Страница 32 из 88
Караван хоть и двигался медленно, вернулся в Эдорас значительно раньше отряда Конунга, который должен был прибыть в столицу, если верить сообщениям гонцов, лишь через сутки. Жители поспешили в свои покинутые дома, а нас с Эйовин ждал Медусельд. Удивительно, как он опустел без своего Короля: холодный воздух обжигал кожу, в тёмных углах поселились зловещие тени, по просторным залам бродили сквозняки. Остаток дня прошёл в разжигании каминов и факелов, приготовлении ужина для вернувшегося гарнизона витязей и наведении порядка. Никогда бы не подумала, что всего за неделю может скопиться так много пыли, а каменные стены остынут, превращая чертоги в ледяной карцер. Даже вездесущие собаки попрятались в конюшнях, и только почуяв запах еды, к концу ужина пробрались под столы. Лишь глубокой ночью я смогла попасть в свою комнатку и, выстирав в тазу ставшие почти дубовыми от грязи рубашку и брюки, омыть тело в купальне. Простое цветочное мыло доставило больше радости, чем некогда дорогие гели для душа; тёплая вода и густая пена ласкали покрытую желтеющими синяками и кровоподтёками кожу. Ушибленное ребро уже почти не болело, как и затянувшиеся ссадины на костяшках рук. Тихо мурлыча под нос незамысловатую мелодию, я завернула в полотенце влажные волосы, накинула сорочку и направилась к постели. В детстве мне казалось, что от всех невзгод можно укрыться, свернувшись клубочком под тёплым одеялом, но сейчас всё было по-другому. Задув свечу, я вжалась лицом в подушку, но это не помогло избавиться от страшных воспоминаний об орках и минувшей битве. Даже в самых ужасных кошмарах невозможно представить, как страшны порождения тьмы, слуги Сарумана и Мордора: серо-зелёная кожа покрыта зловонной испариной, с клыков стекает чёрная слюна, а сила словно неиссякаема. До сих пор удивляюсь, как мне удалось сразить нескольких? Как удалось пережить кошмар всех этих дней и не сломаться, продолжать дышать, двигаться? Мышцы, правда, ещё болели, но всё же я осталась жива, хотя почему-то изначально была уверена, что погибну в бойне за Хельмову Крепь. То ли я сильнее, чем сама думаю, то ли дуракам везёт, что более вероятно, но впереди ещё сражение за Минас-Тирит, и теперь меня уже не привлекает идея в нём поучаствовать, напротив, как и предупреждал Эйомер, хочется найти укромную нору, чтобы спрятаться, забиться в неё как трусливая мышь. Не хочу больше боли, рассечённой кожи и ударов, которые едва хватает сил сдерживать. Дома, на тренировках, всё было по-другому, там не было настоящего Врага, а здесь Он так велик, что паника закипает в самом сердце, и, если хочешь выжить, то нужно научиться перебарывать её, и я обязательно смогу, но только не сегодня. Сегодня хочется забыть обо всём, через что пришлось пройти, и думать только об Эйомере, вспоминать его руки и мечтать о том, что он рядом, касается губами волос и обещает защитить от всего того зла, что идёт из Чёрных Земель. Но даже мысли о Сенешале не смогли избавить от поселившейся в сердце боли, от воспоминаний о возведённом пленёнными дикарями кургане павшим воинам, о том, как часами мы переворачивали мёртвые тела, разыскивая среди них раненых, чтобы потом обмывать и перевязывать их в палатах исцеления. Крики от невыносимых страданий всё ещё стояли в ушах, а ладони казались липкими от бегущей из ран тёплой крови. Она пахла ржавчиной и солью, смертью и отчаянием. Даже во сне я не смогла забыть этот запах и была бесконечно рада солнцу, проникшему на рассвете в окно ласковыми розовыми лучами.
Дворец ещё спал, когда умывшись, заплетя косы и надев тёплое синее платье, я спустилась вниз. Лишь на мраморной террасе бодрствовали караульные, с которыми о чём-то вполголоса беседовал казавшийся неутомимым Хама. Завидев меня, они оборвали разговор, приветствуя улыбками и кивками.
— Отчего юной деве не спится в столь ранний час? — спросил начальник стражи, окинув меня внимательным взглядом: наверное, проверяет, не взяла ли с собой меч. Знаю, он злится на меня: за время с возвращения в Эдорас Хама успел уже два раза отчитать меня даже жёстче, чем Эйомер. Его упрёки относились, в основном, к моему участию в схватке с напавшими на караван орками, но так же воин видел и то, как я билась у взорванной стены, и это тоже вызвало его недовольство и непонимание. И бесполезно было объяснять, что я лишь хотела помочь, что тоже имею право разить неприятеля: на это мне было не слишком вежливо указано, что все мои права и обязанности начинаются и заканчиваются на кухне и в ткацкой. В общем, патриархат во всей своей красе: женщина, марш печь пироги и не мешайся под ногами, твоё дело маленькое - мужа в постели ублажить, да сына ему родить.
