Страница 38 из 88
========== глава 19. Ты лжёшь, я у тебя учусь… ==========
— Я не понимаю, почему, если я ниже ростом, то мне нет места в эореде, — пытаясь заглушить боль, отчаяние, страх, злость и гнев, которые мучили меня с того самого момента, как несколько часов назад стало известно, что воины Рохана выезжают на поддержку Гондора в битве против общего Врага, я до боли стиснула кулаки. — Хама знает, что я владею мечом, он видел, так почему мне отказано? Чем я хуже других? Я ведь ни косоглазием, ни рукожопостью не страдаю!
— Тем, что не родилась мальчиком, — положив ладонь на моё плечо, Эйовин невесело улыбнулась, она знала, что я лишь пытаюсь пошутить, но всё же разделяла моё негодование. — И дело тут совсем не в росте, хафлингу тоже запретили ехать к Минас-Тириту, хотя он и уверяет, что умеет обращаться с оружием.
— Ну да, с рогаткой, — нахмурившись, я покосилась на Брендибака, который вяло ковырялся вилкой в тарелке с тушеной капустой, потеряв всякий аппетит после отъезда друга. Мы же стояли у окна в почти опустевшем после прошедшего в гнетущем молчании ужина тронном зале.
— Главное это храбрость и смелость, а их у нас троих хоть отбавляй.
— Но нас всё равно никуда не возьмут, — тёплая шаль не грела: холодно было душе, а не телу; взгляд невозможно было отвести от ярко светящихся в сумеречной мгле окон казарм. — Разве это справедливо?
— Возможно, нам разрешат проводить гарнизон до Мёрзлого Рога, — пожала плечами подруга. — Но это, если будем держать язык за зубами и перестанем высказывать вслух свои мысли.
— Ценное умение, — и правда, кто бы и меня научил этой добродетели? Мне вот придётся всю ночь просить Эйомера взять меня с собой хотя бы туда, после того, как я неосторожно, не заметив в тени колонны его высокую фигуру, просила Хаму принять меня в качестве оруженосца. Разумеется, тот не слишком деликатно послал меня в ткацкую шить рубашки, а у закашлявшегося любимого взгляд был такой недобрый, что я испугалась, как бы он опять не запер меня в темнице прямо здесь, в Медусельде. — Ну почему мужчины такие упрямые и не хотят понимать, что мы тоже можем стремиться защитить тех, кто нам дорог, и свой дом?
— Уверена, что не побоишься нарушить все запреты? — склонившись к моему уху, тихо спросила Эйовин.
— Проходили уже, — хмыкнула я, обернувшись, и с интересом взглянув в её ставшее вдруг сосредоточенно-бледным лицо.
— Тогда пойдём, — подруга потянула меня к дверям, внимательно оглядываясь на тех немногих, кто ещё не покинул зал. — Есть у меня одна идея, главное, чтобы мужества хватило решиться.
Нужно сказать, что Эйовин сумела меня удивить: стоя в небольшом, граничащим с оружейной помещении, с трудом сдерживая волнение, я прикасалась к вывешенным на стойках лёгким кольчугам и шлемам вполне умеренного размера.
— Откуда это? Они же разве что мальчишкам впору?!
— Верно, — кивнула рохирримка, вставляя в крепление на стене факел, с которым мы пришли, и показывая мне тонкую золотистую кольчугу, которая висела чуть в сторонке от других. — В них и тренируются мальчишки, но ведь нам с тобой в самый раз? Выбери себе амуницию, нам нужно успеть упаковать всё и спрятать в конюшне, чтобы завтра незаметно приторочить к сёдлам.
— Надёжнее всего у Талы в стойле, я сама ею занимаюсь, туда даже случайно никто не заглянет, — нескольких минут мне хватило, чтобы выбрать кольчугу, шлем и показавшиеся самыми лёгкими наручи и сложить их в протянутый Эйовин мешок. — Значит ты решила в этот раз не оставаться в тылу?
