Страница 24 из 88
========== глава 13. Я пока не решил, как наказать тебя… ==========
— Только сегодня? — ужасно захотелось пихнуть Сенешаля локтём в бок, но, учитывая, что он в латах, больно будет одной мне. — А разве Гэндальф тебе вчера ничего не сказал?
— Сказал, — усмехнувшись, он, наконец, отпустил меня. — Сказал, что ты действительно жила в королевстве за морем, а мне, чтобы доверять тебе, нужно научиться слушать своё сердце.
Упс, похоже, Волшебник всем даёт этот универсальный совет, а ещё поддерживает чужую ложь во спасение.
— Хорошо, если мы разобрались с тем, что у меня и в мыслях нет кому-либо вредить, — начала я, когда Эйомер, сжав в ладони мои пальцы, настойчиво повёл к спящему лагерю. — То, возможно, ты позанимаешься со мной немного утром перед завтраком?
— Позанимаюсь чем? — не оборачиваясь, попытался уточнить воин.
— Потренируешь с мечом.
Эйомер всё же оглянулся, и мне захотелось сквозь землю провалиться под его недобрым взглядом. Говорю же — хамелеон — не пятьдесят, сто оттенков негодования.
— Зачем это тебе? — голос стал стальным, из него в миг исчезла всякая теплота.
— Ты же сам сказал: времена тёмные, мы в кольце войны, орки рыщут, я должна уметь постоять за себя, защититься, — опустив всё ещё влажные от слёз ресницы, я взглянула на наши сплетённые пальцы: его — смуглые и сильные и мои — белые и тонкие, словно день и ночь соединились. — Пожалуйста.
— Нет, — отрезал Эйомер, похоже отказываясь слышать мольбу в моём голосе. — Девушка не должна брать в руки оружие, я ещё разберусь с тем, кто его тебе дал.
— Но я владею мечом и, если случится бой, смогу быть полезна, как и любой воин. Мне лишь нужны тренировки, чтобы не растерять навыков.
— Дева-воин? — он выплюнул эти слова, словно они были ядовитыми. — Что ты знаешь о войне, чтобы считать, что можешь быть полезной в бою?
— Я никогда ещё не была на войне или в настоящем бою, но уверена, что в нужный момент смогу…
— Да я не сомневаюсь в твоей храбрости! — перебил Эйомер, впиваясь в меня внимательным взглядом. — После драки, которую ты затеяла с Боромиром, я уже понял, что твоя смелость граничит с безрассудством. Но посмотри на себя: тонкая, хрупкая девчонка! В тебе силы не больше, чем в птенце зяблика по весне. Боромир контролировал себя, это был лишь нелепый урок для самонадеянной нахалки, которая посмела поймать его на слове, но в бою никто щадить тебя не станет. Что будет, когда ты окажешься под градом свистящих стрел среди обезумевших от ярости орков, мёртвых тел и кровавого месива? Думаешь, вспомнишь о том, чему тебя возможно научили? Нет! Ты бросишь свой меч и в панике станешь метаться, ища укрытия, но его не будет, тебя разорвут, прежде чем осознаешь, что происходит. Пойми же, что война это не детские игры, воевать могут только мужчины, тебе там нет места.
— Значит, попрошу Леголаса, он не откажет, — упрямо вздёрнув подбородок, я с трудом выдержала гневный взгляд Сенешаля. Считает меня слабой и ни на что не годной? Ну и пусть! Мне всё равно, но как же жаль того перемирия, которое установилось между нами всего несколько минут назад.
— Ты не посмеешь, я запрещаю! — он с такой силой сжал мою руку, что на глазах снова выступили слёзы. — Забудь даже думать об этом!
— Ты не можешь мне приказывать! Я не твоя служанка или подданная! — толкнув его, я попыталась вырваться, но это было всё равно, что пытаться сдвинуть скалу; Эйомер лишь крепче сжал меня, притягивая к себе и глядя в лицо таким потемневшим взглядом, что на голове с перепугу едва волосы не зашевелились. На высоких скулах ходили желваки, ноздри гневно подрагивали: похоже, лучше заткнуться, чтобы не бесить его ещё больше, но ведь он уже так проницательно подметил моё безрассудство, вот и сейчас оно пересилило желание прикусить язык. — Я свободный человек! Твоя сестра дала мне крышу над головой, еду и одежду, но я отработала их честным трудом! Ты не можешь отдавать мне приказы, я не стану им подчиняться! Только попробуй заставить меня хоть что-то сделать, уйду в тот же день!