— Хочу конюха проведать, возможно, ему помощь нужна, — склонив голову под колким взглядом рохиррима, я поспешила к конюшням.
Кеорим и впрямь уже проснулся и теперь задавал овса лошадям, вместе мы управились с этим в два раза быстрей, а потом уделили внимание тем из скакунов, которые имели повреждения на коже и нуждались в лечении. Занимаясь привычным делом и рассказывая старшему конюху обо всём, что происходило в Хельмовой Крепи, я постепенно успокаивалась. Тепло ставших родными деревянных стен словно проникало под кожу, острый запах сена, навоза и конского пота напоминал о тех днях, когда были ещё неведомы орочьи полчища, и главным страхом была неизвестность и возможное столкновение с Гримой. К полудню пришла Эйовин, и лишь когда она посетовала, что ищет меня пол-утра, и на кухнях нужна помощь, так как скоро должны вернуться Конунг и Эйомер, а вечером будет большой пир в честь погибших витязей и одержанной победы, я вспомнила о том, что до сих пор даже позавтракать не успела. Правда, аппетит как появился, так тут же и пропал, стоило подумать о том, что скоро увижу Сенешаля. Спеша за рохирримкой во дворец, я не чувствовала под собой ног, хотелось одновременно привести себя в порядок и убежать, спрятаться где-нибудь далеко, где никто не найдёт. Что же со мной происходит? То скучаю по Эйомеру так, что нет сил дождаться встречи, то боюсь, невыносимо боюсь оказаться с ним рядом. Боюсь холодного взгляда серых глаз, боюсь, что всё — лишь злая шутка. Это слишком больно, я не готова к подобному. Говорят, первая влюблённость приносит больше страданий, чем радости, и сейчас я готова подписаться под каждым словом. Конечно, целует Эйомер потрясающе, а от его прикосновений по коже бегут мурашки. Но вот сейчас, едва не порезавшись ножом при разделке мяса, уронив подносы и чуть не перебив яйца, которые были нужны для замеса теста, я чувствовала себя очень неудобно под взглядами удивлённых кухарок. Конечно, они уже привыкли к моей расторопности и теперь были неприятно удивлены подобной неловкостью, но руки просто не слушались меня.
— Ты слишком устала за последние дни, — сочувственно вздохнув, заметила Эйовин. — Пойдём со мной, возможно, в убранстве зала от тебя будет больше пользы.
Но и там я проявила себя с крайне неуклюжей стороны, споткнувшись о скамью, которую очень трудно было не заметить, и застелив один из столов расшитой скатертью изнанкой наверх.
— Лютиэнь, тебе нужно выспаться, может лучше поднимешься к себе? — смеясь, предложила Эйовин, когда я повздорила с вертящейся под ногами рыжей псиной, но тут со двора донёсся звучный гул рога, и, переменив решение, она потянула меня к дверям. — Наконец-то они вернулись!
Выбежав на верхние ступени террасы, туда, где уже столпились прислуга, стражники и конюхи, мы смотрели на въезжающий в распахнутые ворота отряд. Почти спрятавшись за высокой подругой, я затаила дыхание: впереди были Конунг, Эйомер и Гэндальф, за ними следом ехали роханские витязи и мужчины в простом сером обмундировании, наверное, это и есть дунадан, прибывшие в поисках своего предводителя из самого Ривенделла. Громко сквернословивший Гимли требовал, чтобы Леголас скорее спустил его на землю — похоже, он всё также неуверенно чувствовал себя в седле. Над его особо скабрёзными замечаниями громко смеялись сидевшие в сёдлах волшебника и Арагорна похожие на низкорослых подростков юноши. Мне впервые довелось увидеть хоббитов, и, нужно сказать, выглядели они весьма колоритно. Но всё же, взгляд, лишь ненадолго задержавшись на них, вернулся к Сенешалю: кажется он был чем-то встревожен и привычно хмурился, это заставило меня отступить к мраморной колонне, когда поспешившая вперёд Эйовин обняла сначала Тэйодена, а затем его. Сердце кольнула болезненная зависть, мне до дрожи в пальцах хотелось прижаться к груди её брата, но разве я посмею сделать это здесь, на глазах у всех? Впрочем, он даже не посмотрел в мою сторону, не искал взглядом, а значит, страхи последних дней были не напрасными. Чувствуя, как живот скручивает от тошноты, я попятилась к дверям и, оказавшись в освещённом факелами коридоре, бросилась к лестнице. Скорее, пока за спиной не раздались голоса вернувшихся во дворец воинов, пока никто не увидел жгучих слёз. Горло сдавило от рыданий, но лишь оказавшись в своей комнате, на заправленной кровати, я дала волю рвущемуся из самого сердца глухому стону. Его не смогла заглушить и прижатая к лицу подушка, но разве кто услышит?