— А как ещё я могу поступить, если все, кто мне дорог, уходят туда, откуда возможно нет возврата? Разве должно мне оставаться здесь, когда они будут рисковать жизнями? Что будет со мной, если их не станет? Лучше принять смерть плечом к плечу, чем трусливо дожидаться подачек судьбы, — голос роханской девы был твёрд, в голубых глазах сверкнул холодный огонь. — Следопыты тоже уходят завтра ещё до рассвета… К Эреху…
Я лишь покачала головой, ощутив то, что она так старательно пыталась скрыть: влечение к Арагорну. Очевидно, от себя, от своего сердца не уйдёшь, и, даже если знаешь, что мужчина, который завладел всеми твоими помыслами, принадлежит другой, чувства менее пылкими не станут. Не собралась ли она искать смерти на поле брани, поняв, что не сможет быть с тем, кого полюбила? Но нет, моя подруга не такая, она очень жизнерадостна, я не раз замечала это, и не захочет искать успокоения сердца в забвении. К тому же я буду рядом. И ещё кое-кто…
Услышав скрип дощатого пола, мы одновременно обернулись к двери и увидели Мэриадока, на веснушчатом лицо которого светилось явное любопытство.
— Я с вами, — уверенно произнёс хоббит. — Обещаю сохранить всё в секрете, если возьмите меня третьим.
Вот так шантажист из Шира! Но сердиться на него мы не могли: разве рассердишься на выбор храброго хафлинга? Пусть он невелик ростом, зато сколько задора в его зелёных глазах, сколько в нём силы и мужества, которое, как и наше, не ценят витязи Марки.
Собрав всю необходимую амуницию, мы отнесли её в конюшни, что потребовало максимальной осторожности, поскольку дворец и казармы перед завтрашним выходом в поход были похожи на растревоженный улей, а затем чинно отправились спать.
Оказавшись в своей комнате, умывшись и расчесав волосы, я забралась в постель, которая без Эйомера казалась такой большой, пустой и холодной. Сердце замирало от тревоги: придет ли он сегодня? Найдёт ли хотя бы несколько минут для меня во время кипящей подготовки к предстоящему бою? По щеке скатилась слеза, стирая её, я обняла подушку и прижалась к ней лицом: как же быстро я стала зависимой от любимого, от его присутствия, объятий и сильных рук. Ему нужно выспаться этой ночью, а я эгоистично молюсь лишь о том, чтобы пришёл, чтобы целовал так сладко, как умеет только он. И это при том, что я лгунья, я собираюсь обмануть его. Эйомер наверняка потребует, чтобы я оставалась в Медусельде, и, не задумываясь, не боясь никаких гнева и наказаний, я солгу ему. Солгу, потому что люблю, потому что не смогу жить, если с ним что-то случится, не смогу оставаться здесь и неделями ждать известий. Не выдержу такой долгой разлуки. К тому же я теперь в связке с Эйовин и хоббитом, и уже не могу подвести их, иначе стану волноваться ещё больше. Мужчины в своём стремлении запереть нас под семью замками и защитить от врага не осознают, как страшно нам оставаться без них, не ведая, суждена ли новая встреча, или же впереди лишь годы смертной скорби и печали. Да, мне с раннего детства известно всё, о чём написал в своих книгах Толкин, но ведь Боромир жив, а значит, зеркало Владычицы Лориэна обмануло профессора. Кто знает, в чём ещё оно ошиблось? Время шло, минуты складывались в часы, и слёзы уже беспрерывным потоком лились по щекам, когда в двери, наконец, постучали. Услышав заветный звук, я мигом вскочила с кровати и уже через несколько секунд утонула в медвежьих объятиях своего витязя.
— Что случилось? — встревоженно спросил он, поднимая за подбородок и рассматривая моё влажное от слёз лицо, которое так хотелось спрятать на его груди. — Что, милая?
Едва не разрыдавшись ещё сильнее, я поцеловала пальцы, которыми он принялся стирать солёную влагу с моих щёк.
— Просто, я испугалась, что сегодня… Ты не придёшь… Ведь тебе столько всего нужно успеть…
— Нужно, — кивнул Эйомер, прерывая мои бессвязные объяснения и гладя широкими ладонями по подрагивающим плечам. — Но ведь я знаю, что ты меня ждёшь.
От его слов стало тепло, словно весеннее солнце озарило продрогший за ночь луг. Словно росу он сцеловывал слёзы, и хотелось остановить эти мгновения, чтобы провести так всю жизнь, чтобы ничего больше не происходило, лишь мы вдвоём, лишь наша любовь, наши нежность и страсть. Страсть, от которой кружится голова, когда Эйомер поцелуями опаляет губы, шею и ключицы, когда стягивает сорочку и, сжимая, гладит обнажённую грудь, когда он остаётся без одежды и, укладывая в постель, накрывает своим поджарым, мускулистым телом. Когда от вольных ласк в крови зажигается огонь, а в слиянии рождается наше солнце, к которому мы летим, чтобы окунуться в искрящие пучины наслаждения.