямь пошли на пользу. Сомкнуть горящие веки стоило большого труда, но как только удалось это сделать, измученное сознание мгновенно отключилось, подарив странный сон: длинные коридоры среди сложенных из светлого камня стен, солнечные лучи, льющиеся, кажется, от самого потолка, чьи-то едва слышные шаги за спиной; смелости так и не хватило, чтобы оглянуться, узнать, кто мой спутник или, может, преследователь. Блуждание в сомнах яркого холодного света закончилось с приходом Ранары, решившей узнать, принести ли мне ужин в спальню, или я спущусь в обеденный зал. Трусливое желание не ходить туда, где можно столкнуться с Сенешалем и воинами эореда, было очень велико, и всё же не настолько, чтобы забыть о разговоре с хоббитами. Попросив служанку помочь одеться, и, расчесав волосы, оставить их волнами струиться по спине, чтобы хоть немного прикрыть украшающие шею и плечи синяки, я последовала за ней на первый этаж, туда, где располагались кухни и трапезные.