— Моя сестра не оставила бы тебя без моего позволения, не стоит забывать об этом, — почти прошипел он, запуская пальцы в мою растрепавшуюся косу и больно сжимая волосы на затылке. Чувствуя, что он с трудом сдерживается, чтобы не дёрнуть так, чтобы искры из глаз посыпались, я попыталась сохранить стойкость и не зажмуриться. — Посмей хоть раз ослушаться меня и узнаешь, что будет.
— Похоронишь рядом с отравленной Гримой собачонкой?
— Нет, милая, хуже! Такой исход был бы благословением для тебя!
С этими словами он потащил меня в лагерь и бесцеремонно толкнул к одному из костров, у которого спали женщины и дети. Устроившись у огня, я с досадой наблюдала, как он направился к разбитому для Тейодена шатру, и клялась себе, что никогда в жизни не выполню ни одного его чертова приказа, однако утром так и не решилась подойти к мирквудскому эльфу со своей просьбой.
После приготовленного наспех завтрака мы вновь выдвинулись в путь: дорога вывела из створа долины в степи, которые на горизонте сливались с бурыми холмами и затянувшими небо тучами. От вчерашнего весеннего тепла не осталось и следа, влажный туманный воздух нагонял тоску, а мысли, не давая успокоиться, вертелись вокруг ночной ссоры с Эйомером и его рассказа о зверских бесчинствах орков и Сарумана. Поглаживая шелковистую рыжую гриву Талы, я с ужасом думала о страшной участи тех несчастных, которые были захвачены в плен вражьими слугами: лучше уж смерть, чем такая доля. Даже представить невыносимо, что тела могут коснуться орочьи лапы, а уж терпеть насилие, подвергнуться надругательству и выносить в себе чудовище: Эйомер прав, это самое страшное, что может случиться, это то, что невозможно пережить, сохранив в здравии рассудок. Если тело и выживет, то душа умрёт навсегда. Каково же тем роханским воинам, которые не смогли уберечь свою суженную, жену, сестру или дочь? Теперь понятно, почему они так яростны и непобедимы в бою, почему обладают столь жёсткими, подозрительными нравами: закалились в своей беде, испили боль за родных полной чашей.
— Как думаешь, Гэндальф долго будет искать подмогу, за которой поехал? — спросила я у едущей рядом Эйовин, сдерживая Талу, почему-то недовольно фыркнувшую на жеребца Эрвина, который приблизился к нам, чтобы поздороваться.
— Если бы я поняла, кого волшебник собрался привести к нам на помощь, то смогла бы ответить на твой вопрос, — качнула белокурой головой рохирримка. — Но он так мудрёно говорил о каких-то союзниках, имён которых мне не удалось запомнить, что я сама не знаю.
— Вам нечего бояться, — задорно улыбнувшись, пообещал молодой воин, хотя и не стал подъезжать слишком близко, чтобы не нервировать мою кобылку ещё сильнее. — Горнбург и Хельмова Крепь выдержали не одну осаду и не разу не пали, а сейчас, когда нам предстоит защитить самое дорогое сокровище Марки — наших женщин, мы и подавно справимся.
— Как сладкоречив ваш соловей, красавицы, — расхохотался Гимли, которого Леголас усадил в седло Эрода и теперь пытался научить управлять лошадью, что похоже было не самой лёгкой задачей, учитывая, что привыкший взбираться по горным хребтам гном сейчас проявлял явную боязнь высоты. — Надеюсь, он владеет оружием так же хорошо, как словом?
— Всяко лучше, чем ты поводьями, — предположил эльф, ведя жеребца под уздцы. — Прекрати сжимать бока Эрода своими стальными сапогами, иначе он тебя сейчас сбросит.
— Железные только подошвы, остальное — кожа, — попытался оправдаться Гили, честно стараясь расслабиться и не вцепляться в терпеливого скакуна всеми четырьмя конечностями сразу.
— Ну да, именно поэтому следопыт из тебя не получится, слишком громко ходишь.
— Зато мыши по ночам наверняка все разбегаются, — улыбнувшись, я вспомнила, какой подняла визг неделю назад, когда увидела в умывальне среди полотенец нагло почёсывающегося Джерри, который не обратил на мои вопли, ровным счётом, никакого внимания и соизволил удалиться восвояси, лишь когда в него полетела туфля.